Mo Dao Zu Shi: Compass of Evil |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Mo Dao Zu Shi: Compass of Evil » Архив || Marauders: Foe-Glass » Быть может, нам распрячь коней на веки вечные?
Быть может, нам распрячь коней на веки вечные?
Фэндом: Гардемарины, вперед! | Участники: Анастасия Ягужинская, Александр Белов |
[icon]https://sun9-44.userapi.com/c850724/v850724662/1bc598/D7JykX_rBqU.jpg[/icon][nick]Анастасия Ягужинская[/nick][status]это последний русский...[/status]
И глянет мгла из всех болот и всех теснин,
И засвистит веселый кнут над пегой парою…
Дорога. Снова дорога – туда, в неизвестность, в пустую и уже совсем не манящую даль. На чужбину. Как же горько это звучит! Горько, так горько и тоскливо, так невозможно.
У меня не было выбора. Но не было ли? Я молодая, я хочу жить, я не готова похоронить себя в монастыре! Да, это был единственный вариант, но почему же так больно сейчас, когда я вижу тебя – и такую же звериную тоску в твоих глазах?
Сашенька… Это все невозможно, это не может случиться, ничего уже не изменить – но почему же так хочется поверить, позволить себе мечтать – и не только мечтать?
Ты запоешь свою тоску, летя во тьму один,
А я, одна, заплачу песню старую.
Дни гонки и скачки. Дни постоянного страха, притворных улыбок, уже не слишком искренней благодарности. Для Анастасии все слилось в одну линию, в какой-то нескончаемый поток лиц, глаз, голосов – чужих, недобрых, осуждающих. Что она сделала, кроме того, что была дочерью своей матери? Даже в Тайной Канцелярии понимают, что она никакая не заговорщица, да и матушка… Но это лишь повод! Лишь повод избавиться от них, и никто не пощадит ни мать, ни ее подруг, ни ее саму – девицу Ягужинскую. Слишком громко прозвучала ее фамилия. Анастасия это понимала – и потому бежала. Она действительно верила, что сможет быть счастливой во Франции. Верила, что так будет лучше. Да оно и было бы лучше – если бы она не встретила – почти случайно – того, кому она была дорога даже такая – униженная и опозоренная. Конечно, де Брильи был по-своему в нее влюблен – Анастасия видела, как загораются его глаза, понимала, что ее ждет в Париже. Он был все же честным и благородным человеком, этот француз, и девушка знала, что может ему верить, что он сделает ее своей законной женой, хозяйкой тех земель и замков, которые он так воодушевленно описывал. Но… Она будет опозорена – она уже опозорена, сбежав с мужчиной, оставаясь с ним наедине, живя с ним. От ее и так загубленной репутации не осталось ничего – а он… Он смотрит и грустно улыбается. И это кажется таким правильным, таким нужным, таким своим – он ничего не обещает, у него тоже ничего нет, он простой гардемарин, но в этом Анастасия отчего-то чувствует какую-то странную и неудержимую свободу. Словно бы она тоже могла бы стать свободной с ним – свободной от обвинений, от мнения света, даже от своего прошлого. Возможно ли это?
Разлука — вот извечный враг российских грез.
Разлука — вот полночный тать в счастливой полночи…
Увы. Нельзя верить в такие сладкие мечты. Нельзя окончательно погубить свою жизнь. Нельзя. Ничего ей нельзя – она уже подписала свой контракт, и пусть продала она не душу дьяволу, а тело, рядом с ней теперь совсем другой, ненужный ей человек. Человек, который ее не подвел. Пока?.. Человек, который искренне желает вывезти ее из этой страны, спрятать от Тайной Канцелярии, не дать погибнуть по глупости. Он хороший, он добрый, но он… он не нужен. Он слишком чужой.
Глупо думать о любви. Но почему же я не могу иначе, когда вижу эту тоску в твоих глазах?
И лишь земля из-под колес, и не расслышать из-за гроз
Ни ваших шпаг, ни наших слез, ни слов о помощи.
[nick]Анастасия Ягужинская[/nick][status]это последний русский...[/status][icon]https://sun9-44.userapi.com/c850724/v850724662/1bc598/D7JykX_rBqU.jpg[/icon]
[nick]Александр Белов[/nick][status]Я не просто влюблен! Я схожу с ума![/status][icon]http://sh.uploads.ru/CjJ34.jpg[/icon]Какой беде из века в век обречены?
Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми?
