Mo Dao Zu Shi: Compass of Evil |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Mo Dao Zu Shi: Compass of Evil » Архив || Marauders: Foe-Glass » [20.02.1979] (Не) теряя головы
(Не) теряя головы
Дата: 20.02.1979 | Место: Лондонские улицы | Участники: Frieda Brinkerhoff, Sirius Black |
Аннотация:
Holy water cannot help you now
See I've come to burn your kingdom down
And no rivers and no lakes can put the fire out
I'm gonna raise the stakes, I'm gonna smoke you ou
Ночь. Ветер бьет в лицо. Мотоциклетный шлем защищает от его холодных порывов, но она знает, что ветер хочет добраться до ее кожи, больно ущипнуть за нос, попытаться соскрести с него все ее дурацкие веснушки. Она не боится ветра. Не потому, что защищена, нет, потому что не может бояться. Ветер - это жизнь. Жизнь - это иногда больно. Пусть ветер бьет сильнее. Она готова лететь против ветра.
Ночь. Колючий снег сыпется с неба, белый и злой, он кружится на ветру, норовит забраться за воротник черной кожаной куртки. Черное и белое. И холодный металл заклепок. Это правильно. Эта ночь должна быть холодной. Она не боится холода, потому что холод - это всего лишь смерть. Смерть придет однажды к каждому, но ее час еще не настал. Она знает это, когда ее зачарованный мотоцикл почти беззвучно, но на сумасшедшей скорости перепрыгивает с одной крыши на другую. Она не разобьется. Сегодня она не может разбиться.
Ночь. Скорость. Это любовь. Только это и есть любовь! Мчаться вперед, не оглядываясь ни на секунду, все быстрее и быстрее, любуясь бьющейся в истерике стрелкой на приборной панели, чувствуя сопротивление воздуха, зная, что если ее остановят, это будет конец. Она не должна останавливаться.
Фонари на опустевших улицах кажутся замерзшими и жалкими, они словно тянутся друг к другу лучами своего блеклого света, пытаясь согреться, но у них ничего не выходит. Совсем как у людей, в чьих окнах уже не горит свет. Она мчится мимо всего этого. В этот раз по мостовой, по самой середине улицы, упиваясь собственной наглостью. Какие-то студенты, возвращающиеся с вечеринки, видят ее и кричат, показывают пальцами, не зная, то ли злиться, то ли восхищаться ее дерзостью. Они даже не понимают, что она девчонка, они видят только черную молнию, мчащуюся дальше в ночь.
У нее впереди еще много времени - светает все еще довольно поздно, и она благодарна богам зимы за это. Еще слишком рано для солнечных дней. Гонять в такую погоду на обычном байке было бы самоубийством, но ее мотоцикл - это больше, чем Harley Davidson, это настоящее произведение магического искусства. Она может позволить себе почти все. Почти. На одной из самых темных и тихих улиц она останавливается и снимает шлем, подставляет лицо ветру и снегу. Ей необходимо, жизненно необходимо ощутить на своей коже их холодные поцелуи.
А потом она вдруг понимает, что она уже не одна. Чувствует чей-то взгляд, и он обжигает, заставляет скорее надеть шлем и рывком тронуться с места, заставив мотор обиженно и зло реветь. Фрида снова мчится сквозь ночь, и за ней гонится не только злой снег. Это странно. Это почти страшно. Но она быстрее. Она должна быть быстрее.
Отредактировано Frieda Brinkerhoff (24.12.2019 18:27:39)
На улице уже стемнело, давно стемнело, и теперь перед глазами во тьме мелькали яркие вспышки фонарей. В ушах свистел ветер, а перед ним было ещё много всего неизведанного, необдуманного - как и за ним, да, - и ему только предстояло с этим всем столкнуться. И речь сейчас не о мокром асфальте, на который лениво опадал мелкий снег - только не для Сириуса, в глазах которого снежинки словно сумасшедшие носились по спертому - только для Сириуса, опять же - зимнему воздуху, - и в общем всей дороги, куда бы он потом не свернул, а о его жизни, о тех событиях, что настигали его каждый раз ожидаемо, но всё-таки в расплох.
Он в сотый раз - за последние полчаса - подумал, что дурак потому что носит перчатки только с обрезанными пальцами. Сейчас казалось, что пальцы - не отрезанные, а его родные, - отпадут, они все уже красные, о них ударяется снег и ветер. Но он не жалеет. Не любит жалеть, хочет думать, что он этого и не делает никогда, а потом вспоминает, что всё-таки, вспоминая дом, друзей, девушек - жалеет. Это бесит, и он жмёт на газ зачарованного мотоцикла, так, что тот с ревом проносится дальше по дороге, и продолжает нестись, пока не проезжает шумную компанию, пока не замечает впереди фигуру на мотоцикле. Ему интересно, кто ещё носится здесь по улицам среди ночи, он всматривается в темноту и понимает, что мотоциклист - девушка. Привыкшие уже к ночи глаза отмечают женскую изящную фигуру, длинные волосы, и он останавливается, хотя он и так катился с такой скоростью, что казалось - уже стоит. А потом незнакомка замечает его, быстро надевает шлем и срывается с места, уносится. Далеко, быстро, дерзко. Он понимает, что так ездят только те, кто это любит, и ему становится ещё интереснее - явно ведь такие поездки у неё не разовая акция, - и он заводит мотоцикл, летит за ней, почти буквально - мотоцикл подскакивает и ревет. Он едет чуть осторонь, догоняет, хочет обогнать.
Кто быстрее?
[icon]http://sg.uploads.ru/UdOf1.png[/icon]
Отредактировано Sirius Black (24.12.2019 15:27:18)
Черное. Небо черное, и ночь черная, и она тоже во всем черном, а злой колючий снег - белый. Это злит. Как было нелепо и гротескно это ни звучало, сейчас ей хочется абсолютной тьмы. Чтобы все было черным.
Некогда думать об этом. Рев мотора другого зачарованного мотоцикла звучит все ближе и ближе, тот, кто гонится за ней, почти уже настигает ее. Фрида не может позволить ему себя обогнать, кем бы он ни был, почему бы он ни следовал за ней. Возможно, на всех этих улицах она не найдет человека, который сможет понять ее лучше, чем этот сумасшедший. Возможно, во всем мире не найдется такого человека, но она не может просто остановиться и заговорить с ним. Она должна быть быстрее.
Мотор ревет, шины визжат на резких поворотах, запах жженой резины повисает в морозном воздухе. Поворот, еще поворот, мотоцикл заносит на тонком гладком льду, и она теряет равновесие, несется на безумной скорости прямо на угол какого-то скучного старого дома. Мир кажется ей в эти мгновения черным и очень медленным. Она успевает подумать, что все-таки может умереть сегодня. Она успевает вырулить, выравнивает мотоцикл и снова давит на газ. Она быстрее. Она сильнее. Она сумасшедшая, и ей это нравится. И ему тоже понравится - если он выдержит гонку. Теперь ей даже хочется, чтобы он догнал ее. Но это не значит, что она собирается подыгрывать.
