[nick]Марисель Хевинстон[/nick][status]будь навсегда в моей жизни, будь...[/status][icon]http://sg.uploads.ru/RH4ez.jpg[/icon][sign]
[/sign]– А я еще позавчера вас заприметила, – Лорена, появившаяся в ее комнате около часа назад, все не унималась и, казалось, молчать не умела в принципе – все время ее пребывания в спальне сопровождалось различными рассказами о городе – девушка, узнав, что Марисель прибыла в Локбург из Южного предела и никогда прежде в их городке не бывала, тут же принялась выкладывать все, что знает о жизни города, о его жителях, о храме. Узнала много нового Рис и о постояльцах гостиницы, и о молочнике, который живет через две улицы и у которого Лорена каждое воскресенье и среду покупает молоко, и о торговце, к которому хозяин постоялого двора отправляет ее два раза в неделю за продуктами, и еще много о чем. Теперь же внимание девушки переключилось на саму Марисель и тема ее болтовни изменилась.
– Я как раз на кухне похлебку варила – ой, а вы пробовали мою похлебку? Я ее по маминому семейному рецепту готовлю – пальчики оближете! Вам непременно нужно будет попробовать! – остановившись напротив чародейки со шпильками в руках, восторженно проговорила Лорена, вызвав у Рис искреннюю улыбку умиления – откуда взялось это чудо, ребенок еще по сути, открытый этого миру и людям, пусть и совершенно незнакомым, не знающий, насколько опасным может быть что мир, что люди в нем живущие?..
– Мы обязательно отведаем ее сегодня – устроим с мужем себе праздничный ужин, – заверила девчушку Марисель, вновь улыбнувшись, и та, оставшись довольной ответом, довольно кивнула и принялась тараторить дальше, продолжая закреплять прическу Рис шпильками:
– Так вот, о чем это я?.. Ах да, я как раз базилик добавляла в кастрюлю – знаете, мама всегда говорила, что это блюдо без базилика не получится, – когда вас в окошко случайно увидела.
Марисель слушала Лорену вполуха молча, пытаясь скрыть улыбку, так и норовящую осветить ее лицо. Причин для радости у Рис сегодня было предостаточно, и к основной из них сейчас шла усиленная подготовка – не позднее чем через час им с Джошуа предстояло появиться в храме, где настоятель будет ожидать их для проведения церемонии, и чародейка, которая ждала этого уже не первый год, все еще не могла поверить, что осталось совсем немного – всего какой-то час – и она полноправно сможет назвать Шена своим мужем.
Нет, ей никогда – еще даже до знакомства с Джошуа – не были важны бюрократические условности вроде обязательного заключения брака по всем мыслимым и немыслимым законам и непременного его атрибута на Земле – штампа в паспорте. Тогда ей казалось, что жить можно и не в браке, что это деталь настолько незначительная, что и уделять ей времени особо не стоит. Вот и на брак с Адамом она согласилась только лишь потому, что он неустанно настаивал на правомерным отношениях, и она сдалась, о чем вскоре пожалела…
С появлением же в ее жизни Шена все изменилось. Она знала, насколько это важно для него, видела, что та свадьба, сыгранная ими по земным законам в России, не может быть для него чем-то весомым – таково было его мировоззрение, его вера, его сущность, и Рис ни за что в жизни не осмелилась бы пытаться оспорить одну из догм, в которую муж искренне верил. К тому же значимо было совсем другое – это было важно для него, и в какой-то момент просто само собой стало не менее важно и для волшебницы. Потому что она жила с ним одной жизнью, она жила им, и не могла иначе…
– Леди, а вам совсем-совсем не страшно?
Подобный вопрос заставил Марисель встрепенуться и, отвлекшись от собственных мыслей, удивленно уставиться на Лорену.
– Страшно? А… должно быть?