Прощание… Снова разлука. Невыносимая, немыслимая, невозможная. Если бы только что-то можно было изменить, и, наплевав на де Брильи, Тайную Канцелярию и всех прочих схватить ее и убежать куда угодно, хоть и на край света, лишь бы больше никогда не расставаться, лишь бы больше никогда не видеть, как исчезает вдалеке карета, увозящая ее прочь. Если бы только она была согласна разделить свою жизнь с простым гардемарином, и им не предстояла очередная разлука.
Разлука… Анастасия не знала, что каждый раз, прощаясь с ней, он словно бы умирает. Но всякий раз у него была надежда увидеть ее вновь. Теперь же… На этот раз Саша знал – если он отпустит ее, позволит этому французу увезти ту, что стала его жизнью, эта разлука будет навсегда. А значит, это их последнее прощание…
И отчего нам эта явь такие дарит сны,
Что дивный свет над песнями унылыми?
Да, она давно была его мечтой. Далекой и такой недостижимой мечтой, которой он смел любоваться лишь издалека. Из окна навигацкой школы, когда она, гордо восседая в карете, ожидала матушку. Или же, пробравшись в ее сад, проводить вечера в томительном ожидании увидеть ее в окне…
Теперь же, казалось бы, мечта могла исполниться, но их жизнь перевернулась с ног на голову. Мог ли он предположить еще недавно, что ему придется разлучиться с друзьями и сломя голову броситься на почтовой карете вслед за Анастасией? Мог ли он подумать, что такой далекий Петербург встретит его так враждебно, и он будет чувствовать себя чужим в этом городе вечных интриг? Интриг, невольным участником которых стал и он сам. Его положение было странным и неоднозначным. Саша не привык к подковерным играм, не привык прислуживать и искать выгоду в этом, и для него всегда на первом месте были лишь дружба, честь и достоинство, доверие. Вот только сейчас вдали от друзей, он с уверенностью мог сказать, что доверять ему было некому. Он метался между Лядащевым, всячески набивавшемся в его покровители и чуть ли не друзья, и Лестоком, не зная, в какую игру ввязывается и чем это может обернуться для него.
Впрочем, все это было как раз неважно. В тот момент, когда он послушно следовал указаниям Василия Федоровича, когда выполнял поручение лейб-медика, отправляясь на болота с Бергером, в голове его была лишь одна мысль, лишь одно желание занимало его сердце – хотя бы еще раз увидеть Анастасию Павловну и убедиться, что с ней все хорошо, что кто бы ни увез ее тогда посреди ночи, не желал ей зла…
О большем он и мечтать не мог, но… Эта встреча казалась всего лишь сном, волшебным невозможным сном. Ее улыбка, опущенные ресницы, тоска в глазах, тихий голос. Тонкие пальцы, протягивающие брошь-фиалку. Робкое объятие и едва уловимый поцелуй… То, что он не мог вообразить еще неделю назад, сейчас стало явью, но осталось все таким же невозможным и нереальным, словно далекая звезда в темном небе.
Любить Анастасию Ягужинскую – это то же самое что пылать страстью к звезде.
Быть может, нам не размыкать счастливых рук,
Быть может, нам распрячь коней на веки вечные?
Анастасия Павловна, прошу, скажите, что вы не хотите уезжать. Скажите, что готовы остаться здесь, что де Брильи – это всего лишь способ сбежать от Тайной Канцелярии, и тогда я…
Анастасия, поверь, я переверну весь этот мир, лишь бы защитить тебя, лишь бы ты осталась со мной…
Я знаю, я уже проводил тебя в дальнюю дорогу еще тогда, седьмого июня, и этой встречи не должно было случиться, но я не хочу быть всего лишь последним русским в твоей жизни, я хочу – кто бы мог подумать, что я осмелюсь думать об этом? – быть единственным.
Могу ли я надеяться на это? Нет, конечно, нет. Это невозможно, я понимаю. Я всего лишь гардемарин, я не могу дать тебе ничего, кроме своей жизни. Всей до последнего вздоха…
Скажи, этого мало? И, быть может, твой ответ сможет заглушить тоску и боль в моей груди от ожидания предстоящей разлуки…
Но стонет север, кличет юг, и вновь колес прощальный стук,
И вот судьба разбита вдруг о версты встречные...
