Рука до невозможности зудела, не давала покою, трещала и до дрожи в черепной коробке его бесила. Бесила настолько, что Себастьян готов был взвыть и заскрести ногтями о вековые камни в подземелье гостиной Слизерина. Проснувшись утром, он уже прекрасно все знал, свой вердикт они обсудили с командой в тот же вечер, когда он вышел из лазарета с поникшей головой. Бастьян отчетливо понимал, что на метлу в открывающем сезон матче он не сядет точно, а все, что открывала ему перспектива в виде сломанной руки - это место среди болельщиков, которое сегодня утром он успешно оставил пустовать. Его просто раздражало. Подводить кого-то из-за нелепости, случайности, непредвиденного исхода событий было из ряда вон выходящее, заставляющее чувствовать слизеринца вязкую липкую жидкость разочарования в груди, которая будет плескаться вплоть до того момента, пока не вырвется наружу. Не отличавшийся агрессивностью, Фоули выражал это иначе, более завуалировано, без лишних слов и резких движений рук, когда еще чуть-чуть и можно будет доставать палочки. Нет, он поступал иначе. Когда переполняющая внутри грязь становилась излишне давящей, сжимающей исправно работающие органы, Себастьян выбирал себе жертву, скажем, с Рейвенкло, ему все равно, затем начинал с красивых фраз и так и ластящейся по коже легкой холодной улыбки. Не ожидающие подвохов не ждут. Так Фоули мог успокоиться, хотя чаще всего он держал в себе свою злость, не позволяя какой-то мелочи испортить его с виду идеальный образ наследника.
Он просто сидел, откинув голову на привычном своем месте - кресле, утрамбовав сломанную руку на подлокотник. С виду все казалось таким нормальным. На деле же было куда сложнее.
Войти во вкус паутинных размышлений так нещадно просто, что кажется, будто и выйти из них можно по одному лишь собственному желанию. Но это, конечно же, простая глупая ложь, искусно наложенная иллюзия, чтобы все они продолжали тонуть в пучине гребанных мыслей и в какой-то момент просто не смогли выкарабкаться оттуда. Так легко поддаться искушению, но так сложно потом от него отказаться. Ему ли не знать. Если случалось что-то плохое, Фоули первым делом копался в себе, пытался распутать тоненькие нити паутины, не дай Мерлин хоть одна из них не выдержит напора и с легким отзвуком порвется пополам – все полетит к чертям. Ходить по этой грани отнюдь не приятно, как многие позволяют себе думать. Нет, это отвратительное чувство собственного же промаха, в котором ты едва ли виноват, сжирает прямо изнутри – по венам к сердцу, а ты просто терпи. Терпи так, будто от твоей выдержки зависят жизни, миллион жизней: отца, матери, твоих друзей и обычных прохожих, с которыми ты случайно столкнулся в Косом переулке. Себастьян умел делать это как никто другой. Погружаться с головой в себя, выныривать из этой соленой пучины с непревзойденной легкостью, сказывались годы тренировок.

Он молодец, ему все удается, идеальный наследник.

Послушай эти слова еще один раз, а за тем проглоти, будто в горле нет никакого комка, будто для тебя все тоже идеально.
И для него было, честное слизеринское. За исключением некоторых маленьких и кажущихся незначительными нюансов, рушащих, словно маленькие камушки, летящие в только что отполированное стеклянное окно, его прекрасную картину рутинного быта. Вот он тренировался, готовился и отрабатывал связки, а вот вместо того, чтобы бросать в кольца противника квоффл он сидит на кресле, пока рука продолжает нестерпимо зудеть, напоминая о провале. Как и стекло, дающие трещины от кучи отпрыгивающих с характерным для этого звуком удара миниатюрных камней, краска картины трескается и осыпается. Совсем чуть-чуть и пока незаметно. Вот если бы так могло остаться на вечность.   
Пыхтение камина, отдаленные тихие шаги – он даже не поворачивается. Сидит исполинской статуей, небрежно облокотившись на здоровую руку. Языки пламени ласкают обуглившиеся бревна. Как иронично, смерть даже тут в казалось бы обычной, совершенно нормальной и спокойной рутине. И в их жизни тоже, частенько случается странное, ненормальное, неописуемое. Вот, к примеру тот факт,  что его невеста, своим кротким вздохом привлекшая его внимание, сидит тут. Тут, рядом. Без каких-либо слов, но Себастьяну вдруг хочется сказать кроткое "спасибо" за то, что Диана делает неосознанно. Она вытащила его из съедающей изнутри пучины.
Они никогда не являлись влюбленной парой, это был договор - их отношения строились на нем. И Фоули не знал, когда у них все переросло в нечто странное, совершенно не похожее на обычные "привет-пока", брошенные в моменты встреч лоб к лбу. Не мог придумать названия их соперничеству, их взглядам и самой Диане в целом.

