Mo Dao Zu Shi: Compass of Evil |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Mo Dao Zu Shi: Compass of Evil » Архив || Marauders: Foe-Glass » [22.02.1979] А у меня во дворе...
А у меня во дворе...
Дата: 22 февраля 1979 | Место: Лондон, Набережная | Участники: Frieda Brinkerhoff, Sirius Black |
Аннотация:
Они странно познакомились, странно провели ночь, странно договорились о следующей встрече. А договаривались ли?..
Кто первым найдет другого?
Этим вечером снег падает с неба и сразу же тает. Пушистые снежинки превращаются в воду за считанные секунды. Сыро. Серо. Кажется, что ветер дует со всех сторон и всегда в лицо. Худшей погоды для прогулки по набережной не придумать, но Фрида упрямо идет вдоль отделяющей берег от воды оградки, косится на желтые фонари, вокруг которых словно мотыльки кружатся снежинки, то и дело поправляет шарф - черный поверх черной кожаной куртки с заклепками на воротнике, манжетах и поясе, фыркает, если снегу все-таки удается пробраться за шиворот. Ее нового незнакомого знакомого нигде не видно, но она не сомневается, что он придет. Как они будут искать друг друга на такой длинной набережной - отдельный вопрос, но ее это не смущает. Она уверена, что это каким-то образом сработает.
Вчера она весь день лежала. Целителя решено было вызвать на дом - строго конфиденциально, чтобы о ее приключениях не стало известно там, где о них точно знать и даже догадываться не должны. Отец не ругался. Переживал, но не ругался. Мачеха долго смеялась и дразнила Фриду. Она запустила в нее тапочком, когда та сказала, что она влюбилась в это сумасшедшего парня на крутом байке. Судя по тому, что она до сих пор об этом помнит, эта гипотеза не лишена правдивости. Это злит. Она хочет быть свободной - во всех возможных смыслах этого слова.
Ветер играет с ее волосами, путает их и швыряет ей мокрый снег в лицо. Фрида передергивает плечами и в очередной раз раздраженно фыркает. Хотя ужасная погода могла бы подпортить впечатление, набережная ей нравится. Она понимает, почему ей не хочется делиться. Ей на его месте тоже не захотелось бы - это факт. Вряд ли они смогут договориться.
Она прокручивает в голове список достопримечательностей Лондона - сегодня, когда ей уже стало лучше, она нашла справочник и выписала оттуда все заинтересовавшие ее адреса. У нее большие планы на эту неделю. Может быть, она даже успеет что-то еще увидеть сегодня. У нее мало времени, а город большой, и ей нужно успеть рассмотреть его как следует любой ценой. Плевать, что в институте думают, что она лежит дома с температурой - туда целитель отправил другую справку, с удобным диагнозом; плевать, что потом придется наверстывать пропущенные занятия, на все плевать. Ей нужен этот город. Он нужен ей весь.
Фрида останавливается под мигающим фонарем и смотрит на часы на своей левой руке - времени у нее еще много. Она пытается согреть руки, дует на ладони и растирает их, но пальцы все равно слушаются плохо, и она снова убирает руки в карманы. Какая отвратительная сырость! Волосы у нее все уже мокрые от снега, но это не повод задуматься о покупке шапки или хотя бы о том, что можно было бы зайти куда-нибудь, чтобы обсохнуть и отогреться. Нет, это было бы слишком просто. Она моргает, пытаясь сбросить с ресниц прилипшую к ним снежинку, трясет головой и идет дальше. Просто вперед. Просто вдоль берега. Если сегодня все работает правильно, они скоро встретятся.
День неприятный, погода неприятная, но есть надежда на приятную компанию.
Ему кажется, что он опаздывает, хотя точного времени встречи никто не оглашал. И все-таки он собирается на скорую руку, хватает то, что находит, и только шлепает себя по сонной морде потому что он опять уснул, пока читал какую-то дурацкую книжку, отвлекаясь от навязчивых мыслях - то о доме, то об Ордене, то об этой сумасшедшей...
На набережной тихо и спокойно, он останавливается, когда доходит до мощеной дорожки, и осматривается. Нет, нет смысла надеяться, что она будет где-то поближе к его дому, придётся идти дальше - вдоль всей набережной, и лучше смотреть в оба, вдруг мимо пройдет? Ему кажется, что он хорошо помнит её лицо, но он сегодня с утра слишком рассеянный, какой-то потерянный.
Он чувствует себя идиотом, и потихоньку шлепает - именно шлепает, по лужам-то, - вдоль набережной. Что, если она не приедет? Что, если она пошутила, а он теперь как дурак будет гасать по городу, ища её? Но он отметает эти мысли и качает головой, периодически скользя по дорожке, осматривается и бурчит под нос - потому что погода и правда отвратная, а еще ему холодно в кожанке, за неё накапало и он теперь мокнет. Дурацкий Лондон со своей дурацкой погодой и людьми.
Он замечает её когда уже успел полностью промокнуть, гуляя по набережной, и почти отчаялся к этому моменту, - она стоит под фонарем, неуверенным в своей работоспособности, такая же мокрая и вся в черном. Ему в какой-то момент становится немного неловко и он замедляет шаг, как-то по-детски неуверенно пригладив волосы пятерней, а она почти сразу пошла дальше. Она забавно ходит, - он улыбается, наблюдая за тем, как мокрые - зато уже чистые - волосы болтаются по спине, и он думает, что эта придурошная тоже сегодня заболеет. Они оба заболеют, обязательно - потому что мокнут то в снегу, то под этим недоснегом, больше похожим на дождь, - и от этого становится теплее: болеть будут вместе. Сириус качает головой, улыбаясь - идиот - и ускоряет шаг, догоняя её.
- Погодка супер, да?..
Она поворачивает голову - и замечает его. Наконец-то. Они оба все мокрые, и от снега, и от дождя, и от их дурацкого сочетания, у обоих красные носы и уши, а волосы давно отсырели, но это сейчас не имеет никакого значения. Даже если они оба завтра заболеют, это совершенно не важно.
- Просто потрясающая! - Фрида фыркает и улыбается. У него от сырости волосы действительно вьются сильнее, как она и предполагала, и ей это очень нравится. Он очень красивый - даже с красными носом и ушами. Он особенно красив именно сейчас, потому что гулять по набережной в такую погоду может только конченный псих, а именно этим он ей и нравится.
- Ты ненормальный, - она пытается кривить губы и усмехаться, а не улыбаться, но у нее не получается. Она вся сияет. Она действительно рада его видеть, и это никак не получается скрыть. - Я думала, ты не придешь.
Врет. Она ни на секунду не сомневалась в том, что он придет. Верила в этой с той самой минуты, когда они "договорились" встретиться на набережной. Она заснула и проснулась с этой мыслью. Она ждала этой встречи. Это дико, это ненормально, но это действительно так.
- Я ожидала большего, - а вот это правда, на колдографиях лондонская набережная выглядела гораздо интереснее, но сегодня ведь действительно отвратительная погода, способная испортить любой, даже самый прекрасный вид. - Или я просто не успела увидеть самое интересное? Покажешь?
Она все еще не спрашивает, как его зовут. Или чем он занимается. Или как он провел день. Какая разница? Пусть все идет своим чередом, а вопросы - это для нормальных людей и нормальных знакомств, а не для таких, как они.
Он тоже фыркает, слыша её ответ, и закатывает глаза к небу, воздавая ему благодарности за то, что такие сумасшедшие девушки существуют.
Улыбка расползается на морде сама собой, пока они идут и смотрят друг на друга как два придурка. Её улыбка кажется искренней, она рада тому, что он все-таки дошел и нашел её, и ему хочется улыбаться еще шире, но это было бы уже неприлично. Хотя, кажется, что прилично - не их сильная черта, да?
- Удивила, - он строит очень наигранно-удивленную морду, снова фыркает, и щурится. - Ты не нормальнее моего, - дурацкая улыбка; он пытается закусить щеку, чтобы хоть немного успокоится, получается плохо. - А я не был уверен, что придешь ты.
Что ж, она его ждала. Их негласная сделка была не выдумана им, это уже хорошо. И она все-таки действительно больная. Он опять в этом удостоверяется, и, кажется, еще не раз это сделает. А он погрыз ногти, когда думал о ней и не был уверен, что не ударился все-таки головой когда падал. Это все казалось таким нереальным и сумасшедшим! И оно все-таки было реальным, и даже она, вот - топчется по лужам возле него.
Он вскидывает брови, услышав её слова, и хватается за сердце.