– Но как же, он же Хранитель, знаете, какие они бывают… А вы такая молодая, красивая…
– Все хорошо, Лорена, мне совсем-совсем не страшно, этот брак был предопределен еще несколько лет назад, так что я жду часа, когда смогу назвать Хранителя Хевинстона своим мужем, – с трудом сдерживая себя, чтобы не засмеяться в голос, с нарочито серьезным видом заключила Рис. Лорена тем временем поняла ее слова явно по-своему – девушка сочувственно покачала головой и, печально вздохнув что-то вроде:
– Ах, леди, леди… – завершила ее прическу последним штрихом – красивый гребень, скрывая своими широкими зубцами шпильки, закрепляющие волосы на манер земной прически с незамысловатым названием «мальвинка», теперь украшал затылок женщины – свободными остались лишь пара локонов, тугими спиралями щекочущие щеки чародейки – придавая прическе более завершенный и утонченный вид.
Знала бы эта наивная девчушка, что Марисель, всячески избегая открытой правды, все же не сказала ни слова лжи. Она искренне верила, что их брак был предопределен давно – пожалуй, как бы самонадеянно и глупо ни было верить в такое, их судьба была определена еще тогда, в день знакомства, хоть в подобных мыслях Марисель вряд ли решилась бы признаться Джошуа. Она искренне любила и верила Джошуа и знала, что бояться, окажись кто на ее месте, по меньшей мере глупо, ведь Шен… Впрочем, Шен в последние пару дней, стоило им оказаться в этом мире, изменился, и эта перемена, проявляющаяся в какой-то холодности и отстраненности мужчины, не всегда была ей по душе… И вчерашний вечер стал очередным подтверждением его изменениям…
– Джошуа, я много раз говорила тебе, что люблю тебя. Ты думаешь, что все это время я говорила это против своей воли, так не считая? Нет, конечно. Мои чувства искренние – и я не солгу, если скажу, что никогда и ни к кому у меня не было таких сильных чувств, как к тебе. И нет, я не сомневаюсь в тебе, как ты считаешь. Я всецело доверяю тебе, но… Я не доверяю этой магии. Пойми, что это разные вещи – эта сила – темная сила по сути своей – сама может вызывать зависимость не только от самой же себя, но и носителей друг от друга вне зависимости от их на то желания.
Она, безусловно, помнила Алину. Девушку, которая в то далекое время вызывала в Марисель странные противоречивые чувства. Находясь зачастую рядом с Джошуа, она вызывала необъяснимую иррациональную неприязнь, каковой не должно быть у преподавателя к студенту, граничащую с ревностью, стоило заметить, как Алина смотрит на Джошуа, будто уверенна, что он принадлежит ей и никто не смеет покуситься на него. Поначалу это забавляло Марисель, потом начало злить – понимание того, что такое отношение к Джошуа – к любому человеку – неприемлемо, раздражало, как злили Рис и взгляды, которые она периодически ловила на себе, стоило им с Шеном на лекции быть чуть более любезными друг с другом…
Впрочем, это сейчас казалось чем-то неважным и давно забытым. Важно было совсем другое. Она вновь обидела Джошуа, совсем того не желая. Он отвернулся, вздернул подбородок, и Рис, прикусив губу, невольно отступила на шаг, сжав руки – длинные ногти впились в ладони, причиняя боль, и боль эта немного отрезвляла, прочищая голову.
– Джошуа, я… Я повторюсь – я не сомневаюсь в тебе и никогда не сомневалась. У каждого из нас есть прошлое – у тебя и у меня в том числе. Но на то оно и прошлое, чтобы оставаться позади, чтобы о нем можно было забыть. Не обижайся на мои слова, я не хотела тебя обидеть и обвинить в чем-то, – она шагнула к нему, протянула руку, но коснуться так и не осмелилась, не зная, какой будет его реакция на это безобидное прикосновение, и, решив, что сейчас, пожалуй, не время, что Джошуа, обиженный на ее слова, вряд ли готов к подобному проявлению ее чувств, уже хотела было отвернуться, когда в тот же миг оказалась в его объятиях – и сразу стало так… привычно, так правильно и так спокойно, что женщина прикрыла глаза, наслаждаясь моментом близости.
