Слабый летний ветерок пробрался скрытной змейкой в старенькую резиденцию Хокаге, колыхнул стопку исписанных документов на деревянном столе, на котором вот уже сколько лет каждый их Хокаге деревни, скрытой в листве, подписывал доверенности, назначал команды и их наставников, выделял бюджет. Она почти не заметила изменений, чувствуя себя излишне странно, чувствуя, что в эти несколько часов определилась ее собственная судьба на много лет вперед. Войдя в кругообразную резиденцию в белом плаще Цунаде просто решила все для себя, приняла должность как данность внучки Хаширамы. И пусть будет так - она согласна, чего ей противится? Решив сесть за этот вековой стол, подняться на самую крышу, чтобы от туда вблизи разглядеть все головы предыдущих Хокаге Конохи, пока ветер треплет блондинистые пряди, а прохожие внизу тыкают пальцем и шепчутся: вот она, наша новая путеводная звезда. Проскользить взглядом по знакомым чертам деда, высеченным из камня на крутой скале, чтобы в памяти вспыли похожие - такие живые, радостные, улыбка на знакомом лице теперь уже никогда не появится. Он всегда верил в нее, он всегда любил ее. Любимая внученька. Зачастую, если Цунаде чувствует, как неуклонимая грусть ложится на шею тяжелым балластом, стоит вспомнить солнечную улыбку деда, когда она в очередной раз проигрывает в карты; карие глаза, полные теплой любви, когда она дарит букет полевых цветов на день рождения. Помогало, пусть лишь отчасти, но боль прошлого скрывалась за радостью. Пусть тоже прошлого, ей отчего-то все равно.
По коже опять заскользил теплый воздух с улицы. Цунаде поморщилась, пытаясь отколупнуть каплю краснющего лака от указательного пальца левой. Теперь от нее слишком много зависело, как сказал Джирайя еще тогда, в заплесневелом Танзаку, после всех событий той ужасной недели.

Ты взваливаешь на свои плечи многое, но я знаю, что тебе это под силу.

Цунаде знала, что отшельник говорил так не потому, что она была единственным выходцем клана Сенджу, нет, и даже не потому, что они давным-давно сражались вместе на одном боевом поле. Просто Джирайя слишком хорошо знал ее. Вот так просто, он знал - она знала тоже. И обоих это вроде устраивало. Красный лак слишком въелся в пластину ногтя, отчаянно не желая быть отковыренным, отчего Цунаде тяжело вздохнула и приняла данность. Как то, что она теперь Пятый Хокаге Конохи, так и то, что ее лак останется целым до конца этого дня точно. В дверь осторожно постучали, а через секунду появилась вся Шизуне. Она выглядела взволнованной, радостной. Сенджу ли не знать, что девчонка так хотела вернуться к нормальной жизни, в родную деревню, где она росла и где рос ее дядя. Хокаге поежилась, но все же переосилила себя, сладко улыбнувшись вошедшей помощнице. Она ведь рада.
- Цунаде, - голос не похож на обычно спокойный, в каждой нотке слышится жуткое нетерпение и нескрываемая радость, - знаешь, что в честь тебя устроили праздник?
Еще бы она не знала. Вся Коноха гуляла по поводу возвращения внучки легендарного Хаширамы Сенджу, саннина и героя войны, ученицы Сарутоби. Не сказать, что ее это не прильщало, но сейчас настроение было заточено на совсем другое.. Хотя, она же Цунаде, черт подери! Скажи кому-то из ее знакомых, что она пропустит шумную попойку да еще и в свою честь, так тот рассмеется со словами "ты блефуешь!". Нет, так не пойдет. Пусть прошло много времени, но она все еще та Цунаде, вечно проигрывающая в карты, выпивающая по бочке саке за раз.
- Знаю, - отвечает нарочно бодро, поднимаясь с нагретого стула. Отдергивает свою зеленую накидку, а надпись "азарт" на спине привычно распрямляется, продолжая красоваться на своем законном месте. - Ты меня уже не видишь.
Не успела Шизуне и рта раскрыть, как Цунаде буквально помчалась к вожделенному выходу из резиденции, стуча каблучками по бетонному полу. Пусть и в душе все еще мечется буря, но алкоголь приятно заглушит вопли души, утихомирит разум и мысли, подарит блаженное забытые. Как всегда и случалось.
- Но ты же теперь Хокаге! - слышит она вопль опешившей от ее поступка помощницы, - опомнись! 
Ей все равно. Пусть кричит, Цунаде уже не изменить. Слишком много лет провела так, чтобы теперь отказываться от приятной жизни в уступок новенькому титулу. Даже важные персоны иногда развлекаются.
Вечером воздух в деревне приятный, свежий, смешанный с запахами зеленой листвы и разнообразных угощений с главного рынка. Издали слышались взрывы хлопушек, кто-то бросал мелкие петарды. Вокруг было шумно, смеялись взрослые мужчины, подсаживая любимую доченьку на крепкие плечи; молодые женщины, заливисто хохоча, подавали матерям только что приготовленные данго; маленькие парнишки бегали друг за другом с бенгальскими огоньками в руках. Не без ноток печали глубоко в ореховых глазах на это смотрела сама Цунаде, гордо вышагивая по главной улице, улыбаясь каждому прохожему. Отовсюду сыпались поздравления, искрящимися глазами на нее смотрели жители. Они верили, что она была их спасением от войн. Они все видели в ней надежду.
Завернув за угол, Цунаде поискала глазами светящуюся вывеску. Да, все тот же бар, в котором она часто проводила вечера до своего ухода из Конохи, все еще пылился на месте. Недолго думая, новоиспеченная Хокаге зашла туда, громко хлопнув входной дверью.
[nick]Tsunade Senju[/nick][status]Еще рюмочку, пожалуйста[/status][icon]https://a.radikal.ru/a16/1901/09/87449e07c3af.jpg[/icon][sign][/sign]