- Я оскорблен до глубины души, - улыбка выдает враньё, но это ведь его любимое место! - А ты не чувствуешь? Только подумай: здесь всегда так мало людей. Особенно там, подальше от моста. Пошли
Он думает, что, пожалуй, покажет ей своё любимое место на набережной - на пирсе, где уже давно ничего не происходит кроме хлюпанья волн о стенки, - и жалеет, что погода не позволит им просто посидеть там какое-то время и поболтать. И еще нужно будет позвать её куда-нибудь отогреться и выпить чего-нибудь горячего...
- Это что же, я теперь могу не беспокоиться о том, что ты попытаешься отобрать у меня набережную?
Он так улыбается, что невозможно думать о том, что она вся вымокла, - это того стоит. Она рада его видеть, она рада, что эта сумасшедшая встреча, о которой они так договаривались, что могли не прийти оба, все-таки состоялась. Да, сегодня все работает правильно. Так, как должно быть.
- Если я говорю, что я что-то сделаю, я сделаю это, можешь не сомневаться, - Фрида кривит губы, но не может не улыбаться ему, не может хмуриться. У нее просто не получается. И голос звучит совсем не так холодно и насмешливо, как она привыкла. Сегодня не все работает правильно, и это раздражает и радует одновременно, но в последнем она ни за что себе не признается.
- Уверена, что в хорошую погоду люди здесь стадами ходят, - вот на это у нее получается фыркнуть более чем убедительно, она слишком не любит большие толпы, особенно когда они собираются в действительно красивых и интересных местах, где так здорово гулять в полном одиночестве. Ну хорошо, хорошо, иногда можно и не в полном... И не в одиночестве. Сейчас очень остро ощущается, что они идут именно вместе. Странно. Странно и страшно.
Она идет за ним, шлепает по лужам, совсем не глядя под ноги, - ноги все равно давно промокли, а поскользнуться она почему-то не боится, хотя это едва ли разумно. Разумно, впрочем, - это точно не про них.
- Даже не надейся, - она долго и выразительно смотрит на своего чокнутого собеседника и подмигивает ему. - То, что это место тебе нравится, - достаточно хорошая причина, чтобы за него бороться. Не надейся, что будет просто, в этот раз я не ошибусь...
А если все-таки ошибется? А если... Нет. Нельзя думать о таких вещах. Она должна быть быстрее. Она будет быстрее. Она сможет. Она может все - и даже больше!
На пирсе совсем холодно - там ветер совсем беснуется, швыряет в лицо снег и брызни ледяной воды, волны шумят тревожно и недовольно, им тоже не нравится такая погода. Но вид отсюда потрясающий, и Фрида застывает у самого края, глядя в воду, любуется темной пучиной, совсем не боясь ее. Ее завораживает буйство стихии, и она сейчас совсем не чувствует холода.
- Прекрасное место... - Произносит она позже. Шепотом, за ветром слова едва слышно. Она улыбается. Она очень счастлива. Эта странная ночь словно придала ей новые силы, темные, мятежные, беспокойные... Ей это нравится. - Спасибо, что показал мне его... - Она действительно благодарна, здесь она не лукавит, а потом... - Я отберу его у тебя. Ты же понимаешь, да?
- Хорошо, я запомнил, - кивает Блэк, пытаясь засунуть руки в карманы штанов. Что ж, так он потихоньку и узнает всякое-разное о ней.
Может быть, когда-нибудь он услышит её имя.
Она говорит о людях, как о стадах и он смеется. Она попадает в точку, ему кажется, что да - люди - стадо, это звучит смешно, но правдиво. И он смотрит на неё и думает, откуда же она такая взялась. А еще в голове бьется навязчивая мысль о том, что такие на дороге не валяются, но она ведь не подходит - и об этом он тоже думает, улыбаясь, - потому что она-то повалялась. Он, в принципе, тоже.
- Особенно возле моста, - он кивает. - Поэтому в такую погоду это место особенно прекрасно.
Потом она опровергает его подозрения и долго смотрит. Он тоже смотрит на неё. Ему от этого становится смешно и тепло одновременно. От последнего - еще смешнее, и он улыбается, хотя подувший ветер заставляет поежится. Он недостаточно тепло оделся, а еще он мокрый, - и от этого сводит скулы, но он все равно давит лыбу.
- Да? А вдруг я тебе соврал?
На пирсе сумасшедше - ветер поднимается еще сильнее, волны разбиваются - здесь немного мрачно, но от этого становится еще красивее. Они стоят и смотрят вдаль, ему очень интересно, что она скажет. Понравится ли ей. Должно понравится. Он поворачивается и смотрит на неё, ждет реакции.
Едва заметно выдыхает, когда она выносит вердикт: ей нравится. Он удивляется этому, потому что это странно - надеяться на чье-то одобрение, и улыбается тоже краем губ.
- Угу, - он хотел разделить с кем-то это место. Не хотелось делать это абы с кем, хотелось показать близкому, а он показал ей, не зная даже её имени, и не жалел об этом. Даже когда она сказала, что собирается отобрать. Возможно, он готов проиграть ей это место. Но не собирается этого делать. - А ты попробуй. За него придется побороться.
Он ухмыляется, а потом снова ежится. Они оба совсем мокрые, а Лили его прибьет если он опять на следующий день позовет ее и попросит что-нибудь целебное. Ничего, он же не совсем дурак - лекарства и сам найдет.
- Ты не хочешь кофе? Или чаю? В этот раз нормального.
- Без борьбы жизнь была бы пустой, - Фрида пожимает плечами и улыбается очень искренне. Она действительно в это верит. - Я всегда буду сражаться. Жизнь - это гонка, и я рассчитываю увидеть на своей трассе много побед.
Она любит побеждать и ненавидит проигрывать, но это тот случай, когда участие все же важнее победы. Ей хочется соревноваться с этим сумасшедшим, но она уже понимает, что не будет убиваться, если проиграет. Он достойный соперник. Он, наверное, сильнее. По крайней мере, у него меньше уязвимостей. Он ей нравится. Об этом сложно думать, но это правда. Но как бы то ни было, она, разумеется, хочет победить. И она будет стараться.
Он ежится от холода, она тоже зябко передергивает плечами - оба совсем замерзли на ледяном сыром ветру. Заболеть сейчас нельзя: слишком мало времени осталось до следующего состязания. Они не могут валяться с температурой в такой важный день, да и устраивать гонку, захлебываясь соплями, плохая идея, это будет уже не то. Нет, они оба должны быть в идеальной форме! Поэтому предложение стоит принять. Даже если это выглядит почти как... Свидание. Но нет, это же другое, это должно быть совсем другое, и вообще... И вообще.
- Хочу, - кивает она. - Здесь красиво, но ветер очень противный.
Они идут куда-то - Фрида не знает, где в Лондоне можно выпить хорошего кофе или чаю, она мало где бывает, кроме дома отца и его новой жены. Ходить по кафе ей и не хочется, и не с кем. Она любит одиночество, но в кофейнях обычно слишком уютно, чтобы сидеть одной, хочется поговорить с кем-нибудь. Поэтому она доверяет выбор места этому парню - он живет здесь, он знает, где им не будут мешать.
- Жаль, что я не могу показать тебе свое любимое место. Тебе бы понравилось, я уверена, - она улыбается ему, и ей ужасно хочется коснуться его кудрей, пока они мокрые, они ведь так забавно торчат сейчас. Он красивый. И он привык, что им любуются, это сразу видно. Она тоже привыкла притягивать взгляды, она знает, как это работает. - Может быть, я бы даже поделилась. Я сегодня не очень жадная. Но это только сегодня.
Он улыбается и опускает взгляд - сначала на мокрые ботинки - и замечает, что стоит в лужице, но ничего не делает, - потом снова смотрит на вид с пирса.
Она не оставляет сомнений в том, что любит бороться. Он это понял с их первой встречи, пожалуй, еще когда они гасали по городу, пытаясь друг друга обогнать. Он думает, что это странно, но ведь они оба - ненормальные, иначе и быть не может, - но это одновременно интересует его еще больше.
- Очень противный, - соглашается он и ветер обиженно пытается залезть под куртку.
Он сначала идет просто куда-нибудь вперед, до места, где будет побольше неплохих кафе, потом додумывается о месте, куда можно пойти. Неподалеку была небольшая маленькая кафешка - там было уютно и немноголюдно. Наверное, это потому что расположена она в месте, где редко ходят гулять.
- Оно настолько далеко? - с сожалением спрашивает Сириус. Ему бы хотелось посмотреть на это место; тем более если она уверена, что ему бы понравилось - это будит интерес. - Ого, и такое случается...
Он улыбается, смотрит на неё, и чувствует себя очень странно. Но отмахивается от этого - ему хочется чтобы всё продолжалось, а подобные мысли только мешают, они не нужны.