За темными пустыми улицами - пустырь, освещенный единственным фонарем. Она влетает на него, разрезает это белое поле надвое, и снег разлетается из-под колес белыми жестокими брызгами. Фрида пересекает освещенное пространство и ныряет в густую тень, глушит мотор, затаивается, словно черная кошка, чтобы понаблюдать за тем, кто за ней гонится. Ей хочется знать, что он будет делать.
Отредактировано Frieda Brinkerhoff (24.12.2019 18:29:07)
[icon]http://sg.uploads.ru/UdOf1.png[/icon]
Они несутся по городу, по дороге, выезжают в непонятные закоулки, только бы ехать, ехать быстрее - в итоге доезжают непонятно куда, но никто и не думает останавливаться или оглядываться, они продолжают свой путь. Сириус даже не думает о том, что может что-то случится - он сжимает крепче руль, выдавливает из мотоцикла едва ли не максимум, на который тот способен.
Их обоих заносит на поворотах, порой даже на прямой дороге заносит - где снега больше или лёд скольже, - а они всё равно, будто два идиота, мчатся по дороге, и, Мерлин, даже в головы не приходит мысль об опасности. у Блэка на лице растягивается улыбка, когда таинственную гонщицу заносит и он это видит - и он, вместо того чтобы рассудительно замедлиться чтобы и самому не заскользить по льду, только наклоняется вперед, гонит еще больше - она всё равно справляется с мотоциклом и несется дальше. И он проезжает по тому месту, где только что занесло девушку, и практически не замечает этого.
Глаза слезятся. Ему уже смешно, они несутся и он думает, как это клево - она либо сумасшедшая, либо преступница. Оба варианта весьма забавны. Его никогда не привлекало ничего нормально, разве не так?..
Они выезжают на ту часть дороги, где уже успел плотным слоем улечься снег, но еще никто не успел его объездить. Они первые. Нет, она первая, он вроде как рядом, а потом, на дороге, из-под её колёс взлетают ошметки снега, брызжут в его сторону, он отъезжает в сторону, и... и наезжает прямо на укрытый снегом камень, подлетает вместе с мотоциклом, цепко держась за руль - невысоко, но неприятно - и приземляется на землю - лёд - и едет дальше. Он не может позволить ей уйти вперед!
Неосмотрительно, глупо, безумно. Он еще больше гонит на льду, с горы, желая догнать незнакомку, но льду и снегу не нравится эта идея - он разрастается под колесами совсем везде, мотоцикл, только приземлившийся, скользит как сумасшедший, никак не хочет выравниваться. Её не видно, но дорога одна. В конце концов, психует, съезжает куда-то к обочине, и Сириус тогда резко тормозит, одновременно пытаясь достать палочку, а лёд, видимо, всё еще хочет показать кто в доме - на дороге - хозяин, не даёт сделать это нормально, и он срывается, вылетает, ветер бьёт в лицо.
Я сейчас умру.
- Арресто моментум!
Удар.
Почему заклинание такое длинное?
Он думает. Лежит - как удачно - в куче снега, и думает. Живой. Не пытается подняться, но начинает тихо посмеиваться. Заклинание, хоть и успело произнестись, мало помогло - смеяться, пусть и едва заметно, было больновато и неприятно, в легких саднило. Это от адреналина или удара?
Мир снова кажется черным и очень медленным, только в этот раз падает не она. Сердце в ее груди бешено бьется, захлебывается адреналином. Он не может сегодня разбиться. Не может! Но миру плевать на ее желания, и парень срывается и летит на холодный и злой белый снег. Она тоже срывается - из своего укрытия, бежит к нему, боясь увидеть на белом красное. Эта ночь должна быть черно-белой, красного быть не должно!
- Не отставай! - Жестко бросает Фрида, увидев, что гнавшийся за ней ненормальный жив и кажется даже цел. Крови на снегу нет, и девушка улыбается под шлемом, снова исчезая в густой тени. Она могла бы подать ему руку, прежде чем уйти, но она не хочет: в этой гонке так нельзя, здесь каждый должен справляться сам. Каждый за себя!
Она снова садится на мотоцикл, заводит его, оглядывается - поднялся ли тот парень или все-таки удар оказался сильнее, чем ей показалось? - и трогается с места, оставляя за собой только пышный шлейф из кружащихся снежинок. В узком переулке совсем темно, но она не хочет использовать магию, чтобы осветить себе путь, довольствуется тусклым светом залепленной снегом фары. Поворот, поворот и еще поворот. Она снова оборачивается - как далеко ее преследователь? Она не хочет, чтобы он упустил ее, но и поддаваться не хочет.
Потом они снова выезжают на широкую улицу, здесь светлее, но ветер бьет прямо в лицо. Это глупо, но она снимает шлем, ей хочется чувствовать, как ветер ледяными пальцами будет дергать ее за волосы. Пока она закрепляет шлем на мотоцикле, она немного сбавляет скорость, и они теперь идут почти наравне - то один вырывается немного вперед, то другой, и она не спешит увеличивать скорость, ей хочется рассмотреть того, кто так же любит скорость, как она. Он особенный. Он сумасшедший. Он красивый.
- Поймай меня, если сможешь! - Смеется Фрида - давит на газ со всей дури. Мотор ревет на всю улицу. Мотоцикл ускоряется рвано и резко, ее заносит, но она смеется, едва не падая, и ускоряется еще и еще, пока перед глазами не начинает все мелькать так быстро, что она уже едва понимает, куда едет. Может быть, она все-таки разобьется сегодня, ей плевать. Она не остановится.
Он замечает её и выдыхает - вернулась! Нет, она не уезжала, следила за ним, видела, как феерично он совершил свой полет. Ему снова становится смешно, в какой-то момент ему кажется, что она сейчас упадёт в обморок, но она бросает резкое "Не отставай", и он думает, что подумал ужасную глупость, сдерживается чтобы не хлопнуть себя по лбу, и улыбается в ответ. Стекло на чуть перекрутившемся шлеме замело снегом, он вяло стряхивает его, и понимает, что то треснуло.
Невелика потеря, - думает парень, тяжко поднимаясь и бросая тот под ноги.
Он садится на мотоцикл, а незнакомка уже уезжает - он понимает, что пора ускоряться, запрыгивает на тот верхом, даже не удосужившись проверить, остался ли многострадательный мотоцикл хоть в каком-то порядке, сразу жмёт на газ, и старый друг отзывается ревом и рвется вперёд, за второй такой же сумасшедшей волшебницей. Она тоже несётся, он её чуть было не потерял из виду, но исправился, не отрывался, догонял - должен догнать, должен узнать. Не может бросить.
В боку всё ещё болит после падения, но он не замечает - это сейчас неважно, можно и потерпеть. Есть кое-что поинтереснее. Кое-кто.
Они выезжают на другую, более светлую, улицу, и она едет медленнее. Он хмурится: зачем? Но потом понимает, зачем - она тоже снимает шлем - снова - и в этот раз у него получается рассмотреть немного больше, хотя он и старался смотреть на дорогу. Она красивая. Он видит, уже точно уверяется, что волосы у неё тёмные и длинные, и черты лица - это не мягкие, расплывчатые, полные нежности, которые часто встречались у девчонок, - это чётко очерченные линии, это острота, дерзость - он и так это понимал, он слышал её голос, и он тоже не мягок, но он красив, достаточно для того, чтобы ему понравится.