Отредактировано Tsunade Senju (05.01.2019 00:41:40)

Первым же делом, оказавшись в слишком знакомом еще с тех самых дней, когда она была маленькой строптивой блондинкой, Джирайя  - обычным мальчуганом-неудачником, а Орочимару умнейшим учеником из всех имеющихся, Цунаде с размаху выпила три очоко за раз, громко запищала и зашипела, плотно сжав пухлые губы, сощурив глаза в маленькие узенькие щелочки так, что длинные ресницы уперлись прямо в щеки, от быстрого прохода алкоголя к горлу, дальше по пищеводу, пока окончательно не отпустило и, выдохнув, Цунаде налила следующую. По голове ударило почти сразу, она предпочла не закусывать. Играть надо на пьяный разум, затуманенный разными мыслями иного рода - только не самой игрой. Поднося ко рту наполненную до верхов очоко, Сенджу отчетливо вспомнила, как они собирались в этом месте, когда еще не было того, что есть сейчас.
Орочимару, сопя от недовольства тем, сем, пятым и десятым, усаживался первым у окна - выпив, он любил смотреть на уходящее в небытие время, на сиплую бесконечность, мелькающую в розовеющем на горизонте закате, в кромешную пустоту совсем рядом. Он никогда не буянил, не кричал и не вел себя вульгарно. Цунаде практически любила его за это. Какие же мысли вились у него в голове непослушными змейками в те моменты? Неужели о разрушении Конохи? О смерти?
Джирайя вопил. Он пускал слюни, лапал все что движется, все что стоит и все, что вообще материализовалось в этом мире. Он вел себя так, что Сенджу хотелось избить его до полусмерти, при этом смеясь как самый злой герой из всех самых злых героев. Ну, в прочем так она и поступала, после чего Джирайя ходил с шишками от сильных ударов его любимой напарницы. В прочем, он не особо и жаловался, каждый раз все равно приходя в бар с яркой вывеской, громко плюхался на хлиплый стульчик, уже в процессе успевая заказать себе горячего саке.
Она же первая напивалась, последняя вырубалась. И всегда только одна мысль в голове - пусть это длиться вечно.

Пусть каждую неделю мы будем собираться за эти протертым столом. Пусть Джирайя всегда напивается в хлам, пусть Орочимару не перестанет ворчать никогда-никогда. Пусть это просто будет вечно.