В кафе неяркое освещение, мягкие то ли кресла, то ли стулья, и колдографии на стенах; официантка улыбается им, здоровается, и говорит что сейчас принесет меню, только булочки достанет. Здесь тепло и приятно, не смотря ни на что; когда они садятся, официантка прибегает с небольшим меню и охает.
- Может, вам принести пледы? У нас есть несколько штук, - она очень милая и светлая, совсем не такая, как та, с которой он пришел, но сейчас было самое время понять, что эта официантка не в его вкусе. Он вопросительно посмотрел на собеседницу, мол, принести ли?
Если бы границы были открыты, им, наверное, хватило бы дури рвануть и в Швейцарию. Но сейчас это практически невозможно, и это бесит: иначе она бы проводила на родине если не каждые, то каждые вторые выходные. Но, может быть, им все-таки удастся выбраться?
- Очень далеко. В горах Монте-Роза, - это действительно далеко, и в том числе далеко от международной каминной сети - и в принципе от любого человеческого жилья, потому что она предпочитает действительно уединенные места. И это не какая-нибудь обычная гора, опутанная бесконечной лентой серпантина, это одна из высочайших вершин в Альпах. - Цумштайншпитце. Пик на границе Швейцарии и Италии. Но у меня есть и другие любимые места, куда добраться попроще. Были бы границы открыты...
Она вздыхает. Невозможность отправиться туда, куда ей хочется, очень давит на нее. Ей хочется в Швейцарию, в Италию, может быть, еще в Атласские горы или к мысу Доброй Надежды, может быть, на берег Берингова пролива. Ей хочется везде побывать и все увидеть. И еще ей хочется разделить с кем-нибудь радость своих открытий, потому что о настоящей дороге всегда нужно говорить, это правильно и так и должно быть, но у нее нет ни дороги, ни такого человека. Сможет ли этот сумасшедший понять ее? Может быть, он тоже чувствует что-то подобное?
Она думает об этом, пока они идут в кафе. Это странно и тревожно, но она отмахивается от тревоги и старается думать о том, что однажды границы откроют, и она сможет отправиться куда угодно, и никто не сможет ее остановить.
- Принесите, - в маленьком кофе очень уютно и мило, так мило, что от этого аж скулы сводит. Слишком мило и слишком уютно, зато тепло и тихо. Внутри, кроме них, почти никого нет, и это тоже несомненный плюс.
Официантка приносит пледы, и Фрида снимает кожаную куртку, вешает ее на спинку стула и заворачивается в дурацкий розовенький плед. С ее черной одеждой сочетается просто ужасно, но лучше так, чем простудиться.
- Что ты здесь обычно заказываешь? - Спрашивает она, разглядывая колдографии на стенах. Их слишком много, они отвлекают, и она быстро переводит взгляд на парня, с которым она пришла сюда. Мокрые кудри все еще смешно торчат в разные стороны, и их все еще очень хочется потрогать. Глупая мысль. - Куда пойдем, когда согреемся? Я еще многое хочу успеть увидеть сегодня.
Почему-то она думает, что они и дальше будут гулять вместе. Это тоже странная мысль, но она кажется очень естественной и уместной.
- Ого, - действительно далеко.
Он тоже жалеет о том, что границы закрыты. Это обидно и досадно; причина, по которой их закрыли, тоже неприятная. Сейчас ему не хочется думать о войне в Британии, но эти мысли упорно лезут в голову, - он так же упорно от них отбивается, но это оставляет свой след. Ему хочется чтобы границы были открыты, и ему почему-то кажется, что тогда он бы смог путешествовать. Невозможность изменить это вселяла еще больше уверенности, что это необходимо - сейчас ему кажется, что ему очень нужно хотя бы на время уехать из Лондона. В те же горы Монте-Роза...
- Мне жаль, - он не находит других слов, кривится; ему кажется, будто он имеет к этому отношение и чувствует себя немного неловко и виновато. Непонятно.
Когда они уже сидят в кафе, Сириус не может понять, нравится ли ей здесь. Поэтому он немного ерзает, а когда получает плед - повторяет за брюнеткой, тоже вешает куртку на стул и укутывается в плед - ему достался точно такой же, как у неё, и они теперь выглядят, пожалуй, еще более по-идиотски, чем при первой встрече. Тогда они не кутались в розовые пледики. Это забавно, и он прячет улыбку, прикрывшись рукой.
- Кофе. Еще здесь эклеры вкусные. Я не очень люблю сладкое, но эти эклеры того стоят. Хочешь? - Он улыбается, представляя эту девушку с эклерами и в розовом пледе, - у него ломается фантазия, но он бы хотел на это посмотреть.
Она бросает взгляды на его волосы и он машинально приглаживает их рукой, подумав еще, что они, наверное, накрутились из-за влаги и теперь торчали кто куда. Наверное, смешно выглядит... У неё волосы тоже слегка вились на концах, а еще они были гораздо длиннее, чем у него. Ему всегда было интересно - каково это, с такими длинными волосами.
- А на что ты бы хотела посмотреть? - С улыбкой интересуется волшебник; ему нравится то, что она думает, что они потом еще куда-то пойдут.
В розовом пледе он смотрится даже глупее, чем она, хотя они сейчас оба мокрые и нелепые. Фрида думает, когда она выглядела хуже: тогда, у него дома, в его рубашке, или сейчас. Оба варианта какие-то ужасные. Но в этот раз у нее хотя бы готова не разбита - это уже большой плюс.
- Я тоже не люблю сладкое. Но хочу попробовать. В такую погоду эклеры кажутся подходящим вариантом, - наверное, это будет выглядеть еще хуже, но какая разница? Если она закажет вместо эклеров чесночные гренки, положение это не спасет, да их здесь, наверное, и нет.
Он пытается пригладить волосы, и ей хочется остановить его, ей нравится этот дикий беспорядок у него на голове. И ей все еще хочется прикоснуться к его волосам, но в этот раз она говорит себе, что тянуться через стол нелепо, - и опять ничего не делает. Это больше похоже на отмазку, чем на нормальную причину, и ее злит, что ей приходится придумывать их, ее пугает, что она никак не может выбросить из головы эту дурацкую идею.
- Не знаю. Я составила список достопримечательностей, но за день в голове все перепуталось, я не помню, что хотела посмотреть в первую очередь, - это тоже злит, стыдно не помнить таких вещей, но у нее сейчас в голове и правда ужасная каша. - Просто хочу еще что-нибудь увидеть. Узнать больше об этом городе. Я не должна быть здесь чужой, но я все еще чужая. Это неправильно.
Фриде кажется, что она слишком открывается, но уже поздно - все уже сказано. Сделать вид, что она хочет просто поглазеть на красивые виды, теперь не получится.
- Здесь тяжело, - признается она, пока для них готовят кофе и эклеры. - Из-за закрытых границ кажется, что я живу в какой-то клетке. Красивой, но все-таки именно клетке. Я привыкла много путешествовать, я так многое хочу увидеть, но приходится сидеть здесь, - она вздыхает. Может быть, он сможет понять. Другие никогда не понимают, им страшно уходить далеко от дома, им не нужна дорога, а она без нее жить не может. - В Швейцарии было совсем по-другому. Там я была свободной. Здесь... Тесно. Душно. Но никто этого не видит.
Он наконец-то заказывает им эти долбанные эклеры и кофе, официантка прячет улыбку и убегает на своё место - он только слегка хмурится в какой-то момент; улыбается она, ты глянь! Хотя забавно было выбирать то, что они будут сегодня есть, полагаясь на погоду. А что принято есть в жаркий летний день? А, тут понятно - мороженое...
Она говорит что забыла, куда хотела сходить, но ему кажется что она врёт, хотя при этом взгляд у неё недовольный. Просто хочет чтобы он выбрал, - так думает Сириус, откидывается на спинку сидения, кутаясь в дурацкое розовое одеяло, и недолго думает. Недолго - потому что девушка продолжает, и он усилием удерживается, чтобы не дернуться.
- Мы можем просто походить по улицам, - ему кажется, что это должно помочь. Можно посмотреть на дома, на людей, на жизнь города, - понять его? Это не достопримечательность, но что им мешает по пути пройтись рядом с каким-нибудь очень-важным-и-известным местом? - Косой переулок тебе не нравится, тогда что насчет... Лютного?
Он улыбается. Он помнит. Лютный переулок - это скорее шутка, чем реальное предложение, но если она скажет "а пошли" - он ведь пойдет. Отступать поздно, так?
Красивая клетка, о которой говорит брюнетка, напоминает ему о доме. Кажется, будто это преследует его - он пытается отмахнуться от мыслей - сейчас не время, - но всё равно успевает подумать, что лучше все-таки было бы подумать головой прежде чем уходить из дома. Мерлин, он ведь был еще школьником. Туповатым школьником.