Она смеётся, и снова набирает скорость, он улыбается, повторяет за ней, и вот уже два мотоцикла снова бешено несутся по улице, подняв на ней страшный рев.
Ему кажется, что они оба ненормальные. Он не убился только что, но всё ещё впереди. У неё, впрочем, тоже.
Они несутся с такой скоростью, что ему аж плохо. Или хорошо. Он не может понять, что это. Воздуха мало, уши мёрзнут, он готов в случае чего снова достать палочку - ну или до конца убиться. Но ему хорошо. Он успел заскучать за сумасшедшей скоростью, за адреналином - и сейчас их было вот, с головой, благодаря этой безумной девушке. Они летели до свиста в ушах, до боли в глазах - не то от мельтешения всего того, что проносилось перед ними, не то от бьющего в них ветра, - до того, что живот сводил от восторга. Она дикая. Ненормальная. Он, кажется, влюбился.
Когда они в очередной раз поравнялись, он бросил на неё озорной взгляд, косо улыбнулся, и крикнул:
- У тебя топливо не закончится?
Адреналин опьяняет. От него все кажется предельно четким и резким, как черно-белая колдография с максимальной контрастностью. Но они мчатся на такой бешеной скорости, что даже такие чеканно четкие очертания размываются, и от этого кружится голова и даже немного тошнит. Сердце колотится так, что ребра скоро треснут и брызнут красно-белыми осколками под колеса, но сегодня не должно быть красного, она еще помнит об этом. Морозный воздух обжигает легкие, разрывает их изнутри, Фрида кашляет, но держится крепко. Она может это выдержать. Она хотела этого, ей необходима эта гонка, нужнее, чем этот похожий на битое стекло зимний воздух! Нужнее!
- Залила полный бак сегодня вечером! - Кричит она, улыбаясь, пытаясь поймать безумный взгляд этого ненормального, который с ней, как ни странно, наравне. Она и мечтать не могла, что встретит здесь такого, - но вот он, настоящий, живой, такой же дерзкий и чокнутый, как она. - А ты?
Его мотоцикл тоже зачарован, это сразу видно, значит, он сможет продолжать гонку и в воздухе. Фрида без всякого предупреждения взмывает вверх, отталкивается задним колесом от крыши, и с нее осыпается снег и лед, это ужасно громко, и в окнах тут же зажигается свет, а она летит дальше, все выше, все быстрее. Это больше, чем гонка, это чувства на пределе, это грань жизни и смерти, что-то невероятное, что-то, чего никаким другим образом не достигнешь. Она чувствует себя очень счастливой, хотя ей кажется, что ветер своими ледяными когтями соскребает с ее носа веснушки прямо вместе с кожей. Она смеется и летит - куда глаза глядят, лишь бы лететь, лишь бы это продолжалось.
- Ты слишком медленный! - Она дразнится, хотя понимает, что этому парню не составит большого труда ее обогнать. Он не слабее ее. Может быть, даже сильнее, ведь он пережил довольно серьезное падение, но продолжает гонку как ни в чем не бывало. Она бы тоже смогла так: под адреналином можно выдержать и такое, но она не уверена, что она при этом улыбалась бы так же весело и безбашенно. Его сила и дерзость завораживают, и ей хочется остановиться и заглянуть в его глаза, но она не может. Просто не может. Она слишком гордая для этого.
Она снова снижается, перепрыгивает с крыши на крышу, будит ни в чем не повинных лондонцев грохотом и ревом двигателя, но ей на них плевать, она смеется и мчится вперед, вперед, вперед! Потом она спрыгивает на землю, приземляется на одно заднее колесо, поставив мотоцикл на дыбы, едва не падает при этом, снова смеется, запрокинув голову, похожая хищную птицу, почуявшую кровь. Снова - по газам, снова - рывок, и снег бьет в лицо, и ее мотоцикл несется по прямой, словно черная стрела, и мир кажется медленным и черным... И становится совсем черным, когда она все-таки падает. Как, когда, почему - она не успевает осознать. Только чувствует, что в глазах темнеет, и понимает, что испортила ночь, в которой не должно было быть красного цвета. Она видит, как крутится колесо завалившегося на бок мотоцикла, он далеко, а она... Черный. Абсолютно черный цвет, как она и хотела.
Отредактировано Frieda Brinkerhoff (25.01.2020 14:33:53)
Он улыбается. Им весело, они оба придурошные - несутся над ночным Лондоном, смеются и, наверное, оба думают, какие же они сумасшедшие.
- А я вчера, - признаётся Сириус, и опять отворачивается чтобы видеть, куда летит, хоть и продолжает бросать взгляды в сторону незнакомки.
Да, заправлялся он вчера, но толком и не ездил никуда. Может, прокатит. Главное, что сейчас всё работает, не так ли?
- Ну а как же мне угнаться за тобой? - он смеётся и давит на газ, летит быстрее. Посмотрим ещё, кто здесь медленный!
Возможно, он обветрит лицо. Ветер бьёт, а когда они снижаются - ну как он мог не полететь следом за волшебницей скакать по крышам? хоть бы в аврорате никто не узнал, что это он ночью народ перебудил! - в лицо летит ещё и снег, поднятый не то ветром, не то колёсами. Им всё равно весело, смеются, перепрыгивают с крыши на крышу, потом несутся по дороге, - пока всё идёт не по плану.
Он едва ли не на ходу спрыгивает с мотоцикла, когда видит, как она вылетает с места, не сразу понимает, что она действительно падает, бежит к ней и падает на колени рядом, убирает волосы с лица. Сейчас он может её рассмотреть. Но почему-то ему не до этого, в глазах всё плывет. Она же не может так просто взять и умереть здесь? Нет, не может, он ведь даже имени её не знает. Это невозможно, так нельзя. Ерунда какая. Он бьёт её по щекам, а потом думает, что нужно трансгрессировать в лечебницу. Этого не хочется, но если она не придет в себя, будет хуже. Нужно, нужно что-то делать, открывай глаза, посмотри на меня.
[icon]http://sg.uploads.ru/UdOf1.png[/icon]
У нее есть любимая колдография: она лежит в черном бархатном платье, отделанном лучшим черным же кружевом, на белом мягком снегу и прижимает к груди красные гвоздики; лицо расслаблено, она больше похоже на изваяние со старинного кладбища, чем на живого человека. И сейчас так же, только все слишком по-настоящему, и вместо гвоздик красным расцветают пятна на снегу рядом с ее головой, словно зловещий багровый нимб. Она ничего не слышит в своем абсолютно черном мире, не знает, что ее зовут, не понимает, что нужно вернуться. Ей кажется, что она все еще падает. В черное. В бездну. В бесконечность. Холодно. Фриде всегда казалось, что черный цвет должен быть теплым, ведь он поглощает весь видимый спектр света, он не должен быть холодным! Но ей кажется, что эта черная бездна наполнена самой ледяной водой, какая только может быть, странно, что она не превратилась в лед... Или это потому, что она должна застынуть вместе с ней?