Разлука. Это единственное, что их ждало - и, как казалось, единственное что осталось ей в этой жизни. И пусть потом начнется новая жизнь, пусть - Анастасия верила, очень хотела верить, - в этой новой жизни ее еще ждет радость, ждет другое, пока кажущееся совершенно невозможным, счастье, оно... Не нужное. Сейчас - совершенно не нужное. Касаясь ладони своего "последнего русского", девушка понимала это отчетливо, отдавая ему брошь, отдавала себя саму.
- А это тебе.
Тебе, все тебе - ах, если бы маменька видела, как "низко я пала"! Как мечтаю я остаться навсегда с этим гардемарином, и уже неважно, буду ли я блистать при дворе, останется ли у меня хоть что-то кроме этой самой броши, но если эта брошь стала бы нашим началом, я готова отдать все. Но все - это так мало!
Она бежала не нищей, у нее остались и деньги, и драгоценности - ведь уезжала она не из острога, а из собственного дома, который даже после ареста Анны Бестужевой не тронули, не грабили. Иногда Анастасия задумывалась о том, что же с домом сейчас - ведь теперь, когда там нет никого, когда нет хозяев и наверняка разбежалась прислуга, все могли разграбить и унести. Или же Тайная Канцелярия поставила там своих людей? Но это все было совершенно не важно, Ягужинская не верила, что когда-то сможет вернуться домой.
Что когда-нибудь сможет вернуться.
- Возьми.
Возьми эту фиалку, Сашенька. Понимаешь ли ты язык цветов, понимаешь ли мое тайное признание? Могу ли я любить тебя, почти не зная? Или могу только печалиться, думая о том, что так и не узнаю?
Фиалка... Символ печали и смерти, символ возрождения. Обманываю ли я саму себя, оставляя нам эту надежду? Нам, не мне одной, я же вижу, знаю, что нужна тебе. Или я просто очень хочу в это верить?
- И помни обо мне.
Память вряд ли могла ей чем-то помочь, и Анастасия понимала, что это ничего не изменит. И все же ей будет намного легче уехать, зная, что она хоть кому-то нужна на просторах покинутой России. Пусть даже это было очень эгоистично.
Сейчас она не думала ни о матери, ни о вице-канцлере, ни о других родственниках - сейчас ее сердце рвалось только от такой внезапной и такой несвоевременной любви. От того, что она ничего не могла сделать.
Не могла ли?
Иногда Анастасия думала о том, что, сбежав один раз с Сережей, ей уже нечего терять. Что можно сбежать снова, затеряться на необъятных просторах огромной страны, идти к морю, как говорил этот смешной Корсак. Но она слишком хорошо знала, что такая жизнь не для нее. Она не сможет быть бродяжкой. Не сможет не показывать своего воспитания, не сможет отказаться от привычного комфорта. Настолько отказаться. Поэтому Брильи и был лучшим вариантом - ведь они могут пожениться тайно, и все ее окружение во Франции не будет знать о том, что она, незамужняя, путешествовала с мужчиной. Ее репутация в глазах общества будет чиста. Да, это было лучшее, что сейчас могло произойти в ее жизни. Да, это было намного лучше постоянных допросов. Девушка все это прекрасно понимала - но это были мысли, это был голос разума.
А сердце... Сердце рвалось к нему. Действительно ли Анастасия успела так полюбить Сашу Белова? Или же увидела в нем призрачный шанс на другую жизнь, другое спасение? Сейчас она не смогла бы в этом разобраться. Но точно знала одно. Она мечтала выйти замуж совсем не за того человека, который пел ей о прекрасном саде. Ей нужно было нечто совершенно другое.
Взгляд, прикосновение - и разлука. И ей нужно уезжать. И не думать о том, за сколько же верст останется ее, заключенное в драгоценных лепестках, сердце.
[nick]Анастасия Ягужинская[/nick][status]это последний русский...[/status][icon]https://sun9-44.userapi.com/c850724/v850724662/1bc598/D7JykX_rBqU.jpg[/icon]
[nick]Александр Белов[/nick][status]Я не просто влюблен! Я схожу с ума![/status][icon]http://sh.uploads.ru/CjJ34.jpg[/icon]Не уезжайте! Я не могу без вас…
Эти слова комом застревают в горле, и он вряд ли когда-то решится произнести их. Разве это так важно – то, что он чувствует, что его беспокоит в эту минуту – когда речь идет о ее свободе и – даже – о ее жизни? Разве сможет она рискнуть всем ради его любви? Нет, она не согласится, ведь это значит отказаться от всего.