- Иногда клетка остаётся лучшим вариантом, - он говорит совершенно о другом, осекается, и пытается изобразить наиболее беззаботное выражение лица. Думать о путешествиях приятнее. - Где ещё ты была? Я никогда не уезжал из Британии, - признается Блэк, чувствуя себя слишком неловко. - Но хотел бы.
Отредактировано Sirius Black (31.01.2020 16:29:28)
- Давай просто бродить по улицам, - соглашается она. - Может быть, я увижу что-нибудь и вспомню. Я все равно не помню, далеко ли находятся достопримечательности, которые я внесла в свой список. Может, их и невозможно посмотреть все и сразу, я не уверена.
Она знает, по каким улицам здесь можно носиться на мотоцикле, но не знает, где можно гулять пешком; она плохо ориентируется, потому что привыкла, что всегда можно трансгрессировать домой, если заблудилась, да и на зачарованном мотоцикле можно перелететь через любое препятствие и с высоты разглядеть какой-нибудь ориентир, чтобы выбраться на знакомые улицы, если домой пока возвращаться не хочется. Теперь все немного сложнее, но и интереснее.
- Лютный переулок гораздо интереснее, - совершенно серьезно заявляет Фрида. - Там есть хорошие магазины. И тату-салон. Я, правда, еще не заходила в него, обе моих татуировки мне набил мой дядя, я не уверена, что стоит пробовать услуги другого мастера, но мне любопытно посмотреть, как там все устроено. И мне очень нравится лавка древностей, это так интересно! Ты, наверное, много раз бывал во всех этих магазинах, да?
Почему нет? Окаменелости, древние кости, летучие мыши, зловещие артефакты и более безобидные магические принадлежности, сушеные головы - все это очень будоражит любопытство и воображение.
Она еще улыбается - а он уже нет, у него что-то странное творится с лицом, он никак не может натянуть на него беззаботное выражение, и это очень сбивает. Значит, ему тоже здесь тесно?
- Я понимаю, - она действительно понимает. Если бы не понимала, ее бы здесь не было, и отец не планировал передать ей дела по управлению лондонским филиалом своего банка. - Но иногда этого недостаточно, чтобы держаться. Иногда просто слишком тяжело.
Фрида поводит плечами, будто ей холодно, и поправляет дурацкий розовый плед, будто это может чем-то помочь. Ей неуютно и неловко, ей страшно так открываться, но она понимает: сейчас можно. Сейчас нужно.
- Моя мама была итальянкой. Из Неаполя. Мы часто бывали там вместе, еще выбирались в Рим и на Сардинию - у родственников там вилла на берегу моря, там очень красиво... С отцом и дядей мы объездили всю Швейцарию, часто отдыхали в горах, подальше от суеты. Еще я бывала в Испании, Франции, Бельгии, Дании, Швеции, Норвегии, Германии и Польше. Мне нравится на севере, я надеялась, что отец откроет новый филиал банка в Осло или Стокгольме, но мы переехали в Лондон. Я сперва очень грустила и мечтала скорее уехать. - Она заставляет себя перестать теребить этот идиотский плед и опускает обе руки на столешницу, немного подавшись вперед, чтобы лучше слышать собеседника. Говорить громко сейчас кажется неправильным. - Теперь легче, но я все еще чужая здесь, не знаю, наверное, я какая-то неправильная... А где бы хотел побывать ты?
Отредактировано Frieda Brinkerhoff (08.02.2020 21:56:26)
Он кивает её словам, а потом смущается того, что стал уже настолько скучным жителем Лондона, что здешние достопримечательности его уже не впечатляют. Он не знает, что может заинтересовать людей, которые не прожили здесь восемнадцать лет, и из-за этого чувствует себя едва ли не беспомощным - потому что даже предположить не может, что эта девушка внесла в свой список. Хотя, возможно, он не может этого сделать потому что она сама по себе какая-то ненормальная, и он просто не знает, чем она может заинтересоваться в этом городе.
Он кладет руки на подлокотники кресла, в котором сидит, откидывается на его спинку, и улыбается. Она все-таки действительно не прочь пойти в Лютный переулок. Она говорит о тату-салоне и о своих татуировках и ему становиться интересно - он хочет посмотреть на них вблизи, рассмотреть, может быть, даже придумать какие-то свои выводы. Но он не решается попросить её показать их - это звучало бы глупо.
- Никогда не был в том тату-салоне, - им наконец приносят эклеры на каком-то ужасном винтажном блюдце и кофе в не менее ужасных чашечках и ему становится стыдно за то, что он её сюда привел. - ...поэтому это будет для нас обоих открытием, - он кивает официантке, она уходит, и он вздыхает, сдерживая порыв прикрыть лицо рукой, давит улыбку и будто оправдывается: - Зато здесь вкусно...
Он не обманывает - и кофе, и эклеры и правда отменные. Он смотрит на брюнетку, улыбается, отпивая кофе - вспоминает, как так же отпивал чай в своей гостиной, - и думает, что не против сделать татуировку, если она будет с ним в этот момент. Непонятно, зачем - просто хочется.
- Я понимаю, - он соглашается с ней её же словами, но действительно понимает.
Иначе не ушел бы. Всё это было так непонятно; он грустно улыбнулся, - не несчастно или как-то там жалко, - это правда показалось ему забавным, что они такие все понимающие.
Она рассказывает о себе, и ему интересно - он слушает. Она говорит о матери в прошедшем времени, он слегка хмурится в какой-то момент, но не начинает спрашивать - не хочет ставить её в неловкое положение; хотя судя по тому, что она измяла краешек пледа, она уже чувствует себя неловко. Он хочет взять её за руку, но это еще глупее, чем всё происходящее между ними, включая то, что он всё еще не знает её имени, но знает откуда родом её мать.
- Мои родители из Лондона, - он думает, что будет правильнее рассказать что-то такое; что в своем вопросе она подразумевала не только то, что произнесла вслух. - Мы редко выбирались вместе куда-то дальше поместья. Но сейчас я с ними не общаюсь, - теперь он чувствует себя неудобно из-за того что рассказывает об этом. Он смотрит на неё, пытаясь понять, не зря ли упомянул это, и продолжает: - Я хочу побывать везде. Мне важно не столько побывать в каком-то конкретном месте, сколько просто уехать. Я и дорога, понимаешь? - она понимает, она должна понимать. Она же знает, что такое дорога. - А я рад, что ты оказалась в Лондоне. Врагу, конечно, не пожелаешь, - он фыркает, - но я не об этом. - Не столько о Лондоне, сколько о себе.
Отредактировано Sirius Black (08.02.2020 02:18:25)
Посуда в этом кафе такая же ужасная, как и пледы, но кофе и эклеры все-таки выглядят аппетитными, и это внушает надежду на то, что они будут еще и вкусными. Фриде хочется в это верить. Нужно же во что-то верить, правда?
- А в каком был? Можешь посоветовать хорошего мастера? - Она думает, что ее собеседник имеет в виду, что он не был именно в том тату-салоне, но бывал в каких-нибудь других. Почему нет? Легко поверить, что у такого чокнутого парня под одеждой спрятано множество татуировок. С ними же он должен быть еще красивее. Она пытается себе это представить - и опускает взгляд. Хотя она не так давно думала, что можно было бы залезть вместе с ним под душ и проверить, как ведут его кудряшки, когда намокают, она на самом деле смущается даже собственных мыслей. Она никогда не принимала душ с парнем и никого не раздевала. Если с ними такое случится - чего при их общей ненормальности исключать нельзя - он будет первым.
- Я устала, - признается она, попробовав кофе; он хорош, действительно хорош, но сейчас ее мысли - снова - витают слишком далеко. - От всего этого. Я хочу сбежать. Не навсегда - на день, на два, хотя бы на несколько часов. Мой отец мог бы добыть для меня разрешение выехать за границу, но не хочет. Считает, что сейчас мы должны жить здесь. Если я найду способ... Вариант сделать все аккуратно... Хочешь выбраться со мной?
Вообще-то она сперва собиралась сбежать одна. Совсем одна. Но она смотрит на него - и видит, что ему это тоже необходимо. Что ему это нужно, возможно, даже больше, чем ей. Наверное, это ужасно странно и глупо, но она правда готова нарушить закон и сбежать за границу с парнем, которого она видела целых два раза, считая сегодняшний, и чьего имени она до сих пор не знает.