Она открывает глаза, когда холод становится невыносимым. Судорожно вздыхает, еще не понимая, что очнулась, смотрит на склонившегося над ней парня совершенно пустыми глазами. Бледные губы дрожат, она хочет что-то сказать - и не может, ей кажется, что ее легкие смерзлись внутри и рассыпятся на осколки из льда и мяса, если она пошевелится. Она закрывает глаза. Очень медленно делает вдох. Очень медленно поднимает руку и ощупывает голову, морщится от боли, всё-таки открывает глаза, не понимает, что черная перчатка измазана кровью - на черном красное не видно.
- Я все испортила... - Хрипло шепчет она, пытаясь поймать взгляд парня. - Я проиграла.
Это больнее любой боли. Это обидно до слез, но на кого же обижаться, если она сама виновата? Она себя ненавидит. Она слишком слабая. Лучше бы она разбилась.
Она поворачивается на бок, поджимает колени к груди, сворачивается на снегу клубком, как на мягкой постели. Она уже не чувствует холода. Хочется плакать, но она не может, - да, она проиграла, но она все еще слишком гордая, чтобы плакать перед победителем.
- Уходи, - хрипло просит она. - Оставь меня.
Она знает, что так будет лучше. Ей не нужна помощь. Ей нужно другое.
- Может быть, когда-нибудь я отыграюсь, - она даже пытается улыбнуться, - в другой раз...
Она лежит вся такая мертвенно-красивая, и не шевелится, и, кажется, даже не дышит. А потом открывает глаза, мутно смотрит на него, и дышать перестаёт он. Живая. Надолго ли? Закрывает глаза, но потом снова открывает, смотрит более отчётливо, и он снова дышит.
Он улыбается, когда она начинает говорить, хотя улыбаться не очень хотелось - оно само. Вот беда, думает, проиграла.
- Ты упала впереди, - признаётся Блэк, хотя расстояние между ними было совсем небольшое, - и я падал.
У неё голос хрипит, у него тоже. Сейчас он начинает чувствовать боль в боку - снова - и холод, а потом понимает, что она и вовсе лежит в снегу, и падает рядом, смотрит в небо, выдыхая. Кажется, умирать она не собиралась, это хорошо, и всё-таки противное чувство внутри, будто он виноват или несёт ответственность за случившееся, не даёт спокойно лежать, поэтому он поворачивает голову в её сторону, когда она сворачивается. Сейчас прогонит, - думает парень, и она говорит, обиженно и даже не смотрит на него, и всё-таки прогоняет.
- Нет, - он улыбается, - у меня ребро болит, не пойду я никуда.
Главное, чтобы не обиделась и сама не начала уходить. Не будет же он следить за ней, как она там куда-то доберется? Оставлять её помирать он не собирался. Да и не хотелось. Ох уж эти женщины.
- Конечно, отыграешься, - он думает, стряхивает снег с куртки, даже зевает. А потом поднимает липкую руку и видит на ней кровь, всматривается в неё, охает. - У тебя кровь.. Может, тебе лучше в лечебницу?
[icon]http://sg.uploads.ru/UdOf1.png[/icon]
Он улыбается. Не насмешливо, как мог бы, даже наоборот, кажется, что он за нее переживал. Это даже больнее. Она сильная. За нее не нужно беспокоиться. Она может... Нет, она не смогла. Она слабая.
- Ненавижу тебя... - Шипит она, когда парень приземляется в снег рядом с ней. Почему он пытается говорить, что она не проиграла? Почему не уходит? Зачем все это? Ему мало? Что ему еще нужно? Она не хочет верить, что ему не наплевать, что ему важна была не только победа в гонке. Не хочет думать, что она, возможно, вообще была не так уж важна. Это слишком опасная мысль.
Он говорит, что у него болят ребра, но это полная чушь. Да, он упал, но она видела, как он потом ехал, она видела, как у него горели глаза. Даже если сейчас адреналин выдохся, боль точно не настолько сильная, чтобы он лежал и не мог встать. Он врет. Он хочет остаться на этом злом снегу с ней.
- Чушь собачья! - Фрида огрызается, но у нее слишком болит и кружится голова, чтобы она могла хотя бы отвернуться. От этого плакать хочется еще больше, и она думает, что если она все-таки не выдержит и расплачется при нем, потом она его убьет. Даже если на это уйдут последние силы, и потом она умрет сама.
На его пальцах - ее кровь, она красная, и это злит, это злит просто ужасно! Эта ночь должна была быть черно-белой, но как же теперь это исправить?
- Через неделю, - хрипло и очень зло обещает себе она. - Через неделю мы встретимся, и я тебя сделаю!
Ни в какую лечебницу она, естественно, не собирается. Это было бы куда большим безумием, чем все, что они сегодня натворили.
- Нет, - Фрида кривит губы и очень жестко и холодно смотрит парню в глаза. - Я не пойду. И если ты попытаешься меня утащить, я убью тебя. Я смогу, не сомневайся!
Только что ей казалось, что она не может чувствовать ничего, кроме боли и злости, но холод все-таки снова пробирается, причем кажется, что сразу под кожу - не под одежду. Хочет она этого или нет, но нужно отсюда уходить. И не домой к отцу и мачехе. Куда-то еще.
- Знаешь, где можно отлежаться до утра? - Приходится просить о помощи этого... Этого! Она чуть не задыхается, когда произносит эти слова, сглатывает злые слезы, кусает губы - они предательски дрожат. - Или гостиницу, где не болтают о постояльцах? Что-нибудь. В мой дом в Лондоне мне сейчас нельзя. До другого я не доберусь. Поможешь?
Она шмыгает носом. Нет, все еще не плачет. Хочет провалиться сквозь весь этот снег и землю, так было бы проще. Но просто в ее жизни не бывает ничего.
- Ага... - ну и пусть ненавидит, что ему сделать? Убиться от радости? Нет, полежит ещё.
И он лежит, и снег залез под кофту и куртку, противно тает на коже, ему мокро и неприятно, но полежать в любом случае было приятнее, чем вставать и шевелиться. Он выдохся, и ему вообще хотелось спать, но спать здесь, в куче снега, рядом с девушкой, которая только что призналась, что ненавидит его, было бы плохой идеей.
Она говорит о чуши и он улыбается до ушей, отворачивается, смотрит в небо. Как же она права! Сама не догадывается, насколько. И чушь, и собачья. Прям по-настоящему. Он не отвечает, просто лежит и продолжает улыбаться, думает, что он, наверное, уже совсем с ума сошёл. Лежит в снегу, в крови, рядом с незнакомкой, с которой только что носился по улицам, и по небу, и где вообще только не носился. И ещё продолжает лежать, и не собирается уходить. Дурак, да?
- А как же, - скептически отвечает он, хотя ему кажется, что она вполне может его победить. Очень даже может, но пусть не думает, что он из жалости согласится или подумает поддаться. - Через неделю здесь же.
Он смотрит на то, как она злится и угрожает, и старается не улыбаться. Это получается, он серьёзно кивает, мол, и не подумаю. Ну, раз убьёт, то точно не помрёт здесь. Это радует.
Потом она спрашивает, где можно отлежаться и он думает. Думает, придумывает, кусает губы, а потом кивает.
Она его убьёт. Но по гостинницам он, как ни странно, не ходил и ни за какую из них ручаться не мог.
