[icon]http://s7.uploads.ru/p6Gu5.jpg[/icon][nick]Кристоф де Виллен[/nick][status]I'm a shadow of my own self[/status][sign]With a winter heart and my frozen tears
I stand alone to face my darkest fears[/sign]Было уже довольно поздно, когда Кристоф, довольный вечерней прогулкой с дочерью, возвращался домой с набитыми пакетами. Это давно уже стало их традицией – каждую пятницу они с Катариной шли на местный рынок, где, скорее по маггловской традиции, закупались всеми необходимыми продуктами.
Кристоф искренне любил эти пару-тройку часов, что ему доводилось проводить наедине с дочерью, прогуливаясь по тихим улочкам Сандерленда. Элеонор же, как он знал, мало того, что любила оставаться одна в лавке и зачастую де Виллен давал ей такую возможность, так и совершенно не переносила подобных походов за продуктами, предпочитая проводить это время за прилавком или же в небольшом саду, который они обустроили за магазинчиком.
Кристоф же любил сам ходить за продуктами. Местный рынок всегда радовал его своим изобилием, да и редкие магазинчики, в которых можно было перекинуться парой слов с продавцами, побеседовать с ними на ничего не значащие темы, Вот, к примеру, мистер Теодор Ньюман, пожилой добродушный маггл, в кондитерскую к которому Кристоф неизменно заходил на обратном пути, желая купить Элеонор ее любимые пирожные. Каждый раз Теодор угощал постоянного посетителя чашкой ароматного кофе, вручал Катарине полюбившийся ею черничный кексик и добрых полчаса рассказывал де Виллену о прошедшей неделе, о миссис Ньюман, о детях и внуках. Кристоф внимательно слушал, то и дело кивая головой и улыбаясь хозяину магазина. Все эти ничего не значащие беседы нисколько не утомляли мага, а наоборот, давали возможность немного развеяться и не чувствовать себя в такой изоляции, в которой они пребывали с женой последние шесть лет. Впрочем, если б его мог сейчас видеть отец, он бы пришел в ужас от представшей его взору картине – чтобы его сын, наследник древнего аристократичного чистокровного рода, уподоблялся магглам и опускался до общения с ними?!..
Кристоф невольно улыбнулся пришедшей в голову мысли о реакции отца и перевел взгляд на Катарину. Она, весело смеясь, прыгала где-то впереди, но далеко не отбегала – отец давно провел с дочерью воспитательную беседу на извечную тему «нельзя далеко отходить от родителей» – и то и дело поворачивалась к отцу, что-то ему рассказывая. Нет, не то, чтобы Кристоф не слушал, он сосредоточенно делал вид, что внимает каждому слову дочери, которые скорее походили на нечто бессвязное, но, судя по воодушевлению, с которым это рассказывалось, крайне интересное для самой Катарины, но все же внимание его было сосредоточено совсем на другом.
Он в очередной раз думал об отце и о последних словах, услышанных от родителя, думал о том, что из-за всего этого они с Элли вынуждены скрываться, и вновь корил себя за то, что супруга не заслуживает подобной жизни. Все это время от времени беспокоило Кристофа, то и дело возвращаясь и повисая на нем, словно тяжелый неподъемный камень, но раз за разом, он отгонял подобные мысли, стараясь переключаться на что-то более позитивное – думать о том, что они счастливы с женой, и, как ему казалось в такие минуты, она не жалеет о сделанном когда-то выборе, о дочери, которая росла любознательным и живым ребенком, о тихой жизни, которую они вели и которая самому Кристофу весьма нравилась – что может быть лучше, чем жить с любящими и любимыми людьми и заниматься тем делом, которое тебе искренне нравится…
Пожалуй, и сегодня подобные тягостные мысли и воспоминания всплыли в его голове лишь по одной причине – пару дней назад к ним в гости наведалась Эмми Фриман, с которой когда-то давно – порой казалось, будто это было вообще в другой жизни – он учился на одном курсе и даже неплохо общался. Дружбой их отношения тогда сложно было назвать, но с полной уверенностью он мог считать их приятельскими. Сейчас же знакомство, восстановившееся через много лет около года назад и ставшее своеобразной ниточкой, связавшей его с прошлым, постепенно переросло скорее в дружбу, что не могло не радовать Кристофа – друзей за эти годы изоляции и отчуждения у мужчины попросту не осталось – да и Элли, он это видел, порой не хватало общения. Так что Эмми Фриман была желанным гостем что в их небольшом магазинчике, что в доме.