- У них, наверное, тоже какое-нибудь большое и сложное дело? - Спрашивает она, рассудив, что в поместьях обычно живут весьма и весьма обеспеченные волшебники. - Моя семья ужасно древняя. Банки, ломбарды, решение всевозможных финансовых вопросов... Многим кажется ужасно скучным, но мне это нравится. Это хорошее дело. Это лучше, чем получать доходы от ренты, вот это было бы скучнее некуда, но многие аристократы в Швейцарии так живут. Здесь все сложнее, так много заморочек! Мне это и нравится, и не нравится. Иногда я жалею, что я не похожа на маму: она была магозоологом, изучала повадки грифонов, пыталась приручить их, много путешествовала, писала книги, дни напролет проводила в небе. Это была гораздо более свободная жизнь, чем у меня сейчас. У меня такой не будет. Разве что у мачехи родится мальчик, и наследником станет он, а я... Ну, мне тоже что-то останется. Наверное.
Ей кажется - он может все это понять. Другие не могут, а он может. Есть в его взгляде что-то такое, что заставляет верить в это. Если он понимает про дорогу, он не может не понимать и остальное, правда?
- Понимаю, - кивает она, совсем забыв о кофе и пирожных, глядя в его глаза и улыбаясь - немного безумно, как в ночь их знакомства. - Ты и дорога. Очень хорошо понимаю. Мне ужасно этого не хватает, я... А может, к черту эти достопримечательности?
Ее мотоцикл далеко, и вряд ли ей сейчас стоит садиться за руль, она еще не совсем отошла после падения, но Фриде сейчас на это наплевать. Ей не хватает скорости, ему тоже - так зачем же они сидят здесь? Точно. Кофе. Кофе и эклеры. Они зашли сюда, чтобы отогреться, значит, надо влить в себя кофе, а уже потом - мчаться дальше.
- Вкусно! - Она все-таки пробует кофе и пирожное, и они действительно оказываются очень вкусными, все-таки не зря они зашли в это кафе. - Так... Едем?
Он улыбается, хоть и чувствует себя глупо, опускает подбородок на руку и прячет улыбку за длинными пальцами. медленно качает головой, и со вздохом объясняет:
- Ни в каком. У меня нет татуировок, - это звучало так, будто он сказал: "У меня нет дома".
Как-то раньше это его особо не интересовало. Если вдруг и случалось что-то такое, какой-то припадок, что он хочет, то к моменту, пока волшебник протрезвеет, он уже проходил. Хотя сейчас он совершенно трезв и...
- Но это можно исправить.
Он улыбается, убирая руку от лица, и садится удобнее, наблюдая за девушкой. Мерлин, откуда она такая взялась? Он её точно не придумал? Официантка потому улыбалась, - потому что он здесь с воображаемой подружкой сидит?..
Она говорит о том, о чем думает он. Этот город уже сидел в печенках, всё доставало - он даже с друзьями ссорился чаще обычного, потому что всё это давило, угнетало. Но насовсем он не был готов уехать. Не знал, на сколько. Пока не надоест, наверное; но думать о том, что он никогда сюда не вернется, не хотелось - потому он и не думал. Потому он и понимал, почему она хочет сбежать на какое-то время. Ненадолго.
- Да, - пожалуй, слишком быстро отвечает он. Наверное, когда такое предлагают - нужно немного подумать. Ради приличия. Он не думает, но он знает ответ, зачем же тогда ждать?
Он улыбается - уже не так, как только что; ему приятно, что она позвала его с собой, он этого не скрывает. Ему вообще становится будто теплее, не смотря на все эти идиотские розовые пледики и посуду. И на официантку, которая то и дело бросала на них взгляды, - то ли ждала, пока они еще что-то закажут, то ли что-то сделают. Она уже начинает раздражать и вообще смахивать на какую-то очень неуклюжую шпионку.
- Ага, - соглашается он с замечанием волшебницы. - Шахты. Уголь, алмазы.
Это странно, но он старается следить за их делами. Он сам раньше этого не замечал, - только сейчас вдруг подумал об этом. Она же - не столько следит, сколько знает. Кажется, она увлечена делом - это круто. Сейчас, пока он смотрит на неё, а она рассказывает, ему становится жаль, что он не может так же.
- Ребенок про запас это здорово, - усмехается Сириус. У него была замена. Есть. Поэтому он, наверное, не особо-то и нужен дома. Он ляпнул глупость, и сейчас фыркает и улыбается, поднимая глаза к потолку. Она так тепло вспоминает свою маму. Ему завистно, но он рад за неё, и теперь глупо смотрит. - Моя мама никогда не была такой свободной. Хотя не знаю, тяготит ли это её, - он сейчас думает о том, что они похожи. Эта девочка и его мать. Совсем слегка. - Это круто. В смысле - свобода, её работа. Я немного завидую.
Он не уточнил, что завидует больше брюнетке перед ним, чем её матери, но оно и не надо, он не хочет грузить её своими проблемами. Хотя ему хочется рассказывать ей о себе, хочется чтобы она знала о нем всё, а он - о ней. Глупо.
- А может.
Его пыталась полечить Лили, но всё равно в боку болит; ему плевать, он не умрет от этого. Ей в тот вечер досталось больше, чем ему - он свято верит, - но он не хочет уточнять о её самочувствии, боясь обидеть. Он только в какой-то момент бросил слегка обеспокоенный взгляд на неё, проверяя, а не на костылях ли она пришла, и вдруг тоже вспоминает, что кофе стынет. Точнее, не вспоминает, а видит, что про него вспоминает она, и тоже подхватывает чашку и эклер.
- Я не обманываю, - с наигранной гордость заявляет Сириус, и лукаво добавляет: - Почти. Едем.
- У меня пока только три, - смущенно признается она. Таким тоном, будто иметь меньше дюжины татуировок просто неприлично. - Но это можно и нужно будет исправить. Это красиво. Я хочу больше.
Ей проще - ей не надо искать мастера, выбирать из чужих волшебников, работающих неизвестно как, потому что магические татуировки делает ее дядя, такой же сумасшедший, как и она сама. И он с радостью поможет ей обзавестись еще несколькими татуировками, нужно только добраться до его студии в Швейцарии. Сложно, не невыполнимо. Впрочем, она, возможно, попробовала бы повесить и другого мастера - просто чтобы сравнить. Чтобы узнать, как еще это может быть.
Фрида не замечает, что официантка посматривает на них и улыбается. Она вообще ничего не видит, кроме чокнутого парня напротив, который болен той же болезнью, что и она. У них обоих чудовищный дефицит дороги в крови, все настолько плохо, что они совершенно серьезно думают сбежать, - она понимает, что да, вот это - дно, вот так оно и выглядит. Они дошли до ручки, хотя не так уж и плохо они живут, если сравнивать с другими. Другие могут хоть обзавидоваться, а им плохо. Тесно. Душно. Невыносимо.
- У меня получится найти способ, - обещает она. - Должно получиться.
Не может не получиться. Осталось только начать искать. Не прямо сейчас, конечно, - она не собирается ради этого жертвовать этим вечером. Нет, этот вечер ей тоже очень нужен. И ему, судя по всему, тоже.
- Уголь? Алмазы? - Переспрашивает она. - Тогда наши родители знакомы. Отец недавно рассказывал, что был на приеме... Хорошо, что мы встретились на улице, а не на каком-нибудь нудном званом ужине.
Если он не общается с родителями, то они, наверное, и не встретятся в этих огромных и скучных залах, где ей приходится быть больше девушкой на выданье, чем будущей управляющей банка, перенимающей опыт у своего отца.
- Это здорово, - соглашается она. - Мой дядя определенно счастливее моего отца, он младший из братьев. Но я не уверена, что готова быть второй.
Она привыкла быть единственной. С одной стороны, ей хочется больше свободы, с другой - больше влияния, ее амбиции простираются так же далеко, как и у всех Бринкерхоффов, да и у Скварца тоже. В этом она точно похожа на своих родителей. Но неужели нельзя найти какой-то новый баланс? Она верит, что можно.
Потом они быстро допивают кофе и расправляются с эклерами, рассчитываются и сбегают из этого розового ужаса под мокрый снег. Погода по-прежнему отвратительная, но это не имеет никакого значения. Один раз они уже вымокли, подумаешь, промокнут еще раз!
- Мой мотоцикл в Оксфорде, - вздыхает она, вспомнив, что успела перетащить его из отцовского гаража в свой двор. - Тебе придется меня где-нибудь подождать, ты свой заберешь точно быстрее. Где встретимся?
Можно было бы поехать и на одном, это сейчас кажется очень даже уместно, но напрашиваться на место пассажира ей стыдно, хотя она прекрасно понимает, что голова может разболеться с новой силой в любой момент, все-таки она сильно ударилась ей тогда. Но гордость сильнее рассудка, а ей вообще не хочется об этом задумываться.
- Покажешь как-нибудь? - не выдерживает Сириус. Это может звучать глупо, но нет - ему слишком интересно, что там за татуировки, он хочет посмотреть, коснуться их.