Он берет её за руку и трансгрессирует к себе домой, и они оказываются на ковре в его гостиной. Здесь теплее, вокруг нет фонарей, и первые секунды на полу сухо - пока с них не начинает ссыпаться снег и вода.
- Ванная... - он лениво осматривается, садится, - в двери слева. Спать будешь там, - он ткнул пальцем в прикрытую дверь спальни, уже вполне серьёзным и спокойным голосом. - Сухие вещи в шкафу, бери что нужно.
Он не посмотрел на неё, боясь увидеть там нацеленную на него палочку или слезы, или что там ещё такого неприятного можно увидеть, и потом снова трансгрессировал, лишь сверкнув тёмным пятном в комнате. Нужно было забрать мотоциклы.
Она его убьет. Как только ей станет лучше. Это дело решенное! Но когда они оказываются в его квартире, она даже произнести это не может. Ей кажется, что она вот прямо сейчас умрет, прямо на этом ковре, но каким-то чудом она встает и убегает - не уползает, а именно убегает! - в ванную. Трансгрессия была не лучшим выбором: Фриду выворачивает на изнанку, ей кажется, что из нее сейчас вылезут вообще все внутренности. Так плохо ей давно не было. Это длится... Наверное, недолго, она только наскоро перекусила вечером, но ей кажется, что прошла вечность. Потом она умывается - как ей кажется, тоже очень долго. Кровь идет откуда-то из затылка, и она решает, что мыть голову прямо сейчас, наверное, не стоит. Будет еще и щипать. Если она в принципе не убьется в скользкой ванне.
Она выглядывает в коридор - притащившего ее, видимо, в свою квартиру парня не видно и не слышно. Она возвращается в гостиную, которую совсем не успела рассмотреть. На ковре пятна от растаявшего снега и крови. Ей стыдно, и она снова злится.
- Убью... - Шепчет она, зло щурясь, и все-таки идет к тому шкафу, где лежат сухие вещи. Она. Будет. Носить. Вещи. Этого. Придурка. Фрида рычит от злости и роется в шкафу, пытаясь найти что-нибудь черное. Этот придурок выше ее на целых полголовы, поэтому она в конце концов решает, что его черная рубашка вполне заменит ей халат. Голова все еще кружится, и она медленно, по стеночке, перебирается обратно к двери ванной, медлит немного, сомневаясь, не убьется ли она там. Холодно. Горячая вода ей точно нужна.
Она все еще одна. Сейчас это пугает: если она упадет, возможно, этот ненормальный узнает об этом тогда, когда оказывать ей помощь будет уже слишком поздно. Но ждать его и просить присмотреть, черт, послушать, послушать! - не вариант. Так что Фрида запирает дверь на защелку, стягивает с себя одежду, забирается в ванну и включает воду. В глазах то и дело темнеет, и мир снова кажется черным и слишком медленным. Выбираться из-под горячего душа все равно не хочется.
Потом она все-таки выходит. В черной рубашке поверх белья, босиком, лохматая, часть волос все-таки намокла, и они смотрятся просто ужасно. Под глазами следы подводки и туши - она не заметила, что смыла их не до конца. Это тоже выглядит плохо. Чувствует себя она еще хуже. Фрида добирается до гостиной. Боится идти в чужую спальню. Боится идти куда-нибудь еще. Хочет и не хочет узнать, что этот придурок уже вернулся.
- Куда ты меня притащил? - Шипит она, когда он все-таки показывается. Сидит на кресле, обняв колени, и шипит, как перепуганная кошка. - Спасибо...
Уличный холод снова обжигает, только-только начинающая согреваться кожа обожглась от прикосновения морозного воздуха. Он сперва просто сидит все в той же куче снега, из которой они трансгрессировали, потом опускает взгляд на снег и видит, как ярко на нем выделяется красное пятно, уже покрывшееся тонкой ледяной корочкой. Он рукой бьёт по снегу, засыпая красный другим, белым, это не помогает, и он всё-таки поднимается, идёт к своему мотоциклу и катит его ко второму, который перевернулся. Вокруг было ужасно тихо и пусто, и вся эйфория от полёта уже покинула его. Он снова трансгрессировал, положив руки на оба мотоцикла, но в этот раз в гараж. Ему всё время кажется, что он во сне. Что ему все привиделось, что всё это неправильно как-то и совершенно непонятно. Сириус смотрит на чужой мотоцикл, будто не ожидал его здесь увидеть. Потом ставит свой, ногой небрежно опуская подножку, и подходит ко второму, поднимает его, крутит руль, проверяет колеса и провода газа и тормоза, - нельзя же его здесь вот так вот просто оставить, да? Да и пусть эта... как её зовут? нужно будет спросить как-нибудь, когда она не захочет его убить. Если такое возможно.
Когда он считает, что уже достаточно в нем наковырялся, садится на мотоцикл верхом и думает. Это всё очень странно, и он тоже странный, и сейчас ему очень хочется спать после всего этого, и он в принципе мог бы лечь прямо здесь, но нужно было пойти и проверить, как там эта женщина. Тогда он заходит обратно в гостиную, так и не раздевшись и не разбувшись, и видит силуэт в кресле посреди комнаты. Вздыхает. Лениво бредет вперёд и садится в кресло напротив, откидывая голову на спинку и вытягивая ноги. Вопросы.
- Угадай, - стонет он в ответ, из-под полуприкрытого глаза рассматривая гостью. В комнате было темно, но глаза постепенно привыкали к ней. - Ты не хочешь есть? - Он чуть выравнивается в кресле, и думает что она, скорее всего, откажется. - Или горячего чаю?
Он выглядит уставшим. Видимо, падение тоже дает о себе знать. Наверняка он хочет лечь и теперь злится, что пообещал предоставить место в спальне напросившейся к нему девушке. Наверняка он считает ее чокнутой - в этом он точно прав. Но они оба ненормальные. Оба, а не она одна.
- У тебя дома. Но где? Это Лондон? - Он мог утащить ее куда угодно. Вообще куда угодно. Это не то что пугает... Просто как-то неправильно. Но что сейчас правильно? Вот именно, что ничего!
От мыслей о еде ее снова начинает тошнить. Фрида закрывает глаза и пытается отвлечься, у нее нет сил вставать и тащиться в ванную. Она уверена, что тут же упадет, если попытается встать. Значит, нужно как-нибудь справиться с тошнотой. Ей не должно стать плохо прямо сейчас.
- Я не смогу сейчас есть, - она отвечает не сразу, медлит, пытаясь полностью отстраниться от неприятных ощущений. - Но чай, наверное, надо попробовать выпить. Крепкий. Очень сладкий.
Это должно немного помочь. Возможно. Она не уверена. Когда кружится голова, это обычно помогает, но это ведь другое. Она действительно сильно ударилась головой, вероятно, у нее сотрясение мозга. Но она плохо помнит симптомы и тем более не помнит правила оказания первой помощи.
- У тебя есть что-нибудь от головной боли? - Признавать, что ей совсем плохо, тяжело, и Фрида снова начинает злиться, но какое-нибудь лекарство или зелье ей сейчас нужно, это бесполезно отрицать. Парень это, наверное, и сам хорошо видит. - Прости. Я все испортила, и теперь тебе приходится возиться со мной. Это отвратительно.