Она глотнула, а вместо горечи почувствовала в груди опасную пустоту. Ей уже давно не было больно. Как не было того самого вечно, которого она так жадно возжелала.
Хлопнув себя по колену наманикюренными пальчиками, Цунаде тучно поднялась и, уже не как чистое стеклышко, отправилась во второй зал ветхого бара - игральный. Там уже во всю жги свои деньги в "чет-нечет".
Все удивленно захлопали глазками, когда только-только признанная и провозглашенная во всеуслышание пятая Хокаге уселась за стол, кинув при том пачку купюр.
- Бросай, - кротко высказалась она, уложив подбородок на ладонь.
Все тактично промолчали, но тут же прибежал владелец бара - поседевший, но все еще с теми же горящими при виде ходячей наживы узенькими глазками. Он взял в руки стакан с костями, несколько раз встряхнул им, затем провозгласил:
- Ставим, друзья мои, - при этом радостно взглянув в сторону Сенджу, он улыбнулся.
Трое из пяти поставили на нечет, двое - в том числе и Цунаде - на чет. Когда на стол выкатились кубики, показавшие семерку суммарно, она вздохнула и улыбнулась. Все шло как обычно.
Вскоре, ставила против всех только она. И проигрывала, проигрывала, проигрывала. Все кричали чет, она громче всех - нечет. Игра раскачала свалявшийся комок печалей Цунаде, притупив нахлынувшую меланхолию от всего дня. С улицы слышались хлопки взрывающихся фейерверков в честь всеобщего праздника, она достала последние три пачки денег, громко шлепнула ими о деревянную поверхность столика, вскрикнула:
- Последняя ставка, старик, - тот, в свою очередь, при виде таких деньжищ чуть не подавился собственными слюнями.
Затихли в помещение все, даже цикады, спрятавшиеся в щелях старых стен умолкли. Четверо крикнули чет.
- Нечет, - ладонью она прошлась по своей оголенной коленке, уже по привычке не сбавляя силы. Тут же на молочной коже появился красный след.
Кубики вылетели, завертелись, один упал - пять. Второй крутился на ребре, нарочно долго, затем перевернулся, показав цифру - два.
Выпал нечет.
Никто не проронил ни слова. Молчание, повисшее над столом, затянулось. Цунаде глупо смотрела себе на ногти, хлопая глазками. Старик тяжело сглотнул, собираясь выдать выигрыш Хокаге, но та тут же остановила его жестом.
- Оставь себе, за всю выпивку на сегодня, - пошатываясь, Цунаде вернулась за обычный стол.
Ей не нравилось, что она выиграла. Вновь вспоминается приевшийся Танзаку. Если выигрыш - значит случится что-то плохое. И тут же дверь забегаловки раскрывается, а на пороге он, родной, любимый, по которому скучала, которого ждала. Глаза наполняются чувством тревоги. Принес плохие вести?
- Разве отшельники возвращаются на родину? - парирует, всматриваясь в глубину его глаз.
По нему и не скажешь, что прошло уже столько лет. Нет, да и не выглядит он серьезным, уже на веселе будто. Скорее всего что-то произошло, но это не плохое, не связанное с новой войной, потерями или высвобождением векового зла. Значит, это плохое еще точно будет.
- Ты куда собрался? - ногой в босоножке с каблуком Цунаде пытается зацепить противоположный стул за ножку, но безуспешно - Джирайя садиться, заказывает выпивку и улыбается.
Губи кривятся. На секунуду, на одну маленькое короткое мгновение ей показалось, что вот она - та вечность, которую возжелала давным давно. Сердце сжалось, будто замедляя одно мгновение перед тяжелым осознанием.
- Тишины захотелось?
Хмыкает, затем поправляет спавшую на скосый лоб прядь. Смотрит на Джирайю долго, пронзительно. Вывод: у них все по-прежнему. Пусть прошли года, но они все такие же сокомандники, великие саннины Конохи. Он и она. И ведь много же воды утекло.
- Почему же я не удивляюсь, что ты, Джирайя, с бухты-барахты заявился в Коноху, бесцеремонно нарушил мой дзен и релаксацию в баре перед тем, как я окунусь в заботы Хокаге, сидишь теперь и докучаешь мне своими вопросами, - Цунаде наигранно вздыхает, наконец улыбаясь. Улыбаясь только ему, своей теплой улыбкой и мягкими губами - только для этого отшельника.
Пьет, смотрит в даль, затем идиллию вновь нарушает мужчина, а за его слова ему тут же прилетает. Смачно, красиво, как она умеет.
- Тебя уже не изменить, - печально констатирует Цунаде, тяжело вздыхая. Рука саднила, она подула на покрасневшие костяшки и вновь глотнула алкоголя, - ты бы не за юбками бегал, дурачина, а учил Наруто получше. Если я узнаю, что твои наклонности отразились на бедном мальчике, то тебе не поздоровится. Понял?
Пьет еще. И еще. Опирается на локоть. Окно рядом, за ним праздник в ее честь. На душе саднит. Джирайя рядом, но все еще слишком далеко.
- Можешь поверить, что мы оба вновь вернулись.. - молчит о третьем в их команде, но и так все понятно, и без слов янсо. Тут же трясет головой, возвращаясь в обычное состояние Сенджу Цунаде. - Какими судьбами вообще в Конохе? Только начни мне тут деревню опошлять, так я тебя быстро за ворота выставлю!
Подзывает официанта, заказывает еще три бутылки. Ее одна уже почти пустая. Последние капельки скатываются в очоко, после чего бутыль оказывается на полу. Она уже подносит посудину к губам.
- Красивые..
Поперхнулась, нервно засмеялась, удержав в себе саке. Проглотила, слезящимися от натуги глазами грозно зыркнула в сторону отшельника.
- Опять ты за свое! - крикнула, но за криком скрывалась глубокая печаль. - Еще получить красивыми ручками хочешь?
[nick]Tsunade Senju[/nick][status]Еще рюмочку, пожалуйста[/status][icon]https://a.radikal.ru/a16/1901/09/87449e07c3af.jpg[/icon][sign][/sign]

Отредактировано Tsunade Senju (05.01.2019 02:23:36)