Она была в его жизни.

Это являлось данностью, которую менять из них никто давно уже не хотел. Да и в чем смысл, если браки аристократов строятся именно таким образом? Ее взгляд - Фоули вновь замечает, и в любой из тысячи похожих ситуаций он бы саркастично ухмыльнулся, но не сегодня. Настроения для переброса циничными фразами у него не было ни капли.
- Здравствуй, - как в медленной съемке он наблюдает за ее нелепыми действиями: книга, закладка, сосредоточенный взгляд на строках с буквами, - разве что начнешь читать вслух, что вряд ли произойдет,  - молчание, которого Бастьян хочет избежать. Он уже вынырнул из пучины мыслей благодаря Трэверс, вновь становится утопленником ему не хочется, а единственным собеседником в гостиной являлась его невеста, пропускающая матч. Вопрос почему? он решил не задавать вовсе. - Ты часто читаешь. Что на этот раз?

Отредактировано Sebastian Fawley (23.01.2019 22:27:25)

Когда становится плохо, гадко и липко на душе, - ищешь собеседника для задушевной беседы "поплакаться в жилетку". Так поступали практически все, изливая душу родным людям, но не Фоули. Ему не надо было глупых советов, похлопываний по плечу со словами о том, что дальше все будет хорошо - это бред и ему он ни капельки не поможет. Он не хотел слышать слова поддержки, или немого молчания в ответ, будто тишина решит все проблемы, потому что он просто не тот человек, который будет трезвонить об угнетениях душонки даже своим самым близким друзьям. Не умел, не хотел учиться. Себастьяну нужен был воздух, свежий зимний ветерок с нотками хвойного леса и кристально чистой воды; хотелось почувствовать мнимую свободу в однмо нещадном моменте, когда покидаешь стены родной школы со всеми мыслями о том, что творится в них, в кабинетах и гостинной, в коридорах и зале; нужен был разговор, самый обычный и без переваливания груды кирпичей с одних плеч на другие. Просто так, чтобы вдруг стало чуточку легче, будто не сломанная рука зудит и чешется, утрамбованная на подлокотник. Будто так и надо, закономерность этого гребаного мира, правильное постановление двух шахматных фигур, не пешек: он и она.

Правильным казалось уже то, что они не молчали, не язвили и не выражали недовольства. Отдаленно, но начинало помогать. 

Сейчас, сидя рядом с Трэверс, он мог ощутить то, что все не так уж и страшно. Мерлин его знает почему. Просто-напросто она оказалась в этом месте именно сейчас, и именно сейчас решила снять вечную маску "идеальной невесты". Да и вообще, не думать обо всем - это самый что ни на есть верный способ прийти в обычное свое русло. Спокойное такое, размеренно текущее куда-то в даль, где не видно даже линии горизонта. Знает ли Диана о том, как выручила сейчас самого серьезного парня? Догадывается, не исключено. Может и нет. Фоули предпочитал не задумывать о том, что они вдвоем сейчас творят.

Идут навстречу?

Глупо. Да, именно так. Бесспорно глупо пытаться что-то изменить. Не в их отношениях - в их с Трэверс судьбе. Когда-то давно, Себастьян уже и не помнит когда, была заключена их помолвка. Отец распинался о важности мужских обязательств перед своей фамилией, так далее и тому подобное. Тетка тоже была полностью за, как и Темперанс. Фоули кивнул всем им в ответ, результат не заставил себя долго ждать: они учились на одном факультете, строя из себя лучшую пару этого столетия. Как негласный договор друг с другом, самим собой и своей чистокровной родней - никаких пререканий, лишь искусные маски на лицах и блистательная игра на протяжении всей жизни. Другого от них не просил никто. В этом браке каждый должен будет исполнить свои обязательства, довести роль до конца, чтобы потом не чувствовать себя предателем? не оправдавшим надежд своей семьи ребенком. Сначала у Бастьяна с Дианой именно это и было, но..
Годы делали свое дело исключительно хорошо. Учась на Слизерине, имея общую компанию и постоянно находясь вдвоем - сыграло роль для Себастьяна. Большую роль.

