Констанс старалась не думать о том, в какой квартире она теперь живет. Она вообще старалась поменьше думать о том, что не могла изменить, ей было сложно, нужно было столько всего сделать за эти несколько дней… Она устроилась в лондонскую больницу, ее бумаги были подготовлены правильно, и в Отделении отравлений растениями и зельями больницы Святого Мунго с начала июня появился новый младший целитель, а в Отделении для душевнобольных - новый пациент.
Констанс не переставала удивляться тому, как тепло к ней отнеслись на новом месте работы. Здесь никого не интересовало, что происходило в семье О’Доннеллов весной. Пресса не писала о событиях острова Мэн, в больнице никто кроме руководства не знал о ней даже необходимых подробностей, и новую целительницу окружала атмосфера всеобщего любопытства. Рассказывать что-то о себе Констанс не спешила, отделывалась общими фразами и улыбалась - так, как уже не улыбалась давно, не слишком искренне и постоянно. Даже застывшая на лице улыбка меняла глаза, и живущих в них страх уходил все дальше.
А ей было страшно, она не понимала этот большой город, не могла привыкнуть к маленькой бедной квартирке после - несмотря ни на что - любимого особняка, она все время ожидала удара в спину, хотя и понимала, что никому из бывших соседей и не нужна настолько, чтобы кто-то отправился искать ее в столице. Но тяжелее всего было от того, что Урсулу все-таки забрали в отделение. Констанс то винила себя в том, что показала ее целителям, то думала, что это может помочь сестре, но так или иначе - ей теперь нужно было учиться жить одной, и она долго не могла заснуть по ночам, постоянно просыпалась от каждого шороха и ждала рассвета, когда можно снова прийти в больницу. Прошло всего несколько дней, а на нее уже жалостливо косились пожилые нянечки - и это было ужасно, Констанс совсем не хотела, чтобы ее жалели, но пока не знала, как этого избежать.
Она должна была дежурить ночью, но уже давно пришла в больницу. Сидела у Урсулы, в отдельной палате, о которой получилось договориться, отдавая за это почти половину оговоренной зарплаты, разговаривала с сестрой, читала. Девушке очень не хватало сада, земли. А еще ей не хватало рояля и красивой жизни - не блистать в обществе, но быть красивой для себя самой. Здесь как будто бы этого не понимали. На ее платья на улице косились странно, и Констанс, которая очень не хотела привлекать внимание, стала даже ходить в мантии. Потом, когда все уляжется, она, наверное, сможет почувствовать себя спокойнее, но не сейчас. Не тогда, когда нужно затеряться в толпе. Когда знакомые лица могут напугать.
Сейчас Констанс спустилась в регистратуру. Привет-ведьма, очень доброжелательная девушка, снова попыталась ее разговорить, но Констанс отделывалась общими фразами. Она не хотела и бояться общаться с коллегами. И пришла сюда совсем не для этого, ей нужно было предупредить, что она спустится в лабораторию, и попросить прислать к ней кого-то, когда придет время смены - во время работы она могла не заметить, как задерживается. Пациентов в это время было немного, и Констанс вздрогнула, услышав чем-то знакомый жизнерадостный голос за спиной.
- Кофейную скорую помощь вызывали?
Привет-ведьма заулыбалась и протянула руку за кофе, видимо, она ждала эту, судя по мантии, стажерку, а сама О’Доннелл, обернувшись, настороженно, но все с той же застывшей улыбкой всмотрелась в ее лицо. И тут же узнала старую знакомую.
Они не виделись с того времени, как Констанс закончила Хогвартс, и девушка никогда и не вспоминала случайных школьных знакомых. Но сейчас рядом с ней точно стояла Робин Шервуд, повзрослевшая, но вполне узнаваемая.
Подумав о том, что зря она радовалась отсутствию знакомых, Констанс еле заметно вздохнула и с улыбкой приветствовала девушку.
- Привет, Робин, - она не сомневалась, как это бывает, когда не уверен в том, правильно ли кого-то узнал. - Не узнаешь?
Они не слишком много общались в школе после того случая на Хэллоуин, но почему-то О’Доннел была уверена, что сейчас ей не удастся сбежать. И если с кем-то в больнице и общаться - даже если просто для вида! - Робин как старая знакомая не самый плохой вариант.