Легкий прищурил сияющих глаз, будто светит солнце - на деле же просто хочется на секунду отвлечься от насущих мыслей, путающихся в затуманенной алкоголем голове, метающихся по черепной коробке. Ужасных мыслей, совершенно не типичных для нее, для сильной и независимой женщины. Перед лицом снова та роковая семерка, выпавшая так некстати в день ее праздника, когда каждый житель деревни, скрытой в листве, гулял по шумным улицам с счастливой улыбкой на сияющем лице - ведь все встало на свои места, когда внучка Хаширамы заняла ведущий пост в стране Огня. И ее устраивало, честное слово, устраивало, но гнетущее ощущение не покидало области груди, прямо у беспокойно стучащего сердца. Давило, через улыбку сложно заметить, но Цунаде металась из стороны в стороун от липкого непонимания. Что будет не так? Деревня в опасности? Джирайя под угрозой? Она посмотрела на него, не отрывая головы от своей теплой ладони: точные черты лица, вечно похабная улыбочка на губах, в некоторых местах первые морщинки. Много хмурится? Цунаде хотелось отыскать в себе ответы на вопросы, которые задавала себе днями и ночами, но не могла, не позволяла себе простых выходов, типичных решений. Как будто лучше было просто ждать чего-то, а чего - так она сама не знала. Само все явно не разрешиться, да и нечему у них с Джирайей разрешаться в общем своем.
Тяжело вздохнула, опрокинула рюмочку и пфыкнула, засмеяшвись.
- Большой праздник он нашел, - Цунаде вообще хотела любыми способами избежать темы про ее новое назначение, - просто скажи честно, признайся, захотел ведь тут покуролесить, а на своей этой горе скучно стало.
- Это ведь мое место, - осознание приходит только в тот момент, когда Джирайя усаживается на тот самый стул, на котором годами он просиживал штаны.
Цунаде еле сдерживает порыв слов, слов теплых и откровенных, но молчит - оставляет для себя, как пищу мозгу на размышления. Как еще один повод вечером пострадать, забываясь в ощущении пустоты внутри, в бесконечном отчаянии из-за жизни, которую устроила себе сама. Шизуне знала не по наслышке, что бывает с Цунаде Сенджу, когда ее заносит не в то русло.
Пальцем выводит на столе неизвестный никому символ, завивая кончик долгой протяжной линией. Что это: крик о помощи или заклинание о любви?
Ресницы быстро захлопали, когда голова повернулась в сторону пустующего места у окна. Больше не было педантичного змея, чтобы упираться в окно тяжелой головой, высказывая свое мнение на счет выкриков Джирайи. Змей, конечно же был, но он оказался слишком далек от этого места, вместе с его обитателями. Орочимару попытался прыгнуть выше своей головы, а оказалось так, что он уже вырос и прыгать выше ему вовсе не надо. Изменился ли только он?
Если отшельника считали не от мира сего, то ее наоборот, будто не она, великий саннин Цунаде, скиталась по миру в поисках хорошей партии азартной игры и годной выдержки саке. Никакой надеждой сама себя она не считала, но так думали остальные, Цунаде позволяла их вере иметь место быть, а на деле нет. Она все еще оставалась тем игроком с пачкой купюр, которой никогда не везло. На нее все за несколько дней слишком сильно поменялось: несколько недель назад Цунаде просиживала зад в баре в Танзаку, даже не ожидав увидеть ни Джирайю, ни его новоиспеченного ученика, сына Минато, Наруто. А сейчас, пусть и вновь в старом баре, она уже сидела в роли Пятой Хокаге Конохи. И как она вообще могла допустить такое, кто бы знал.
- Что Наруто говоришь?! - ее голос повышается на несколько игривых октав, звуча отчасти пьяно, отчасти просто как у обычной Цунаде, когда она начинала отчитывать старого друга, - я то тебя знаю, небось книги свои похабные пишешь, пока мальчишка мается. Привести его в деревню - благое дело, да, но Джирайя, он же мелкий сорванец. И строчки чтобы из твоей писанины не прочел!
Подытоживает так, что всем сразу понятно, как стоит поступить, иначе нежный кулачок Сенджу окажется между ребер. А те не факт, что выдержат натиска Пятой. Интонацией такой, что спорить расхочется.
Судьба у Наруто Узумаки была сложной, но всем досталось в свое время. Если этот мальчишка в свои мелкие еще годы не унывает, почему должна это делать она?
Рассмеялась, просто так, потому что они сейчас вместе, сидят и делятся колкостями. Как давно этого уже не было, как давно она не ощущала тепло Джирайи рядом. Когда не надо говорить о политике, смертях и о наболевшем, просто сидеть рядом уже было достаточно. Цунаде стала радоваться этому с того момента, как все они разбрелись по разным краям света. Ушло то сладостное время вместе, а потеряв его, Цунаде осознала, как тяжело расставаться с любимыми. И оба были слишком гордыми, чтобы встретившись однажды вновь, не расставаться никогда. Или ей так казалось одной? Понять она не могла.
- Да ты издеваешься, что я могу успеть за один вечер?! - она хмыкает так громко, что позавидовать мог даже слон.
Поведя бровями, она распахнула зеленую накидку, почувствовав небывалый приливы теплоты по всему телу. Не удосужившись обратить внимания на своей и так уже пьяное состояние, она выпила еще. И вот правда - сколько в Цунаде не вливай алкоголя, ей хоть бы хны. И на ногах стоит, и говорит внятно.
- Сам-то понимаешь, что городишь? Не смеши, - закидывает вальяжно ногу на ногу, смотря прямо в похотливые глазки отшельника, - если ты не успеешь сделать хоть что-то неприемлемое за один вечер, то тогда я не смогу выпить две бутылки саке за раз. А, как ты можешь заметить, - наманикюренный пальчик указывает на одну из бутылей, валяющихся пустой, - одна уже в нокауте, - вторую. не постеснявшись, Цунаде с горла пригубила, в два глотка опустошив ее. - Джирайя, ты небось уже клинья подбивал к каждой свободной девчушке. Слава богу, твоя слава бежит впереди тебя!
Рассмеялась еще раз, затем стихла. И правда ведь в том, что Джирайя всегда был неизменным бабником. Чего же тогда она от него вообще хочет получить.
Лицо у него становится похожим на маленького мальчишку, которому не дали обещанный леденец на палочке. Что же, если отшельник хочет, они поиграют в эту игру.
- Ты невыносимый дурачина, - слова режут слух, но она старательно делает вид, что все правильно. Что так, в принципе, быть и должно. - Таких несмышленных я в своей жизни, помимо тебя, не встречала. Честно, нет, честно, но ты сделал этот комплимент. Может, тебя за него отблагодарить? - хитрая улыбка освещает лицо Сенджу, она характерно хрустит костяшками правой руки, - размять об тебя что ли?
Люимой подруге очень хотелось ударить его еще раз. Потому что все еще ничего не изменилось. Да и кулаки уже не помогут.
[nick]Tsunade Senju[/nick][status]Еще рюмочку, пожалуйста[/status][icon]https://a.radikal.ru/a16/1901/09/87449e07c3af.jpg[/icon][sign][/sign]

Отредактировано Sebastian Fawley (06.01.2019 03:24:31)