Привязанность? Что это?

Не понимал, возможно, не хотел этого делать. Но теперь, если бы Трэверс вдруг исчезла из его жизни, было бы очень странно. И Фоули не знал, что бы ему было делать. Это странное ощущения того, что человек просто есть рядом с тобой и не быть в твоей жизни его просто не должно. Потому что так просто надо. Без объяснений. Точка.
- Это труды одного итальянского Мастера, - он почти не смотрел на нее, но слушал. И слышал то, что говорила его невеста.
Странность зашкаливала, но их обоих, вроде как, все устраивало. Говорилось отчего-то слишком легко. Вот вновь это ощущение.. Фоули заглушает его, прислушиваясь к ровному потрескиванию бревен в камине подземелий Слизерина.
- Похвально, что ты так увлечена зельеварением, - Себастьян слегка наклоняет голову вбок, отчего ровные блондинистые пряди слегка приминаются на плече, - поможет в будущем.
Смотрит в глаза. И, кажется, что-то еле уловимое проскальзывает от его серебристо-водянистых глаз в ее, светлые и зеленые. Или ему показалось? Плевать.
Странно говорить "молодец", вместо "все еще пытаешься догнать меня?", хотя Диана явно преуспевала в зельеварении. По-новому эти слова ощущаются на кончике его красноватого языка, прежде чем быстрой сойкой вспорхнуть с обсохших губ. Вроде бы приятно, но излишне непривычно.
- Покажешь? - заинтересованно нагибается к Диане Бастьян, пытаясь не тревожить сломанную руку, - я отлично разбираюсь как в итальянском языке, так и в зельеварении.
То ли его укусила какая-то наглая муха, заразив своим чрезмерным любопытством и разговорчивостью, то ли так действовала атмосфера в серебристо-зеленой гостиной. Едва ли ему хотелось предлагать свою помощь, но Себастьян делает это почти не задумываясь. Лицо он не теряет, делая взгляд ириску, задумчивый и более глубокий. Даже не скажешь, что этот человек только что опешил от собственных же слов.       
- Погода сегодня спокойная, - плавно говорит он, просто потому, что так хочется.
Еще немного, и Себастьян Фоули совершит самую большую глупость на всем белом свете - пригласит собственную невесту выйти подышать свежим воздухом, пока мороз будет щипать алебастровую кожу чистокровных магов, а ветер развивать ее непослушные, но так аккуратно уложенные каштановые волосы.

Вопрос только в том, надо ли им это.

Отредактировано Sebastian Fawley (27.01.2019 16:13:42)

Что же он все-таки творит сегодня, здесь и сейчас? Что они творят, оба, едущие в одном вагоне, покачиваясь и плавно слушая стук колес по железным рельсам этих странных жизненных мгновений, пока поезд мчится в пропасть. Большую яму под названием "чувства", которую почти все чистокровные пытаются обходить. Они же в эти медленные, наполненные искорками электричества секундами, пока разговор их велся совершенно на другом, непонятном, уровне, сами с удовольствием летели вниз. Несмотря на то, что упасть окончательно будет очень больно. И называясь бездной, эта яма все равно имеет свой конец.

Банально, что все здесь слишком тривиально.

Себастьян мимолетно хмурится, когда ловит себя на этих мыслях. Почему-то казалось, что лучше вообще об этом не думать, не шерстить эти тонкие нити паутины. По крайней мере точно не сейчас. Пока Фоули отвлекался на высокоморальные и философские выводы, Диана успела пододвинуть к нему книгу, указав на правильную строчку. И опять бьет по сознанию, что она соглашается на это странное предложение. Что-то не складывается или, наоборот, складывается излишне хорошо, идеально, по-глупому правильно..
- Gangli della strega, - на итальянский манер читает он, пытаясь вспомнить перевод этого занозного слова, - редкий ингредиент, использующийся для сильнодействующих зелий. Рianta endemica.. эндемическое растение с con le formazioni pulsante rosso sangue, - еще секунду он сопоставляет факты, затем смотрит на Диану и медленно, растягивая буквы, произносит, - это ганглии ведьмы, растущие на Дальнем Востоке.