Он думает, что ему бы тоже подошла татуировка. Они бы вместе клево смотрелись - на мотоциклах, с татуировками и дурным блеском в глазах. Они же ненормальные, с них станется. С ним раньше такого не бывало. Это было так странно, казалось, будто она его приворожила, но это глупости; его никогда так не тянуло к какой-то одной девчонке, тем более - если он с ней видится во второй раз. Не знает, что это - у него просто долго девушки не было или так люди и влюбляются? Нормальные - точно нет. Он мог. Но он не думает об этом - не хочется. Он здесь и сейчас, не в облаках.
- Хорошо, - кивает он её словам. - Я готов.
Он действительно готов хоть сейчас уехать. И скорее всего уедет сразу, как только она придет и скажет: "Пошли". Даже не скажет об этом никому, не хочется - пусть никто другой не знает.
- Кошмар, - он улыбается. Уезжает куда-то мыслями, дергает головой - он здесь - и чешет глаз, ухмыляясь. - Да, хорошо.
Он правда так считает - хорошо, что они тогда встретились. Потому они бы тогда вообще не встретились. Ни на каком ужине. По крайней мере - сейчас. Его родители не зовут его на званые ужины; наверное, боятся, что он их опозорит.
Потом он понимающе улыбается ей, но не отвечает. Он тоже не любит быть вторым. Там, где хочется быть первым. То, что ему не упало - оно ему не нужно, он туда и не стремится. Почти.
Они наконец-то заканчивают с кофе и эклерами. Выходят на улицу под эту гадость, которую почти можно назвать снегом, - сухие, чтобы опять промокнуть. Всё равно.
Он резко качает головой. Он не хочет её ждать; он вообще не хочет, чтобы они расходились хоть ненадолго. Этот вечер они должны провести вместе, нельзя её отпускать. Вдруг не вернется?
- Давай просто вместе поедем на моём, - он не уверен, что она согласится. Но иначе он будет за ней таскаться хвостиком. Странно как-то. - Места на двоих хватит.
- Может быть, - в этом нет кокетства, она не ломается и не пытается тянуть время, просто не уверена, что хочет этого сейчас. Прямо сейчас эта мысль кажется странной - особенно учитывая расположение татуировок - но она не может быть уверена, что не предложит это сама через несколько часов. Это новые ощущения, и она волнуется, и это видно. - Если бы не нужно было носить вечерние платья и ходить на все эти приемы, я бы забила обе руки. Но, может быть, я зря сомневаюсь, и носить платья только с длинным рукавом - не такая уж и плохая идея...
Отец же как-то носит рубашки с длинным рукавом круглый год. И дядя тоже. Если они выдерживают, значит, и она сможет. А даже если будет тяжело, обратного пути все равно не будет. Да, обязательно нужно будет сделать хотя бы одну татуировку на руке. И чем скорее, тем лучше!
Потом они выходят на улицу - уже заговорщики, собравшиеся тайно пересечь границу, уже все решившие, только не выбравшие, куда именно они хотят отправиться. Но разве это важно? Сейчас гораздо важнее откуда, чем куда.
- Если можно, - Фрида неуверенно кивает, когда он предлагает ей поехать на одном мотоцикле. - Я никогда не беру пассажиров. Еще ни для кого не делала исключения, так что... Я пойму, если это неудобно. Не нужно предлагать, если... Ну, только ты и дорога, понимаешь?
Она действительно смущается - гораздо больше, чем когда он сказал, что хочет увидеть ее татуировки. Гораздо сильнее, чем когда она сидела у него дома в одной его рубашке. Это ведь такое важное, особенное... Святое. Неужели ей правда можно?..
Но он настаивает, и они отправляются за его мотоциклом. На самом деле ей тоже не хотелось расставаться, и теперь она радуется, что и не придется. Так что когда он забирается на свой мотоцикл, она устраивается за его спиной, уже не сомневаясь.
- Куда поедем? - Спрашивает она, обнимая его и прижимаясь к его спине. Он за рулем - ему и решать, ему и выбирать направление.
Теперь их двое - и дорога, и это очень странно и невероятно круто.
- А у тебя есть знакомые, у которых забиты руки? - интересуется Сириус. - Может, у них есть мысли на этот счет.
Она смущается, и он ей улыбается - без всяких намеков, просто улыбается чтобы она расслабилась. Он не хочет, чтобы она чего-то смущалась, ему она уже нравится, и ничего плохого делать с ней он пока не собирается. Ну, то есть, действительно плохого. Убивать там, или уши откусывать.
Она снова смущается, когда он предлагает ей ехать вместе с ним. В этот раз настолько мило, что он расплывается в улыбке, и качает головой.
- Я ведь уже предложил, - если бы ему не хотелось, то не предлагал бы. - Я так хочу.
Возможно, это звучит так, будто он избалованный мальчик и просто хочет сделать что-то, из-за чего другим может быть неудобно. Так и есть, он привык к тому, что ему многое можно, но это совершенно не тот случай. И "хочу" тоже не то. Но он надеется, что с ней всё будет хорошо. Иначе она бы и не соглашалась.
Он хочет, чтобы был не он и дорога, а они и дорога. Чтобы можно было использовать слово "мы"; но не говорит этого вслух. Ему кажется, что и так всё понятно. И он улыбается.
Он выкатывает свою вирагу с гордостью типичного мотоциклиста, забирается на него, и ждет, пока то же самое сделает и девушка. Ему непривычно, что кто-то сзади может обнимать его, еще непривычнее - что он знает, кто это, и он слышит её запах, когда поворачивается. Приятно. Подает ей шлем на всякий случай.
- Можем пока просто по городу покататься, - он отъезжает, но пока они болтают, пытаясь решить, куда все-таки ехать, не сильно разгоняется. - Можем поехать здесь в одну деревеньку. Почти как за городом, только не выезжая из города. Там мало людей, есть озеро и парк. И, надеюсь, погода там получше. Или станет получше, пока доедем.
- Есть, - Фрида смеется, вспоминая их, - мой отец оказывает поддержку нескольким популярным рок-группам. У этих волшебников забиты и руки, и, думаю, все остальное. Я видела, как дядя работал с некоторыми из них, это было очень интересно. В его студии часто бывают музыканты, у него много друзей в этой сфере. Он тоже немного играет и поет. Я очень люблю бывать на концертах, а ты?
Может быть, у них и это общее? Было бы здорово пойти на большой и крутой рок-концерт вместе. Или поехать на фестиваль, если удастся пересечь границу. Но пока нужно думать о другом - у них есть другая дорога, откладывать выезд не стоит.
Теперь на дороге их двое - и это совсем по-другому, от этого нового ощущения кружится голова и по спине бегут мурашки. Шлем отчасти спасает от ветра и мокрого снега, но через несколько минут они все равно уже оба мокрые, и им по-прежнему на это наплевать.
- Поехали, - соглашается она, когда он предлагает ей отправиться куда-то в пригород или вроде того. - Там я точно еще не была.
Они едут - и это непривычно и очень круто; Фрида все еще удивляется тому, что его мотоцикл ощущается совсем иначе, пытается привыкнуть к тому, что мотор звучит по-другому, как-то ниже и ласковее, или ей так только кажется; непривычнее всего обнимать сидящего впереди парня, но и отпускать его ей совсем не хочется, - и ничего, что она вторая, и ничего, что она ничего не контролирует, и ничего, что она по-прежнему знает о нем очень мало. Она готова ему довериться, пусть это глупо и дико, но этого сейчас очень хочется. Она понимает, что если она напряжет память, она вспомнит, какая из британских аристократических семей владеет угольными и алмазными шахтами, она уверена, что такая семья здесь одна, - но не хочет этого делать. Он ведь тоже наверняка вспомнил, что за последнее время в Лондоне открылся только один швейцарский банк, но не произносит ее фамилию, значит, и она не должна. Нет, свое имя он должен назвать сам. Так будет правильнее.
Когда они приезжают к озеру, ей все еще не хочется отпускать его, но приходится все-таки слезть с мотоцикла. Сразу становится холоднее - она только теперь понимает, насколько уютно было ехать вот так.
- Здесь красиво, - говорит она, немного осмотревшись. Трет стремительно замерзающие руки. - Спасибо, что показал мне это место.
Сейчас ей не хочется сражаться - это видно, это очень бросается в глаза, но это не значит, что их игра окончена. Нет, она обязательно вспомнит о ней позже. Просто сейчас это не нужно.
Он с улыбкой наблюдает за девушкой, за тем, как она смеется. Её отец тоже такой странный. Это семейное. Это клево. У его родителей тоже должны быть странности, у них тоже должны быть какие-то интересные черты, но он сейчас всё это упускает, а раньше, когда была возможность это замечать и наслаждаться этим, он был занят поиском их минусов.
- У тебя классные родственники, - усмехается Сириус. - Только когда выступают интересные группы. Или если совсем уже на стену лезть хочется.