В тот самый день, когда Наруто спас ее, когда она - саннин Великой Троицы Конохи, внучка Хаширамы Сенджу, сильнейшая в мире куноичи, боящаяся лишь одного - крови, не смогла противостоять своему суровому прошлому, которое просто свило ей тугую петлю, а Цунаде, не побрезговав, накинула ее на хрупкую шейку, она поняла две простые истины, которые ранее предпочитала попросту не видеть. Их нет. Как данность приняла то, что много лет жила прошлыми картинками, отдающимися четким красочным фильмов в ее голове. Помнила моменты, искренние улыбки тех, кого больше нет, помнила себя: молодую, светлую, когда война еще не поранила в самое девичье сердце. Сенджу не спала, конечно нет, самовольно выбрала пусть и не сходила с него вплоть до того дня. Вторая истина - это сам Наруто Узумаки. Этот парнишка был далеко не прост, не глуп и не наивен. Он показался ей особенным не только потому, что он сын Минато или тем, что в нем заключен Девятихвостый зверь. Он был очень юн, но при этом говорил слишком правильные мысли для такого возраста. Он умеет преодолевать трудности, ломать стереотипы и барьеры, Наруто просто смог сделать то, что никому другому не удавалось. Парнишка разжег давно затухший огонь в груди Цунаде Сенджу, что привело ее к нынешней ситуации. Как бы она не обдумывала тот факт, что Джирайя взял парнишку под свое крыло, она могла лишь подтвердить реальность - отшельник с Жабьей горы как никто иной подходил для этого занятия.
- Денек ему подавай, - Сенджу цинично хмурится, мотая полной от саке очоко из стороны в сторону, но сохраняя при этом ровный баланс жидкости, чтобы та ни в коем случае не вылилась на стол. Зачем тратить годного качества выпивку? - А затем, значит, опять уходишь? - зачем же спрашивать, когда знаешь ответ и так, слов не надо, - ты не совсем одичал, как я себе представляла. И дом твой...не знаю. Вряд ли он все еще ждет свое хозяина, но тебе самому стоит проверить.   
Цунаде замечает какой-то натужный вздох Джирайи и, потому что отчетливо чувствует тоже самое, понимает. Все понимает. Ведь вот она причина, по которой они оба не возвращались в свой родной дом столько лет - эта боль со всех сторон, с каждой щели щемит, прямо по и так израненной душе. Чтобы ей начать вновь жить настоящим, надо опять привыкнуть к пейзажам Конохи, которые в один момент жизни ей захотелось стереть напрочь из собственной памяти. Каждый уголок деревни напоминал о довоенном времени: по этим крышам они бегали еще командой, вылавливая сварливую кошку; с того дерева у озера они смотрели на заходящее красное солнце, в ожидании, когда случится что-то новое, интересное, неизведанное.
Воспоминания могли бить очень сильно, когда ты просто не готов вернуться. Джирайя был не готов, хотя, пусть она и знала истину, Цунаде отчаянно хотелось верить в обратное.
- Видела, куда уж там. Пусть общается, пусть набивает живот, он явно это заслужил, - Сенджу говорит пьяно, но отчетливо. Мозг постепенно окунается в необъятную дымку алкоголя, не желая просветляться обратно. - Нельзя уже что ли побеспокоится за кого-то? Наруто, он.. - отчаянно подбирает нужно слово, - особенный, наверное. Ай, к черту! Этот парнишка пойдет так далеко, как мы с тобой не заходили, если ты сделаешь свою работу качественно и ответственно. Когда он вернется в деревню, я лично проверю, куда усилий ты вкладывал больше - в ученика или свои похабные романчики, - их читала, еще тогда, самые первые. Сама не знала почему, ведь ей искренне не нравилось, - он очееень похож на тебя, Джирайя.
Сама не замечает того, как приводит свою мысль к тому, что и отшельник-извращенец тоже, оказывается, особенный. Гласные в словах начинает тянуть, будто специально - на деле градус в голову наконец ударил. Это после трех-то с половиной бутылок!
Не удивительно, что Наруто сошелся с Джирайей. Цунаде с первой встречи проглядела сходство в потоках их мыслей, направленных на истинно добродятельское русло. Сама она такой совсем не была.
- Ну, ну!.. Сейчас-то и деревня, и девушки точно в безопасности! Мы ж здесь вдвоем, а тебе-то меня уж точно опасаться не стоит! - почему-то вновь становится неприятно.
Цунаде, насупившись, молчит, покручивая блондинистые пряди пальцем, красный лак на котором так и блестел. У нее было два выбора: накричать, как и сделала бы она в любой из других таких же ситуаций, или сказать что-то более сокровенное. И, как и принято, Сенджу выбирает первое, хлопая ладошкой по поверхности стола так, что бутылка саке угрожающе подскакивает.
Карамель в глазах покрывается обжаренной корочкой.
- Это я тебя на место быстро поставлю, а что другие? Эх ты, извращуга несчастный, я с тебя глаз не спущу! Только пойди мне по бабам, так ребра будет уже не восстановить, - звучало странно, будто они давно пара, а это их обычные семейные разборки, - одними ребрами ты обойдешься, если я еще в хорошем настроении буду.
Она отчего-то тут же успокаивается, даже немного тушуясь своего странного порыва (ревности?). Пытаясь сгладить ситуацию, Цунаде пьет и улыбается странной доброй улыбкой. Ей не свойственно. Совсем что ли опьянела, Пятая? Кажется, что да, иначе с чего ей вообще беспокоится о своих странных порывах.
Джирайя снова начинает говорить, говорить, говорить.. С первых слов Цунаде уже готовит кулак, но пальцы понемногу разжимаются. Ее даже не смущает похабная улыбочка, играющая на губах отшельника. Алкоголь ударил в голову настолько, что Сенджу сильно устыдилась своего поведения после такой долгой разлуки. И ведь могла бы и вести себя по-другому. Могла же!
- Я, конечно, всегда знал, что ты очень жестокая женщина...

Жестокая. Настолько жестокая? Страшная женщина.