Закончив, с чувством выполненного долга, Себастьян ждет одобрения или хотя бы кивка от своей невесты, но та молчит. Отстранятся он не спешит, оставаясь в позе "чтения книги", хотя его серебристо-водянистые глаза давно уже не бегают по строчкам древнего фолианта, позаимствованного у Малфоев. Глаза, словно белесные бабочки скользят по Диане, по чертам ее аристократичного листа, обвивают шею и еле касаются алебастровой кожи Трэверс. Глаза изучают эту девичью красоту, которая была опасной, жестоко опасной. Диана Трэверс была красивой наследницей и если кто-то в лицо сказал бы Себастьяну, что это не так, то он бы ядовито усмехнулся в ответ, всем своим видом, своими ядовитыми глазами выражая презрение к этому глупому и слепому человечишке, не достойному даже видеть что-то настолько прекрасное, не тронуто руками.

Он даже не боится, что Диана заметит его взгляд, поймает его за руку на месте преступления. Все равно. Вот так. 

Фоули любопытно смотрит на невесту, которая, кажется, прослушала все его рассуждения на тему ганглии ведьмы. Она кажется растерянной? печально-прекрасной? удивленной?
Что он сделала не так?
А почему, собственно, он вообще может сделать что-то не так? Почему-то в его светлую головушку первое приходит - это ущемленная гордость высокомерной Трэверс, которая не знала перевода с итальянского. Но что-то заставляет Фоули тут же откинуть эту мысль далеко-далеко, потому что только не сейчас. Только не сейчас они будут проявлять свое огромное эго, не в эти хрупкие моменты чего-то большего.
И мимолетно, но Бастьян понимает. Странное и еле ощутимое прокрадывается к нему в глотку, накладывая черные липкие пальчики ему на шею. То, что легко придушит и даже не моргнет.

Желание.

Желание большего времени, которого у них нет. Тут же, как будто очнувшаяся ото сна Трэверс вздрагивает, блеснув глазами. Фоули отодвигается обратно, на нормальное для них расстояние. Так, чтобы было все правильно, чтобы дышать стало чуточку легче.
- Да. Но ещё немного, и начнутся зимние морозы. Спасать будет только теплый камин и глинтвейн.
Поежился сам, чувствуя, как боль в сломанной руке, притупившаяся от наплыва эмоций и чувств, медленно возвращается на свое законное место. Он помнит, отчетливо, что хотел сделать. И тот вопрос, немой, не заданный вслух вопрос: надо ли нам это, Трэверс? Пронизывающе, Себастьян смотрит в глаза Дианы, пытаясь понять, услышала ли она это. Ответ ли она ему? А если ответит, то каков он будет? Чего Фоули ждет, если сам не может сказать. Запутались. И слышен только звук колес вагона по рельсам. Они все еще мчатся в бездну. Вместе. Это ли не ответ?
- Надо ловить момент, пока он есть, - что это? Приглашение или банальное утверждение о том, что все и так знают?
Затем снова вопрос, неприятный и скользкий. Противный, даже когда его произносит вслух тоненький голосок Трэверс. Не подает виду, что рука все еще зудит, болит и всячески напоминает ему о том, что первая игра сезона пропущена.
- Лучше, чем могло бы быть, - почти бесстрастно, упираясь взглядом в глубь трещащего камина, - знаешь, это ведь должно что-то значить, - совершенно не к чему эти слова сейчас, - ладно, - Себастьян поворачивается к Диане вновь, пытаясь понять, о чем она молчит. - Думаю, на сегодня нам посиделок у камина хватит.
Он остается сидеть на кресле, хотя впору подняться и по-нормальному уже сказать, что-то по типу: прогуляемся? На улице дышаться будет легче. Но он сидит. Толи в ожидании того самого ответа, толи просто потому, что осознание происходящего слишком давит. И вроде бы он только что закончил разговор, так и не начав новый..

Так зачем же? Зачем же мы летим с тобою в бездну?