Он редко ходил на концерты незнакомых групп. Он любил разную музыку, не мог сказать точно, что же он слушает, и он не знал, по какому критерию выбирает любимые песни. Просто слушал то, что нравится. Нужно будет как-то посмотреть афиши, вдруг кто-то неплохой скоро будет выступать?
Пока они едут, они оба удивляются. Ему тоже непривычно так ездить. Он как-то катал Джеймса, но это совершенно не то. Тот еще постоянно дергался, особенно на поворотах, это бесило. Здесь, сейчас - всё иначе. Сзади сидела эта чокнутая брюнетка, которую сейчас он считал милейшим созданием, которая прижималась к нему, и из-за которой он не замечал даже того, что под курточку капает и что они мокнут. Они едут - вместе - по почти что пустой дороге, проезжают по городу, потом заезжают в менее популярные места, где уже встречаются редкие дома, и пока не доезжают до вывески "Добро пожаловать в Хампстед". Там он сворачивает чуть в сторону, к озеру. Они одни на дороге - настоящее мы, дорога, и больше никого.
Это восхитительно.
Когда они слезают с мотоцикла, становится холоднее и ощущения меняются. Мотоцикл какой-то их личный способ уединения, он уже понял это, и у него внутри всё шевелится, когда он смотрит на неё. Всё так странно. Даже покойная Эйми, да не перевернется она в гробу, таких ощущений в нем не вызывала.
- Ближе к лету еще красивее, - замечает Блэк, и, немного помявшись, подходит и обнимает её. Осторожно и чуть испуганно. Ему так нужно. Он хочет верить, что ей тоже; что это ничего не испортит. К тому же это отличный способ согреться, а они оба замерзли. - Холодно.
Отредактировано Sirius Black (09.02.2020 21:14:58)
- Холодно, - соглашается Фрида и осторожно опускает ладони на его плечи. От таких объятий не становится теплее - они все еще слишком далеко друг от друга, но это ведь только начало. Надо привыкнуть. Привыкнуть хотя бы к мысли о том, что такое вообще возможно.
Она привыкла быть одна. Так проще. Зачем с кем-то встречаться, если в конце концов все равно выйдешь замуж за кого-то полезного и важного, а не за того, кто понравился? Вот именно, никакого смысла, одна боль. Ей это не нужно. Она хотела бы влюбиться - когда-нибудь. Просто чтобы знать, что это, как это бывает. Но это когда-нибудь, а сейчас... А сейчас все происходит само собой, и это пугает, ослепляет и оглушает, но сбежать невозможно. Потому что не хочется. Потому что хочется, чтобы это продолжалось. Ужасно глупо, да?
- Часто бываешь здесь? - Спрашивает она, просто чтобы не молчать. Молчать вдвоем - это что-то слишком особенное, ее это пугает. Пока. Но и попробовать тоже хочется.
Фрида улыбается - неуверенно и осторожно, и уголки губ дрожат. Она делает крошечный шажок, чтобы стать к этому странному, к этому ненормальному, но такому классному парню еще чуть-чуть ближе. Теперь это настоящие объятия. Она обнимает его одной рукой и касается его волос другой - ей так давно этого хотелось, что она просто не может удержаться. Они оба снова вымокли, но это ерунда, тем более что ей хотелось потрогать именно мокрые кудри. Она вытягивает первую попавшуюся прядь, почти распрямляя ее, и отпускает. Смотрит, как волосы снова скручиваются в забавную пружинку. Это так здорово, что невозможно не улыбаться. Он классный, и все в нем классное, и уже плевать, надолго это или нет, даже если только на этот вечер - пусть так и будет. Ей это нужно.
- Жаль, что я не могу показать тебе места, где нравится бывать мне, - она вздыхает, ей действительно жаль. Но на этих туманных островах таких мест нет, хотя она здесь уже довольно долго. Но, может быть, теперь она будет приходить на набережную. Или сюда. - В Оксфорде совсем не на что смотреть. Я видела пару интересных мест в Ирландии, когда мы были там с отцом, но я вряд ли найду дорогу. А все остальное так далеко...
Он не впервые обнимает девочку, но сейчас такое впечатление, будто все-таки впервые. Между ними всё получается как-то неловко и немного страшно, но от этого не менее мило, и это его тоже пугает.
Он уже понимает, что она не из обычной семьи и бросать ничего ради него не будет - а он бы и не хотел, чтобы она бросала, сбежал бы куда-то подальше, не дал; хотя она бы этого, скорее всего, и не сделала - она же не такая дурная, как он. Точнее, голова у неё получше работает, чем у него когда-то. А бросать бы скорее всего пришлось, потому что он хоть и остался Блэком, но по прежнему позорил семью. Но пока она не замужем, так что можно было как-то пытаться выживать.
- Вообще-то не очень, - отвечает он, - только когда совсем плохо. В последнее время чаще.
Да, месяцок - да ладно, и не один - выдался тот еще. Всё давалось как-то через усилие, и ему всё чаще хотелось побыть одному. Конечно, он по прежнему терроризировал остальных мародеров, они вроде как даже гуляли, иногда делились тем, что было на душе, но... в последнее время - наверное, это началось почти сразу после того, как Хогвартс остался позади - ему меньше хотелось рассказывать и всё больше он оставлял в себе. А когда хотелось побыть совсем одному - он ездил сюда, об этом месте никто не знал. До этого момента. Здесь даже местных почти никогда не бывает - потому что и самих местных слишком мало, и они тут по большей части не живут, а просто иногда приезжают.
Она к нему приближается - сама - и он опускает голову, почти пряча нос в ее воротнике, и это страх, как согревает. Не снаружи, конечно, тут уже не стоит надеяться, что их согреет что-то, кроме теплого одеяла и сухого помещения. А потом она трогает волосы, и он не возражает, - хотя редко когда даётся, начинает фырчать и ворчать, но не сейчас. Он тихо посмеивается, представляя, как смешно сейчас всё выглядит, но ему нравится и он обнимает её чуть крепче.
- Если... - он ненадолго выныривает из её волос чтобы ответить, - когда мы отсюда уедем, то у тебя будет возможность исправиться, - он улыбается. Вот бы так и было.
- И сейчас плохо? - Конечно, ей не хочется, чтобы ему было с ней плохо. Это глупо и эгоистично, но не только: ей правда хочется, чтобы у этого чокнутого все было хорошо. И сейчас, и потом, и вообще. Потому что он понимает. Потому что он один понимает, а остальные нет. Потому что он особенный. Потому что она хочет быть особенной для него - и чтобы ему было хорошо с ней, пока это возможно. Хотя бы этот вечер у них есть, а дальше...
Он теперь совсем близко. Она чувствует его дыхание на своей коже - даже через шарф. Это очень горячо, хотя скорее в переносном смысле, чем в прямом. Внутри тоже теплеет - это не пресловутые бабочки в животе, это что-то более животное и жадное, и это, наверное, правильно. Ну, ей так кажется. Она никогда не относила себя к числу нежных и воздушных девочек, которые не целуются на первом свидании и месяцами ходят с парнями за ручку, прежде чем на что решаются; она всегда думала, что если ей кто-то действительно понравится, то все случится быстро, потому что глупо терять время, зная, что семья подыскивает ей подходящую партию. Осознав, о чем она думает, Фрида опускает голову - почти утыкается носом в его щеку при этом, потому что он теперь обнимает ее крепче. Ну и хорошо. Так теплее. Так лучше.
- Я постараюсь поскорее все разузнать, - обещает она, пытаясь поймать его взгляд. Он слишком близко для этого, смотреть неудобно, потому что он на целых пол-головы ее выше, но это все ерунда, он поймет и так. Должен понять.
Если у них получится вот так сбежать на пару дней вдвоем, и об этом узнают, это будет катастрофа. Она только теперь это понимает. От этого на несколько секунд внутри все холодеет, но она не собирается отказываться от этой идеи. Не узнают. Они ото всех спрячутся. Они все сделают правильно.
- Ты же не торопишься сегодня? - Спрашивает она, снова пытаясь заглянуть ему в глаза. - Я не хочу домой. Ужасно не хочу.
Потому что эта квартира - не дом. Потому что дома она не была уже очень давно, потому что его больше не будет - такого, как был, все слишком изменилось. Когда-нибудь будет новый, который она будет обустраивать сама, но и это не значит, что там будет хорошо. Вряд ли. Но сейчас это все неважно, важно - остаться здесь или уехать куда-то еще, лишь бы не в Оксфорд.
- Сейчас нет, - он не врет.
Сейчас и правда всё отходит на второй план, ничего лишнего не существует; сейчас кажется, будто мир крутится вокруг них двоих и ничего другого ему и не нужно. Сейчас так точно.