Цунаде хочет, честно, очень хочет вбить ладонью по щеке отшельнику. А затем кулаком по печени, специально целясь. Ногой пройтись по всем пальцам. Поставить фингал под глазом глупому Джирайе. Только он может так обидеть. Только он, сказав правду, к которой она уже привыкла, может так сильно задеть ее гордость. Звучит ли это как вызов? Сенджу выбирает второй вариант, завуалированный под "на слабо".
Рука тянется к протянутой чашечке. Цунаде молча принимает, закидывая в себя всю ядреную жидкость с одного быстрого движения. Ее качает, но она все равно тут же встает, не теряя сосредоточенного лица, пытаясь выглядеть хоть капельку женственно, а не по обычному похабно. Подходит к отшельнику, чувствуя, что делает что-то такое, о чем потом будет жалеть. Как хорошо, что в баре больше никого, а остальные все еще дуются на деньги во втором зале. Иначе вечный позор Пятой Хокаге!
Грубая рука тянется к лицу Джирайи, но не для очередного удара. Кожа касается его, фаланги пальцев шелком струятся по напряженной мужской щеке. Ногтями она еле проводит по угловатому подбородку, наклоняясь все ближе к старому другу. Жестокие пальцы гладят совсем не так, как он мог себе представить. Тыльная сторона ладони - кровь бурлит во всем теле, сердце готово остановиться в каждую секунду творящегося абсурда. Янтарь ее глаз туманится окончательно, когда большой палец касается его пьяных губ.
Что ты творишь, Цунаде?
Шепот прямо ему на ухо. Сладкий, пьяный, не ее голосом рожденный на этот белый свет.
- Разве могут так жестокие женщины, Джирайя?
[nick]Tsunade Senju[/nick][status]Еще рюмочку, пожалуйста[/status][icon]https://a.radikal.ru/a16/1901/09/87449e07c3af.jpg[/icon][sign][/sign]

Отредактировано Sebastian Fawley (09.01.2019 03:30:13)

Ей практически, от выпитого за все долгое время алкоголя (рюмки до похода в игральный зал, там распила почти бутылку, еще две уже в компании Джирайи), становится не больно слышать правду, ясную всем истину от отшельника. Хмель забирает всепоглощающее чувство неразделенности, обиды и отстраненного понимания, которое, впрочем, давалось ей с трудом. Ребра до сих пор ломает с каждым вздохом, когда Джирайя легко рождает на свет то, что она совсем-совсем слышать от него не хочет. Глупая женская надежда не давала ей покою до самого конца.
- Да, мы уйдем утром. Сразу после завтрака.
Надежда вовсе не закадычная подруга, с которой можно частенько выпивать. Она стерва, протягивающая умирающему от жажды стакан воды, но, когда пальцы уже почти коснулись стекла - надежда все портит, все рушит, выливая вожделенную воду на землю. Нельзя верить гадкой надежде. Лучше сразу принять неизбежное как факт, пропустить через себя и молчать в тряпочку о том, что тебе не нравится. Так будет легче для всех, а в том числе для самого себя. Цунаде так всегда и поступала, предпочитая не тешиться безнадежными мечтами, но не теряя при этом веру. Но, когда дело доходило до Джирайи, она ломалась. Она поддавалась неизбежному искушению поверить в несбыточное. Она вела себя как полная дура, не желая принимать то, что судьба кричала ей прямо в лицо, срывая голос. И вроде бы стоит кивнуть головой в ответ, сказать, мол тебя никто не держит, иди куда хочешь. Уходи, живи своей жизнью.
В ответ Сенджу молчит. Почему?
Язык не поворачивается ответить на это вообще хоть что-то. Молчит, беззвучно крича, моля, сгибаясь пополам. На деле лишь сипло покашливает в сжатый кулак, прежде чем опрокинуть еще одну рюмку. Поступать надо правильно. Всегда.
- Кондитерскую, значит.. - будто задумавшись, Цунаде запрокидывает голову, устремляя взор карамельных глаз в потолок старой и ветхой забегаловки. И что вообще стоит отвечать? Сам виноват? Что ты еще хотел, не появляясь дома столько лет? Ты ожидал чего-от другого? - Все меняется с течением времени. В твой дом теперь ходят за сладостями, я переехала в резиденцию Хокаге, - твердый пьяный голос замолкает, а блестящие от жидкости губы образуют своеобразную букву "о". - Ты, кстати, жить-то где собрался? Небось ни гроша у тебя нет. На лавочке ночевать будешь?
Она обдумывает все прерогативы. Ну, обдумывает - это сказано слишком громко. Подвыпившая, Цунаде часто совершала глупости: ставила последние деньги в азартной игре и, как все уже знают, проигрывала их; пыталась устроить мордобои на ровном месте, лишь бы почесать об кого-то свой кулак; обижала бедную Шизуне, грубо отвечая на ее просьбы. Сенджу такая и есть, ее уже не изменить. И вот, опять напившись, она, будто бурча себе под нос, говорит:
- Резиденция у меня нынче большая, на крайний случай, - она заведомо смотрит в лицо отшельнику, строя гримасу на "все равно", старательно делая вид, что она не такая уж и добренькая, - можешь остановиться в моем подвале.
Хочется отчаянно взывать, броситься на стену и скребсти по ней прекрасными ноготками так, чтобы злополучный алый лак наконец покинул пластину, но она все еще просто сидит на своем месте, делая несколько глотков за раз. Шипит себе под нос, что слишком уже сегодня она расточительная. Слишком много позволяет этому нахальному Джирайе.

Вот чем он заслужил? Почему именно этот развратный отшельник, Цунаде? 