Отредактировано Sebastian Fawley (03.02.2019 20:11:59)

Он никогда не ждал чего-то большего от заключенного лишь сугубо на выгоде для двух семей брака, да и не строил предположений об этом вообще. Просто твердо знал, что рано или поздно это настигнет его, а бежать.. Зачем, собственно, бежать вообще? Он не делал из этого нечто особенное, не строит каких-либо грез о вдруг вспыхнувшей у них с невестой любви, просто принял тот факт, что все чистокровные женятся по расчету как неоспоримую данность. Вот и все, что требовалось от него: не сопротивляться, проявлять уважение к будущей матери его собственных наследников, проявлять уважение к ее семье, чтобы те не вздумали отказываться от помолвки, не дай Мерлин, ведь это опозорит их фамилию. Он все исправно выполнял, учтиво обходясь с Дианой. Отцы их были несказанно рады породниться, при этом набрав на этом браке собственных же детей крупную сумму, чистокровную кровь сделать еще чище и еще голубее. Себастьян кивал, улыбался и еще раз кивал, невесомо касаясь локтя Дианы на светских раутах, где они появлялись уже как помолвленные молодые люди, сверкая лоском денежек, которые получат при этом семьи Трэверс и Фоули. На этом их взаимоотношения сводились к прожиточному миниму. Себастьян мог найти компанию, как делал это и Люциус, мог просто преспокойно жить себе, пока они не выпустились их Хогвартса, но вот надо же случиться этому разговору. Надо же произойти так, что он вместо очередного отнекивания холодными фразами, получая в ответ такие же безэмоциональные, ничуть уже этому не удивляясь и не желая даже чего-то большего, будет пытаться что-то строить, что-то менять. А менять в их жизни с Трэверс можно было много, чем они и занимались сейчас перед камином, общаясь будто телепатический.

Останавливаться не хотелось. Игра уже началась.

И вслед за будто невзначай брошенной ее репликой, которую он и хотел услышать, которую буквально выпытал, чтобы не казаться проигравшим эту немую игру одним, Себастьян ухмыляется. Не мерзко и не противно, это была обычная его ухмылка, как бы подтверждающая все его мысли. Кроткий взгляд на Трэверс, чтобы удостовериться в том, что они все-таки пойдут на это здесь и сейчас.
Вставать было не то, что неприятно, просто неудобно - рука продолжала зудеть, но эта боль казалась ничем, маленькой и невесомой пылинкой в сравнении с тем, что они творили. Оторвав изучающий взгляд от девушки, Фоули "акцио" притащил к себе пальто, явно давая понять, что намерен сделать.
- Прошу, - он галантно, все еще со странной полуулыбкой на обсохших губах, подает Трэверс здоровую руку, - соизволишь составить компанию, пока эти оболтусы гоняют квоффл на поле?
Они, Мерлин, идут по Хогвартсу. Просто идут в неизвестном направлении, но Фоули не хочет задумываться даже над такими банальными вопросами, как зачем? почему? куда? Выходят из подземелий, спускаются по лестнице к главному входу старинной школы чародейства и волшебства.
- Признаться честно, я давно не гулял так просто, чтобы... гулять, - как бы глупо это не звучало, но он все же родил это на белый свет, - ходим в паб, в Хогсмид и на озеро, но чтобы просто вот так - даже странное ощущение навивает.
Говорил он размеренно, по ходу того, как они приближались к улице. себастьян не любил холод, он его люто ненавидел, но именно сегодня, в роковой день, ему приспичило выйти на улицу вместо чтения очередной книги под одеялом, в ожидании результатов матча. Спасибо за это он мог сказать лишь Диане, которая так некстати (или кстати?) появилась в гостинной, нарушая его быстрый и хаотичный поток бранных мыслей.
Ветра почти нет, но он все равно ежится и по коже пробегает стая мурашек. Ему искренне не нравилась зима, а романтизма в падающих с неба снежинок, игрой в снежки и вылепливании снеговиков он и вовсе не видел.
- Спонтанно все получилось, - Фоули аккуратно обходится со сломанной рукой, пытаясь ей не шевелить. Не хватало того, чтобы еще день или два просидеть с болью, - будем называть это судьбоносным роком. Руку, Квиддич и это.   
Сказано это было на манер Себастьяна - холодно, отстраненно и уверенно, но эти слова будто смягчали его извечный исконно слизеринский, заносчивый тон. Они шли вместе, не волнуясь о том, что кто-то их увидит. Да и не удивятся - помолвлены ведь, но слухи о "сладкой парочке" точно поползут среди младшекурсников. Слава Мерлину, что ему совершенно плевать на мелких сопляков и на слухи подобного рода вообще.