Она очень близко - физически и морально, он буквально чувствует, как она пробирается ему в голову и под кожу - это сумасшедшее чувство, сейчас очень сильное, совсем бешенное. Вокруг них всё бешенное, этого нельзя отрицать, и он и не пытается, просто хочет еще больше её в своей жизни, и чтобы так было всегда - совсем без забот, только вот они двое. Этого никогда не будет, - и это обидно и больно, но он не думает сейчас о плохом, не хочет.
- Хорошо, - он верит, что она постарается, верит, что разузнает.
И даже верит, что они сбегут. Хочет верить. Не думает сейчас об этом, совсем не задумывается, хотя, казалось бы, они это пытаются обсуждать, - просто даже не сомневается. У неё получилось - она поймала его взгляд, - и его самого тоже, всего и целиком, не только взгляд, - и мысли были совсем далеко, какой тут думать? Зачем?..
Он медленно качает головой в ответ на её вопрос - ему некуда спешить, тем более что ему совсем не хочется с ней расставаться. Он не знает даже, когда они смогут разойтись, потому что ему кажется, что он её еще очень долго не будет готов отпустить - это страшно. Но бояться он будет потом, не сейчас, - когда сможет думать.
Всё это глупости и дурость. Он рукой касается её щеки и убирает волосы с лица, всего на мгновение, на полсекунды, сумев отвести взгляд от её глаз - они затягивают, - а потом наклоняется и целует её; всё совсем ненормально, совсем плохо, но он не думает, что она будет против, ему кажется, что он понимает этот взгляд - она тоже хочет. Это так... непонятно. Всё.
- Сириус, - отстраняется - не хватает воздуха, - то ли из-за поцелуя, то ли из-за неё самой. Может, он задыхается из-за переполнявших его эмоций. Хочет, чтобы она узнала, даже если ей это неважно. Потому что хочет, чтобы она узнала сейчас - потому что так правильно, даже если всё у них неправильное.
Она смотрит ему в глаза и больше не думает ни о чем - не может. Пусть завтра будет плохо, пусть завтра все это рухнет, но есть у них то, что происходит здесь и сейчас, и только это мгновение имеет значение. Только это мгновение - и поцелуй, которого она не ждала, но который сейчас просто необходим. Конечно, она тоже хочет этого. Разве может быть иначе?
Она не закрывает глаза - это, наверное, странно, но ей хочется смотреть. Хочется все видеть и запомнить, выжечь в памяти этот момент, чтобы он остался там навсегда. Как клеймо. Как татуировка - на всю жизнь.
- Фрида, - ей тоже нечем дышать. И от поцелуя, и от волнения, и еще потому, что после того, как они называют свои имена, все становится на свои места. Сириус, родители которого владеют алмазными шахтами, может быть только Блэком. Фрида, отец которой открыл новый банк в Лондоне, может быть только Бринкерхофф. До этого момента можно было пытаться на что-то надеяться, даже если все и так было очевидно, но теперь, когда все сказано, понятно, что это действительно катастрофа.
- Я... Была в доме твоих родителей. Много раз, - вздыхает она. - Отцу нравится у них бывать. У тебя очень красивая мама, она... Как ожившая картина. Я ее немного боюсь.
Дурацкое признание для такого момента. Но это все еще лучше, чем рассказать, что ее отец спит и видит ее помолвку с Регулусом Блэком. Но это не тот Блэк, неправильный и скучный, и он ей не нужен. Особенно теперь, когда она знает... Но ведь во всем этом нет никакого смысла.
- Мне страшно... - Шепчет она едва слышно. Встает на цыпочки, вся вытягивается, чтобы достать до его губ. Целует сама, потому что уже совсем плевать, как далеко они сегодня зайдут. Пусть будет что будет, потому что другого шанса может просто не быть.
В этот раз она закрывает глаза. Позволяет ощущениям захлестнуть ее полностью. Тонет в страхе и в восторге, потому что это и ужасно, и восхитительно, и не хочется, чтобы это заканчивалось. Только бы им не помешали! Ей кажется, если их сейчас кто-нибудь окрикнет, она его убьет. Просто достанет волшебную палочку и сожжет этого человека заживо. Она цепляется за плечи Сириуса, не понимая, с какой силой сжимает пальцы, дышит рвано и нервно. Никак не может оторваться от его губ.
- Не хочу домой, - шепчет Фрида, все еще почти касаясь его губ своими. - Ты же меня не отпустишь?
Всё оказывается еще хуже, чем казалось, но от одного осознания ничего не изменится. Он едва ли не чувствует, как она всё понимает, и точно чувствует, как всё доходит до него. Ему не хотелось об этом думать, - это в принципе было сложно потому что мысли витали где угодно, но только не в голове. А здесь они просто взяли и ворвались, заставив всему внутри похолодеть.
Кажется, когда-то он жалел о том, что ушел из дому?..
Сейчас всё казалось совсем не таким, совсем плохим, ужасным, кошмарным. Он не так давно сказал, что сейчас ему не плохо - получается, все-таки соврал. Теперь плохо.
- Её все боятся, - он улыбается, крепче прижимая её к себе. Фрида. Ей идет это имя.
Прячет лицо в её волосах потому что не хочет чтобы она видела его глаза сейчас. Всё совсем плохо.
Ему тоже страшно. Но признаваться в этом не хочется - даже ей. Самому себе не признается, хотя это чистейшая правда. Она часто бывала у них дома и он понимает - не просто так. У них дома ничего не бывает просто так. Но он не может так просто сдаться - он и не собирается; она не выйдет замуж за кого-то другого - нельзя. Это будет неправильно. Он пока не знает, что делать, но знает, что он этого не хочет настолько, что сделает что угодно, лишь этому помешать.
Она дотягивается до него и целует.
Он чувствует себя очень живым и мертвым одновременно. Она так сжимает его плечи, что он не может быть спокойным. Он и так неспокойный, теперь еще хуже.
Кажется, будто он чувствует её всю - а она должна чувствовать его, такие они сейчас открытые друг для друга; он не знает за что хвататься и куда девать руки, хочет её - во всех смыслах, и это так страшно, потому что он не знает, могут ли они себе позволить даже эти встречи. И всё равно думать они будут потом, так?
Он отрицательно мычит в ответ на её вопрос, касается губами её снова, а потом прижимается лбом к её, и хмурится. Обнимает её за талию - так, будто может уронить, потерять.
- Я что-то придумаю, - он тоже шепчет. Он точно что-то придумает, обязательно придумает. - Ты веришь мне?
Может быть, ее действительно все боятся, но сейчас она гораздо больше боится собственного отца, потому что он действительно верит, что Фриде так будет лучше. Но не ей - а Бринкерхоффам, и хотя она одна из них, это все-таки не одно и то же. Он же женился по любви, хоть брак и был очень выгодным, так почему ей нельзя? То есть она знает почему, но... Но. Всегда есть это проклятое "но".
Все плохо. Она уже понимает это, хотя они не произносят этого вслух. Чувствует это всей кожей. Хуже просто некуда. Но у них все еще остается этот вечер, ведь так? И эта ночь. Их у них никто не сможет украсть. Поэтому останавливаться нельзя, даже если потом будет еще хуже, - что едва ли возможно.
- Верю, - дышать все еще нечем, и ее голос снова звучит едва слышно, словно слабое дуновение ветра. Она верит. Она очень хочет верить и верит, потому что больше ничего не остается. Потому что это действительно необходимо. Потому что если не верить в это, то во что тогда? Вот именно, что больше не во что. Да и незачем. Ничего другого им не нужно и не может быть нужно сейчас.
- Давай поедем куда-нибудь еще, - просит она, - Куда-нибудь. Только не в Оксфорд. Только не ко мне. Там ужасно, я не хочу туда, я не могу... Давай поедем куда-нибудь, чтобы просто ехать. А потом...
А потом - к нему, потому что у него спится спокойнее, чем у нее в квартире. Потому что спать они все равно сразу не лягут. Потому что... Но нужно ли сейчас перечислять причины? Им это нужно - она уверена, что им обоим нужно, - так стоит ли медлить?
- Поедем сейчас, ладно? - Ей нравится это место, здесь красиво, и она хотела бы осмотреться получше, но не сейчас. Нет, не сейчас. Сейчас нужно ехать, сейчас нужно мчаться, чтобы ветер прогнал все лишние мысли. Чтобы стало легко. Чтобы было легче шагнуть в пропасть. Скорость всегда помогает, скорость - лучшее лекарство от всего.
Отредактировано Frieda Brinkerhoff (15.02.2020 09:56:56)
Вы здесь » Mo Dao Zu Shi: Compass of Evil » Архив || Marauders: Foe-Glass » [22.02.1979] А у меня во дворе...