Если бы она только знала. Но нет, Сенджу просто чувствует это, непрекращающееся чувство одиночества и сильной привязанности делают ее слабой, уязвимой. Во всем виноваты два человека - Джирайя и Орочимару. Оба они были значимой частью в жизни Пятой Хокаге, оба они покинули бедную женщину, выбрав свой путь в этой безжалостной жизни. О ней никто не думал, нет. Да она и сама этого не заслужила.
- Похож? На меня? Да ладно тебе, быть такого не может!
Цунаде фыркает, пододвигаясь ближе к Джирайе. Неужели он и сам не замечает дикого сходства между собой и своим воспитанником? Ну, в принципе, мудрец всегда был слеп на такие очевидные вещи.
- Да, да, именно так дела и обстоят. Вы оба такие беспросветно глупые, что я ни капли не удивлена тому факту, что вы сошлись как наставник и ученик! Вы оба транжиры, любящие поесть, вы пропагандисты спокойного отдыха, но, при этом, что ты, что Наруто, умеете убеждать. Сколько бы этого не отрицали, но вы оба светлые люди, отчаянно хватающиеся за добро в этом мире, ищущие в людях хорошее, умеющие защищать и отстаивать свои идеалы, - так, Цунаде явно пора было заткнуться, потому что еще немного и Джирайя подумает, будто она его нахваливает. - А вот вырастет, так за ним бегать бабы будут, а не как ты, за ними! Дай ему только время, он станет первым парнем на деревне, наставив тебе рога.
Она конечно же шутит, поддерживая настрой более веселый, чем есть на самом деле. Аура тяжелой недосказанности туманной мглой витала над ними обоими, укладываясь на плечи шелковым покрывалом, обжигающим молочную кожу с морщинками. Этот разговор уже ничуть не напоминал обыденный. Если он что-то и напоминал, так только шутовское представление на улице Конохи.
- Цунаде... - впервые за весь вечер желание сделать то, что не положено, становится таким всепоглощающе сильным, что еще чуть-чуть, самую малось, самую крохотулечку до того, как она полностью отдастся в одном единственном глупом моменте. Отдастся вся, без остатка. Ему.
Когда Джирайя невесомо, еле касаясь сладкими губами, которые в данный момент она желала получить больше всего, целует ее пальцы, Цунаде понимает, что просто все. Деревянный мостик, по которому они с отшельником опасно ходили весь этот вечер только что с характерным хрустом переломился. Тот мостик, который годами они выстраивали, усердно расходясь по разным его концам. Тот мостик, что еще недавно казался забытым всеми, покрывшимся паутиной, надежным спасением от бездны. И вот: одно его слово, одна ее ошибка. Достаточно, чтобы преодолеть грань от состояния "нормально".
Просто все.
И неважно, плевать Цунаде хотела. Они оба заварили эту кашу, они оба должны расплачиваться за это болью.
- Доказала ли я тебе хоть что-то? - томно шепчет, наклоняясь к самому уху, касаясь будто невзначай его щеки своей, тут же млея и дрожа. - Достаточно ли нам будет этого, Джирайя? 
Цунаде и правда плевать. Иначе стала бы лететь в эту чертову бездну вместе с осколками старого деревянного мостика?
Губы прижимаются к лбу Джирайи, запечатляя отнюдь не дружески поцелуй. Она неотрывно обжигает себя его загорелой кожей, вдыхая в себя этот давно знакомый запах. Запах, по которому она так отчаянно скучала все это время. Человек, по которому она проливала горькие женские слезы.
Раздался еще один громкий, трещащий хруст. Это сломалось сердце Цунаде Сенджу.
[nick]Tsunade Senju[/nick][status]Еще рюмочку, пожалуйста[/status][icon]https://a.radikal.ru/a16/1901/09/87449e07c3af.jpg[/icon][sign][/sign]

Отредактировано Sebastian Fawley (21.01.2019 20:12:09)

- Большая резиденция, хех?.. Ну, думаю, твой подвал мне отлично подойдет.
Да что же с ней не так-то? Ну что, почему, зачем? Цунаде совершенно и бесповоротно увязла в этих зыбучих песках, пытаясь выбраться она лишь тонет еще быстрее, еще сильнее погружаясь в неизвестность.
Ей не нравится.
Выпивая очередную порцию ядреного саке, пропуская эту "легенькую водичку" через горло, прямо по пищеводу - уже не обжигает, Сенджу чувствует, что опять натворила дел. Опять, по пьяне, когда голова соображает как-то издалека, если соображает вообще, она сделала то, что будет иметь какие-никакие последствия. Прерогатива ей такая не нравилась, в особенности некая осторожность с голосе Джирайи, заставляющая чувствовать смущение что ли, не дай то Бог. Непонятно, что это вообще было, но Цунаде не будет отказываться от своих слов. Ничего, поспит на холодном деревянном полу, ему не впервой ночевать где попало.
И некое отдаленное понимание отговорок, преград внутри себя. Масок, которые скрывали настоящие ее эмоции на светлом молодом личике. Пальцы вдруг как по команде онемели, подушечки похолодели и стали казаться чуть ли не синеватыми. Янтарные глаза смотрели в стол, в его гладкую и ровную поверхность.

Не хочешь ли ты, Цунаде, снять маску хотя бы перед самой собой?