Ей стыдно. Она вся сжимается, крепче обхватывает колени руками, упирается в них лбом. Нет, плакать она по-прежнему не собирается, но ей хочется спрятаться, причем спрятаться от самой себя.
- Я не видела тебя раньше, - взяв себя в руки, она поднимает голову, смотрит на парня, в очередной раз думая, что он ненормальный. Еще и потому, что притащил ее к себе домой. - Но я не так часто бываю в Лондоне. Я живу в Оксфорде. Знаю там каждый поворот. Ночью весь город принадлежит мне одной.
Она живет в Оксфорде, но по ее акценту понятно, что она не британка. Да и в Оксфорде она не так уж и давно. Но это сейчас не имеет значения.
- Лондон, - он кивает ей в ответ на вопрос, думает, что ему с ней делать. Выглядит совсем неважно.
Лишь бы не окочурилась здесь. Особенно это стало заметно, когда он спросил о еде. Девушка скривилась достаточно заметно. Кажется, все-таки стоило показать её врачу. Он в медицине дуб зеленый. Хотя нет - желудь. Можно было позвать Лили, но та засыпала бы его расспросами - его гостью вряд ли решилась бы, да? - пришлось бы объяснять всё... она бы и его во что-нибудь наверняка закутала, потому что ему тоже было неважно, а устраивать у себя дома полевой госпиталь ему совершенно не хотелось.
- Сходишь к лекарю, - он скорее утверждает, чем спрашивает, а потом кивает её словам и тяжко поднимается с места, плетясь в кухню. - Сейчас принесу.
На кухне всё просто и быстро - пару раз взмахнуть палочкой, и вуаля - чай уже готовится. Потом следовало найти подходящее зелье, и хорошо бы - приличное. Большая часть зелий в этом доме - это то, что приносила Лили. То есть, он всегда покупал всякие мелочи через нее, потому что сам ненавидел ходить по магазинам, а для той даже с работы толком уходить не нужно уходить, правда? Только вот в последнее время они с Поттер - обоими, наверное, - не так уж и часто общались, а зелья достаточно быстро портились - или израсходовались - и сейчас бы бы просто ужасно, если бы нужного не оказалось.
Он застает ее сжавшейся в комочек прямо на кресле, и в какой-то момент ему становится ее жалко, но тогда же кажется - не стоит. Она сразу дала понять, что ни в чем таком не нуждается, и он догадывался, что если он хотя бы посмотрит ан её не так - это только усугубит ситуацию. А ему, как ни странно, не хотелось все портить еще больше.
- Это должно помочь, - щурясь, он вручает девушке колбочку и вместе с этим на стол становится две чашки, он возвращается на своё место, и качает головой. - Не извиняйся.
Он мог бы сказать ей, что это он не возится с ней, а просто ведет себя так, будто у него есть гостья - иначе бы уложил и бегал бы тут с бинтами, мазями и тряпочками - но не был уверен, что она правильно поймет и не подумает, что он просто пытается ее утешить. Хотя, может, и стоило попробовать. Он не решился.
- Ты не местная, - он улыбается, пусть и не так широко и ярко, как тогда, когда они летали по городу как два придурка, и опускает подбородок на руку. - Зато я здесь бываю часто. Живу. А вот в Оксфорде никогда не был, - он наклоняет голову, усмехаясь, и легонько стучит пальцами по щеке, - как-нибудь нужно будет пошатнуть твою монополию на целый город.
Отредактировано Sirius Black (29.12.2019 21:21:03)
Они в Лондоне. Это хорошо. Проще будет утром добираться домой. На занятия она, видимо, не пойдет: сходить к целителю действительно стоит. Но только к тому, которому доверяет ее отец. Обращаться в городскую больницу нельзя ни в коем случае.
- Схожу, - соглашается она. Звучит почти как обещание. - Спасибо.
Она все еще ненавидит себя за эту слабость. Ей все еще стыдно, что парню приходится что-то делать для нее, хотя ему самому плохо. Но терпеть боль уже слишком сложно, а если она сейчас потеряет сознание, ему будет только тяжелее. И он наверняка вызовет целителя. Нельзя, чтобы он вызвал целителя.
- Ты сильно ударился? - Спрашивает она, когда он приносит пузырек с зельем. Фрида не собирается говорить, что ему, возможно, тоже нужно лечение. Сам разберется, что ему сейчас нужнее. Но ей не хочется, чтобы ему было больно. Эта мысль кажется ей очень странной, и она запивает ее зельем. Зелье она запивает чаем, хотя он очень горячий. Нужно срочно перебить резкий вкус лекарства.
- Мы еще не поделили Лондон, - она криво усмехается, глядя этому чокнутому прямо в глаза. Ей нравится, как он улыбается. У него красивое лицо, и улыбка ему очень идет. Ей нравятся его волосы - интересно, они вьются еще сильнее, когда мокрые? Если они не убьются и не убьют друг друга до первого весеннего дождя, можно будет это проверить. Можно еще принять душ вдвоем, но это слишком просто. И она не собирается подпускать его так близко... Сегодня, по крайней мере, точно не собирается. Потом... Ну, если они не убьют друг друга... Приходится все-таки признать, что он ей очень понравился. Хотя она ничего о нем не знает. Хотя он сумасшедший. Потому что он сумасшедший.
- Если претендуешь на Оксфорд, найдешь меня там, - фыркает она. - Это просто. Город маленький. Мне он не нравится. Я предпочла бы жить в другом месте. Но зато он мой. Весь. Хочешь кусочек? Отбери.
Фрида улыбается. Дразнит его, хотя ничего сейчас не может сделать, только выбирать слова поострее и взгляды порезче. Она не может не играть в эту игру. Она не хочет останавливаться.
Сириус удовлетворенно кивает словам девушки. Было бы хорошо, если она потом ему еще скажет, как там у неё дела. Ну, с головой. В смысле, что она больная он уже понял, его волновало, нет ли у неё там лишней опасной дырки или сотрясения. Он даже не удивляется этому приступу неравнодушия, думая, что, наверное, это нормально.
Потом он чуть морщится, но в будто бы шутку, не хотя, и все-таки отвечает на поставленный вопрос.
- Переживу, - и правда переживет, правда, мог бы и получше переживать. Ничего, это поправимо.
Он тоже тянется за чашкой и отпивает чаю, хотя ему кажется, что он сейчас его прольёт. Чашка неправильная, руки кривые - но только сегодня. Это тоже поправимо, ничего страшного.
- А-а, - с улыбкой тянет парень, с ехидкой глядя на волшебницу перед ним. - Вот так вот, да? Ты на Лондон покушаешься?
Он не может не заметить, что его рассматривают. И вроде как Блэк уже давно привык к этому... но такие сумасшедшие ему еще не попадались, и потому это льстит. Он тоже смотрит на неё, она же симпатичная, почему бы не посмотреть? Правда, сейчас вид у неё не лучше, но ему-то что? Не ковер же разглядывать? У неё тоже черные волосы, - сейчас слиплись и в крови, но это ничего, их помыть можно, - и красивые черты лица, взгляд такой - броский, заметно, что она привыкла росать вызов. Ему вдруг становится интересно, чистокровная ли она, и ему кажется, что скорее да, чем нет, но спрашивать он не станет. Не сейчас, по крайней мере.