В этот же раз Эмми появилась на пороге их лавки не одна, а с напарником из Министерства – их занесло в городок случайно, по какому-то вызову, и Кристоф радушно принял гостей в своем магазинчике. Однако с того дня его не покидало чувство тревоги – будто эта его неосторожность – мужчина, услышав голос Фриман, вышел ей навстречу, не подумав даже о привычной в последние годы смене внешности, – могла плохо обернуться для их семьи.
Потому сейчас, идя чуть позади дочери, он сосредоточенно думал, почему же лицо того мужчины показалось ему смутно знакомым и действительно ли им с Элли не о чем беспокоиться и в нем говорит лишь разыгравшаяся за эти годы паранойя…
Катарина подбежала к отцу, дернула его за подол пиджака, испуганно пропищав:
– Папа, смотри…
Кристоф перевел взгляд на дочь, вновь отвлекаясь от одолевавших его последние дни мыслей, проследил за указывающим на что-то пальчиком, и увидел на соседнем газоне большого рыжего пса, что традиционно провожал всех прохожих флегматичным взглядом. Катарина, собак особо не боявшаяся, соседнего бульдога все же старалась обходить стороной, а по возможности и вовсе предпочитала прижаться к отцу или матери, лишь бы спрятаться от его, как ей казалось, злого взгляда. Кристоф улыбнулся дочери, взял ее за руку и ободряюще проговорил:
– Не бойся, Кати, родная, он привязан и ничего тебе не сделает. К тому же он добрый и не собирается тебя кусать.
Катарина на замечание Кристофа ничего не ответила, лишь сильнее вцепилась в его ладонь и потащила отца дальше – впереди как раз был поворот на их улицу. Мужчине ничего не оставалось, как, последовав за дочерью, послушно свернуть на нужную улочку и…
Кристоф повернул на улицу и невольно остановился, перехватив поудобнее маленькую ладошку дочери. Улица была непривычно темной – не горели ни фонари, вечерами неизменно освещавшие дорогу, ни светильники у соседних домов. Было темно и как-то неестественно тихо. Мужчина напрягся, посмотрел по сторонам, но, не найдя никакого источника потенциальной угрозы, медленно направился к дому – половина дома была перестроена под небольшой магазинчик, вторая же служила его семье милым и уютным жильем.
– Папа, а почему света нет? Мама там? – все так же испуганно прошептала Катарина, вновь дергая отца за пиджак. Он постарался улыбнуться и как мог спокойно проговорил:
– Кати, тише, родная, все хорошо, просто проблемы со светом. С мамой все хорошо.
Сам же Кристоф в этом совершенно не был уверен. Он оставил пакеты с продуктами на пороге, и, дернув ручку двери, которая оказалась незапертой, шагнул внутрь, все так же ведя Катарину за собой – оставлять дочь одну на улице было неправильно и опасно, поэтому Кристоф старался спрятать ребенка за собой.
В лавке так же, как и на улице, не горел свет и, казалось, никого не было, но Кристоф знал, что Элли не ушла бы, оставив магазин открытым, и это еще больше насторожило мужчину. Таиться и ждать неизвестно чего и дальше было попросту бессмысленно, поэтому он, нащупав в кармане и достав палочку, громко спросил:
– Элли, дорогая, ты здесь? Все хорошо?
Ему никто не ответил, и Кристоф, решив осветить помещение, проговорил:
– Люмос!
В это же время где-то там, в глубине лавки раздался глухой стук, заставив Кристофа, вновь спрятав высунувшуюся было из-за его спины Катарину, принять оборонительную позицию и опять громко поинтересоваться:
– Кто здесь?