Ведь всем на этом свете ясно, что она творит. Чего она добивается этими прикрытыми намеками, скользкими как пиявки, высасывающими у нее красную соленую кровь прямо из груди. По больному неприятно. Принимать свои желания не так уж и легко.
- Не лыбся мне, - она вновь принимает обличие суровой Сенджу, какой ее всегда и везде видели, - иначе пойдешь на все четыре стороны.
Испуг, граничащий с бесконечностью в никуда. Она боится себя, своих мыслей и дальнейших действий. Все так долго надежно хранилось глубоко в груди, на пыльных полочках израненной души, что доставать оттуда становится невольно страшно, боязно. Растоптать в один момент, неверным движением рук или громко произнесенным вслух словом, так просто и так легко. Так несравнимо с тем, как сложно это отнимать от пыльных полок женского сердца. Поэтому Цунаде боится. Доверив уже один раз, она была брошена, оставлена одна. И почему-то чувство такое, что пленка должна прокрутиться по второму кругу.
Наверное, они слишком долго были просто друзьями. Наверное, им это сейчас уже ни к чему. Наверное, бояться будет безопаснее.
Ухмылка, прищур, Цунаде не выдает своим видом то, о чем думает, как не делает этого и Джирайя. Лучше - несомненно. Им обоим лучше от этого.
- Он и сам смог убедить меня в этом, - спокойно и легко, почти по-нормальному, Сенджу продолжает вести разговор о воспитаннике отшельника, - в нем так много надежды, чистой доброты и веры, - почти печально она улыбается сама себе, вспоминая былые свои времена, когда война существовала лишь на словах, - и эти качества не сломаются в Наруто, даже если произойдет нечто ужасное. Хочется на это надеяться, - замолкает лишь на секунду, затем как ни в чем не бывало добавляет, - нет, не правильно. Я в это уже верю. Как верила в Наваки.
В некоторые из особенных моментов просто лучше не думать о прошлом. Живи настоящим, глотай сбитый воздух старого бара, пей саке и чувствуй бешенный ритм своего сердца. В некоторые моменты лучше не думать вообще, отдаваясь быстрому течению событий, плывя куда-то: далеко? надолго? насовсем? Без разницы. Не думать и просто жить, переживать, чувствовать. Забыть о том, кем являетесь вы друг другу, что стояло между вами, все невысказанные обиды и горькие речи про плохое. Молча прислушиваться к звенящей тишине, где в далеке кричать о ставках, а рядом бьется еще одно сердце. Такое же живое, так же часто стучащее о ребра.
Если они уже провалились, то чего ради теперь отказываться? Этот момент все равно заставит их быть либо кем-то большим, либо уже не кем друг для друга. Этот момент уже успел принести массу давно забытых ощущений страсти, желания и.. любви? Почему-то этот факт не казался Цунаде на сто процентов верным. Джирайя являл собою посредственный вид ветреных людей, которые не готовы создавать семью. Не то, что бы она могла помыслить о чем-то таком, нет. Но, когда напившись Цунаде начинала оплакивать свою неудачную личную жизнь, на ум приходила картина умиротворенности. Там был он.
- Этого недостаточно, - шепчет он то, что отчаянно хотела, нет, нуждалась услышать она.
Маски были почти сорваны, а спектакль шел к своей кульминации. На секунду, когда губы пришлось оторвать от загорелой кожи, она почувствовала, что дороги назад уже не будет. Все, что Цунаде и Джирайя копили годами, наращивали и бережно хранили, их дружба летит в горящее пламя. Стремительно, красиво, эстетично давая коснуться себя только кончиками алых языков пламени. Горела. И вновь стало страшно.
- Мы только что достигли точки невозврата, - дрожащим голосом говорит Сенджу прежде, чем теплые, родные ладони Джирайи оказываются у нее на щеках.
Поддаваться моменту оказалось так невыносимо сладко, так горько и больно, что она может только сдавленно выдыхать, вовсе перестав моргать. Нужно видеть его лицо, его морщинки и светящиеся глаза, в которых как в зеркале отражалось это отчаянье, когда срываешься вниз. И летишь, летишь, летишь. Далеко, глубоко, по темному тоннелю - вниз. Спасает только то, что рядом падает ради мучительной смерти он. Если умирать, то только вместе.
Джирайя не торопится. Если бы Цунаде еще хоть что-то могла соображать, то обязательно подумала бы, что отшельник боится сделать неправильно, напороться на ее сжатый кулак. И в любой другой день, наверное, так и было бы, но только не сегодня. Потому что именно сейчас все чувства были оголены до предела, являя миру нерв, который разбить можно по щелчку пальцев. Цунаде позволяла смотреть Джирайе на нее настоящую. Она всеми силами давала понять, что в этот момент книга Цунаде Сенджу открыта. Читай все по карамельным пьяным глазам.
Рука непроизвольно ложиться на то место, где самый большой шрам, оставленный ею самой. Одежда мешает ощутить шероховатость его горячей кожи, но Цунаде неотрывно смотрит в его глаза. Говорить что-то совершенно бессмысленно.
Кто первый поддался искушению не ясно. Казалось, что оба они потянулись друг к другу одновременно, с осторожностью и немым вопросом на сладких губах. Ответ был получен тогда, когда все было позволено. И отчаянных громкий хруст превратился в нежный шелест шелка по коже. Настораживающие защипало глаза.
- Мы погибли, - на секунду отрываясь шепчет Цунаде, затем вновь прислоняется губами к Джирайе. Осторожно, хрупко, вручая ему всю себя.
Точка невозврата была успешно преодолена.
[nick]Tsunade Senju[/nick][status]Еще рюмочку, пожалуйста[/status][icon]https://a.radikal.ru/a16/1901/09/87449e07c3af.jpg[/icon][sign][/sign]

Отредактировано Sebastian Fawley (05.02.2019 16:59:59)