- Отлично, - Блэк снова щурится, будто что-то задумал, - теперь я точно знаю, как тебя найти.
И снова щурится, когда она дразнит его. Ухмыляется и, прикрыв глаза, отпивает чаю, будто не при чем и сейчас они вовсе не города делят. В свой чай он сдуру тоже положил сахара, и теперь он казался ему ужасным, но переделывать не хотелось. Пусть уже будет такой.
- Всего лишь кусочек? Города, в котором я никогда не был? - Сириус фыркает, - интересно. Я попробую - только потому что мне интересно. Но ты всё еще хочешь кусочек Лондона, а? Он тебе нравится?
Он переживет. Конечно, он переживет. Такие, как они, многое могут пережить, а он сильный, наверное, сильнее нее. Это завораживает. Фриде редко встречаются те, с кем имеет смысл тягаться, кого она не обойдет по всем фронтам в первых же раундах.
- Конечно, мне мало Оксфорда, - заявляет она, не отводя взгляда. Она жадная. Сегодня она тем более особенно жадная. - Ты бы удовольствовался маленьким скучным городком? Я не верю в это. Мне этого мало.
Он тоже смотрит на нее, она чувствует его взгляд на своей коже, и это приятно. Волнительно. Прямые взгляды ее не смущают, наоборот, ей нравится, что он рассматривает ее, даже если выглядит она далеко не лучшим образом. Ничего. Он уже видел ее настоящую, он сможет понять, сможет увидеть то, что важно.
- В следующий раз так просто не будет, - предупреждает она, хотя прямо сейчас она совсем в этом не уверена. Но Фриде нужно хотя бы попытаться поверить, чтобы идти дальше. После падения нужно как-то подниматься, и она храбрится, боясь снова показать свою слабость. Этот чокнутый и так видел слишком много.
Чай отвратительный. Но ей сейчас нужен именно сладкий, и она давится им, пытаясь не думать о том, что ее может снова вырвать. Зато она может молчать пока пьет. Это тоже хорошо. Ей сложно дается этот разговор, она не чувствует себя сейчас такой смелой и дерзкой, как пытается показать, но остановиться не может. Наверное, парень это даже видит. Ей тяжело скрывать это.
- Хочу, - говорит она, снова поймав его взгляд, - хочу и заберу то, что мне понравится. Не сомневайся. Я еще не выбрала. Раньше я редко бывала здесь, но теперь... У меня большие планы на этот город. Ты еще увидишь.
Ты посмотри на неё. Ей мало Оксфорда. Блэк усмехнулся. Да, пожалуй, он ее понимал. То ли это влияние Вальбурги, то ли его врожденное состояние, а ему часто хотелось больше и больше. Хотя был период, когда он это отрицал. До недавнего времени.
- Лондон ты тоже просто так не получишь, - он улыбается. Они будто пирог обсуждают. Кому достанется кусочек со вкусным украшением, а кому - без. Обычно девушкам стоило уступать, но это не тот случай. Или и вовсе - не та девушка.
Она пытается пригрозить ему сложностями и волшебник снова отпивает чай, скрывая за кружкой улыбку. Ему нравилось вот так вот баловаться, дразня друг друга, и ей тоже, и это было безумством. Но это безумство его устраивало.
У нее не очень уверенный взгляд, но он не видит этого - в комнате темно и он смотрит не в глаза. Потом, конечно, в глаза - когда отвечает - но это даже хорошо.
- Не сомневаюсь, - он кивает, и ему кажется, что она вполне себе может ему такими вещами угрожать. Она хорошо ездила на мотоцикле и у нее было полное право грозиться. Хоть он и улыбается при этом так, будто это он сказал эти слова, бросая вызов.
Слишком много вызовов в этой комнате. Но сегодня это кажется нормальным. Так и нужно, да.
Он щурится, приподнимая бровь с немым вопросом: а только ли город ей понравился? Спрашивать не стал. Не так открыто, это неинтересно. Ему хочется найти подтекст в ее словах, и он кладет подбородок на руку, продолжая глазеть на волшебницу, будто ища его, этот подтекст. Или еще что-нибудь.
- Тогда выбирай, - он подмигивает, глядя ей в глаза, - может, чем-то мне и самому захочется поделиться... - он смеется, снова тянется за чашкой. - Выбирай лучше, чтобы было интереснее.
- Я еще не решила. Присматриваюсь, - повторяет она и тоже подмигивает. Ей нравится, как он щурится. Он вообще ей нравится. Она ему тоже понравилась - она чувствует это. Но она также понимает, что они оба скорее удавятся, чем произнесут такое вслух. Или нет? Может быть, он мог бы сказать. Может быть. Она не скажет ни за что.
- Не верю, что тебе захочется поделиться, - фыркает она, осторожно ощупывая ноющий затылок. Видимо, корочка из запекшейся крови стягивает кожу - там что-то болит и ужасно противно чешется. - Но это к лучшему: не хочу, чтобы было слишком просто.
Легкие победы - это не для нее. И тем более она не потерпит, чтобы ей подыгрывали или уступали. Ей не нужна фора, даже если она плохо знает Лондон и собирается гонять по городу с незажившей головой. Плевать. Она победит или проиграет, но это будет честный поединок. Не гонка - именно поединок.
- Что больше всего в Лондоне нравится тебе? - Спрашивает Фрида, снова заглядывая в глаза этого сумасшедшего. Чай уже почти остыл, но она не спешит допивать его, поединок взглядов и ухмылок сейчас гораздо важнее. Тем более что вливать в себя приторный чай сложно. - Я запомню... Посмотрю. Может быть, мне тоже захочется...
Она нарывается так явно, что это, наверное, даже слишком. Но ей сейчас очень нужно быть дерзкой. Нужно подойти к грани и замереть, продержаться на грани до момента, когда снова можно будет сорваться в безумный полет.
- Я постараюсь уложиться в неделю и посмотреть все интересные места в Лондоне, - она подмигивает и делает большой глоток отвратительного чая, от которого все-таки становится немного легче. - Надеюсь, не упущу ничего действительно важного. Хочу, чтобы игра была честной. Хочу выбирать с открытыми глазами, а не наугад.
Может, у него в гостиной валяется путеводитель по Лондону, и он любезно согласится одолжить его на неделю? Нет, это вряд ли. Но было бы забавно. Она слишком гордая, чтобы просить его показать ей город, хотя если кого-то и просить о таком, то только его, другие просто не знают того, что ей нужно. Но она молчит и допивает чай. Она очень упрямая.
- Ну, знаешь... - он делает вид, что задумывается, немного ерзает в кресле, усаживаясь поудобней. - Есть в городе места, которых не жалко...
Он не скажет ей, что это за места. Кто знает, может ему крепость Тауэр не угодила? Или какие-нибудь темные переулки? Какой-то конкретный, где когда-то они случайно подставили одну милейшую на вид блондинку. Вот те улицы он бы отдал с радостью. Кому угодно. Чтобы их вообще из Лондона забрали - не любил он такое вспоминать, по крайней мере - сейчас. Хотя со временем в голову приходили мысли, что не он виноват и вообще это не его дело.