Я все сделаю, чтобы вы были счастливы…
Быть может, поэтому ему нужно сейчас отпустить ее? Там, в далекой Франции, она может быть счастлива, пусть и с этим де Брильи. Главное, она вновь будет свободна, она вновь будет улыбаться. Она сможет сиять на балах, как это было здесь. Она сможет быть первой красавицей Парижа, а не испуганной птицей, запертой в тесной клетке.
Я увезу тебя…
Да, он готов бросить все, лишь бы остаться с ней. Готов уехать отсюда хоть на край света, отказаться от мечты стать гардемарином, отказаться от родины, от имени, только бы она была счастлива. Но он понимает, что ей не нужен простой гардемарин, который только и может, что предложить ей жизнь в бегах, пусть она сама ему в этом и не признается. Она достойна большего, и он знает это, и де Брильи может дать куда больше, вот только…
Разве сможет он понять ее поистине русскую душу и тоску по родине, по матери, по всему, что было в ее жизни до этого дня? Разве сможет он любить ее так, как любит ее Саша с того дня, как увидел ее впервые?
Порой он думал, пытался вспомнить, когда же впервые увидел ее? Кажется, это было в доме госпожи Рейгель, когда после очередного занятия с Мишенькой математикой, он был представлен Анастасии Ягужинской, и не мог нарадоваться мысли о том, что теперь она знает о нем, знает о его существовании. А, может, немного раньше – на одном из спектаклей, когда они с Никитой пришли посмотреть на смешно выплясывающего на сцене Лешку, и она сидела рядом с матерью в первом ряду, и он, ни разу не взглянув на Корсака, не мог отвести взгляда от ее точеных скул, от глаз, от выбившейся из прически витой пряди, от улыбки. Или же задолго до того – когда, прогуливаясь во дворе навигацкой школы, он увидел у крыльца карету Бестужевых и у него буквально перехватило дыхание при одном взгляде на незнакомую девушку, кокетливо обмахивающую себя веером подле кареты.
Когда он понял, что влюблен? Влюблен окончательно и бесповоротно. Когда он понял, что это чувство – незнакомое, странное, занимающее все его мысли и все существо – отличается от всех увлечений, испытываемых прежде, что оно куда серьезнее и сильнее всего, что было в его жизни до этого?
Пожалуй, в тот же миг. При первой встрече, первом взгляде, первом звуке ее имени…
Никита всегда посмеивался над ним. Над несерьезностью и влюбчивостью Саши, над тем, как он раз за разом повторял друзьям «Я влюблен». И сам Белов, казалось бы, знал, что каждое новое увлечение лишь временно, несерьезно.
В этот раз все было иначе. Он не мог думать ни о ком другом, кроме как об Анастасии. Оставляя друзей, он часами проводил у ее окон, наблюдая и ожидая – вот-вот она появится и он сможет вновь полюбоваться утонченными чертами, увидеть ее улыбку, каждый раз боясь, что она заметит надоедливого юношу, тенью следовавшего за ней.
Он был у ее окон и в тот роковой день, когда Анастасию и ее матушку забрала Тайная Канцелярия. Был он там же и на следующий вечер, когда Анастасия в спешке покидала дом с этим французом. Тогда ему казалось, что ее вновь увозят на допрос или в острог, и он, забыв обо всем на свете, помчался следом, лишь бы быть там, где она…
Теперь же ему осталась от нее лишь небольшая брошь-фиалка и просьба помнить о ней. Но разве мог он забыть ту, что занимала все его мысли все это время? Ту, о любви которой он мечтал не один день? Ту, что стала его далекой сияющей звездой…
Нет, Саша не сможет забыть, и, трепетно сжимая брошь в пальцах, он понимал, что не сможет так просто расстаться сейчас. Только не сейчас, когда он увидел ответную нежность в ее взгляде, когда почувствовал ее влечение к нему. И не важно, настоящее ли ее чувство или всего лишь благодарность последнему русскому, который понимает и жалеет ее… Он вновь помчится следом, чем бы это ни закончилось для него. Пусть его ждет острог или даже плаха, все это казалось сейчас таким незначительным в сравнении с возможностью еще раз заглянуть ей в глаза…
За долгий взгляд короткой встречи, ах, это, право, не цена…
Вы здесь » Mo Dao Zu Shi: Compass of Evil » Архив || Marauders: Foe-Glass » Быть может, нам распрячь коней на веки вечные?