- Нравится? Набережная, - не задумывается, сразу отвечает. Догадывается, что это место она захочет посмотреть первым, на него и положит глаз скорее всего. - Обязательно посмотри. Но её не отдам, даже не думай.
Он старается не улыбаться, но по глазам точно видно - он готов сейчас выдавить лыбу от уха до уха. Он думает, что эти слова только разыграют интерес в этой неугомонной женщине, и что уже после этого она готова бороться за набережную. И ему правда было бы жаль её терять. Очень жаль. И он этого делать не собирался.
- Это будет длинная неделя, - Сириус смотрит на неё, снова улыбается - потому что она подмигивает и потому что сложно не улыбаться, - и выдыхает, думая. Он хочет предложить ей показать этот город самому - потому что ему хочется еще встретиться с ней и не ждать целую неделю, потому что он знает, что он покажет то, что действительно будет интересным, - но он не предлагает. Потому что ему интересно, попросит ли она. Она смотрит с вызовом - будто показывая, что нет, не попросит, но ему кажется, что она бы этого хотела. - Удачи...
- Например, Косой переулок, - фыркает она. - Отвратительное место. Слишком шумно, слишком людно, все болтают без умолку и улыбаются как идиоты. Можешь быть спокоен: на этот квартал я точно не претендую.
Лютный переулок нравится Фриде гораздо больше. И публика там гораздо более интересная, ну и что, что жутковатая! Ей нравится. Ей вообще нравятся места, пользующиеся дурной, а еще лучше зловещей славой. Она читает газеты и из новостей знает, в последнее время в Лондоне было много убийств. Что трупы находили в заброшенных домах. Ей очень хочется забраться в один из них, но она не дура, она не полезет туда, где работают авроры, где она может помешать. Но когда все успокоится...
- Набережная... - Повторяет она за парнем, имени которого она до сих пор не знает. Спрашивать не хочется, хотя познакомиться уже давно пора. Но нет, она точно не станет спрашивать. Может быть, назовет свое имя, но точно не станет просить его представиться. - Значит, завтра я иду к целителю и отлеживаюсь, а послезавтра вечером иду смотреть набережную.
Если он захочет увидеть ее, он ее найдет. Да, набережная длинная, и она не называет точное время, но она понимает, что они оба достаточно сумасшедшие, чтобы это сработало. Чтобы они смогли найти друг друга в огромном городе, почти ничего друг о друге не зная и не назначая встречу.
- Это будет длинная неделя, но я справлюсь, - фыркает она. Ей тоже сложно не улыбаться. Этому психу ей хочется улыбаться почти постоянно. - Или ты в меня не веришь? Или... Что, хочешь помочь?
Она ставит опустевшую чашку на подлокотник кресла. Смотрит в глаза собеседника очень внимательно, ей даже удается не улыбаться довольно долго, можно даже подумать, что она злится. Но это просто игра, и она только что передала ход оппоненту. И ждет его реакции.
- У него есть своя толика обаяния, - вздыхает Сириус, наклоняя голову к плечу. Вспоминает своё патрулирование в Косом переулке с Эммелиной, то, что произошло после, и ненадолго задумывается, вперив взгляд перед собой. Но быстро берет себя в руки, сейчас не время для угрызений совести. - Пока не заглядываешь глубже.
Она не претендует, - ну и ладно. Он бы и не хотел чтобы она там шастала одна по ночам. Пусть даже на мотоцикле. Пусть даже он почти её не знает - совсем её не знает. Ту девчонку, блондинку, волос которой был в оборотном зелье Эммелины, он тоже не знал.
- Угу... - она повторяет его слова, и он снова начинает глупо улыбаться. Она точно пойдет на набережную. И она говорит об этом. Он тоже пойдет, но он не говорит, знает - она и так догадывается. Его взгляд говорит, что он туда пойдет. Поедет. - Там красиво. И тихо. По вечерам.
Они два идиота. Сириус улыбается - потому что не знает её имени. Нужно будет как-нибудь узнать, но не сейчас, сейчас он почему-тоне хочет, ему кажется, что это лишнее. Зачем ему её имя, да? Он знает, что она послезавтра будет на набережной. А сейчас - в его гостиной. Это одновременно смешно и странно, и он улыбается, думая об этом. Она тоже не спешит узнавать его имени. Ну да, зачем оно ей, если она знает, где он живет?..
- Кто, что, я? - удивляется Сириус, преувеличенно-наигранно вскидывая брови. Смотрит на неё и пытается подавить улыбку внутри. Он не уверен, что она тоже шутит, но хочет верить, что это так. И на всякий случай отрицательно качает головой, прикрывает рот рукой. - Я такого не говорил. А ты что, хочешь чтобы я помог?
Отредактировано Sirius Black (15.01.2020 16:29:32)
- У меня хорошая интуиция, - Фрида пожимает плечами. Кто знает, что происходит в этом глянцевом и глупом Косом переулке, когда люди покидают улицы? Лучше не задумываться. Если ей что-то не нравится с первого взгляда, это неспроста. Дурные предчувствия ее редко подводят.
Но парень снова улыбается, и думать о плохом становится сложно. Улыбка у него совсем идиотская - как, впрочем, и у нее, но кто сказал, что они должны улыбаться как приличные люди? Это было бы слишком... Нормально. А нормальность - это точно не про них!
- Красиво и тихо... Звучит как описание прекрасного вечера, - она ухмыляется уголком рта, старательно делая вид, что не догадывается, что этот вечер она проведет не одна. И тогда он уж точно не будет тихим. Но это такая игра, и правила нужно соблюдать. По этим самым правилам сейчас... Ее ход? Его? Они словно перебрасывают волшебный мяч, и это происходит так быстро, что сложно уследить за ходами, - еще и потому сложно, что хочется вместо этого наблюдать улыбками и взглядами. Любоваться. Это так странно и тепло, что от этого хочется даже спрятаться. Это же ненормально, что они стали так близки, хотя ничего друг о друге не знают, кроме того, что они оба поехавшие. Или еще не поздно сбежать? Нет. Отступление - трусость, а этого себе Фрида позволить не может даже с разбитой головой и сотрясением мозга. Было бы, впрочем, что трясти...
- Ты, - Она смеется и показывает на него пальцем, тычет бесцеремонно, глядя ему прямо в глаза. Сигает последние пути к отступлению. Так будет правильнее. - Ты хочешь меня увидеть. Раньше, чем через неделю. Я знаю это. Я вижу.
Если он ответит на вопросом на вопрос, спросит, хочет ли она его увидеть, ей придется сказать "да". Потому что "нет" быть уже не может. Потому что в этой игре можно много дурачиться, но лгать по-настоящему нельзя.
Когда она ложится спать в чужой спальне, она знает, что они скоро увидятся снова. Знает это наверняка и ни капельки не сомневается. Послезавтра. Вечером. На набережной. И, может быть, они отправятся посмотреть что-нибудь еще...
Вы здесь » Mo Dao Zu Shi: Compass of Evil » Архив || Marauders: Foe-Glass » [20.02.1979] (Не) теряя головы