– Прости, если мои слова обижают тебя.
– Нет, Шен, Мне не за что прощать тебя. Все наладится, главное, сегодня у нас важный день, а потом нас ждет другой мир, более мирный, более спокойный, если ты, конечно, не хочешь остаться здесь – я приму любое твое решение, и, если хочешь, мы обоснуемся на Беллиорре. – она обняла его чуть крепче, прислушалась к сердцебиению, на время замолчав, и лишь через пару минут решилась продолжить: – Это все не сон, милый, все, что было – в Дориаде, в Париже, в Ирландии – все, что было у нас. Порой мне кажется, что сон – это то, что было в моей жизни до тебя, что ты и есть моя жизнь… И я… Я тоже скучаю по тебе, родной, очень скучаю… По твоим прикосновениям, по твоим поцелуям, по тебе… со мной рядом… – это сложно было объяснить, сложно было сказать, что ей больно от того, что она не может прикоснуться и ощутить его ласку, что не может быть рядом, что их разделяет этот мир и еще неизвестно что, что там, на Земле было спокойнее… – Да, милый, и еще раз да! Мой ответ не изменится, сколько бы раз ты ни спрашивал меня – я выйду за тебя! – она заглянула в его глаза, тепло улыбнулась и, привычно поправив выбившуюся прядь за ухо, легонько, почти невесомо, коснулась его губ…
Узкая извилистая улочка, выстланная горбатой мелкой брусчаткой, грациозно повернулась вокруг молчащего по предзимнему времени фонтана, и в окошке кареты открылся вид на широкое озеро площади, увенчанное полукольцом сложенного из крупных темно-серых камней здания с высокими крышами из мелкой алой черепицы. Издалека казалось, что крыши и камни являются единым сложным строением, и только присмотревшись, она поняла, что за невысокой оградой из тех же темно-серых, только более мелких и тщательно подогнанных – кажется, даже без раствора – друг к другу камней целый комплекс разнообразных зданий, вписанных в единый сложный ансамбль, таинственным образом создающий ощущение гармонии.
За узкими, увенчанными крутыми конусами крыш башенками ограды располагался словно бы отдельный городок, умело вписанный что в окружающий площадь городской пейзаж, что в саму площадь, так что начинало казаться – все остальное в пределах видимости – не более чем плоские декорации, фон для величественного... Храма. Кажется, только теперь она поняла, почему Шен всякий раз произносил это слово так, что она слышала – он говорит это с Большой Буквы.
Над стеной, за распахнутыми воротами располагалось несколько круглых высоких башен разной высоты, соединенных между собой открытыми ажурными лестницами, они, удаленные от ворот вглубь двора, полукольцом охватывали относительно невысокое строение, лишенное привычных куполов, крестов, религиозных сюжетов. Сложенное из все того же серого – разве что чуть более светлого, скорее жемчужного, чем асфальтового – камня, строгостью и гармонией линий оно более всего напоминало немецкий готический собор, с непередаваемой грацией исполненный в миниатюре.
К порогу вело семь высоких – на первый взгляд почти неудобных – полукруглых ступеней, высокие двустворчатые двери были распахнуты, привлекая взгляд теплым золотистым сиянием, скрытым где-то в глубине. По стенам вилось похожее на дикий виноград растение, живописно растрепанное, с алыми и багряными – не то от осени, не то по собственному почину – листьями и тяжелыми гроздьями крупных темно-серых глянцевых шариков – семян? плодов? симбионтов? – защищенных длинными, даже на взгляд острыми шипами с характерно-темным кончиком, маслянисто поблескивающим в рассеянном неверном свете пасмурного осеннего дня. Широкие плети того же растения забрались на крышу и теперь свешивались с арок и колон, а перед порогом, на светлом, почти белом мраморе плит, багряной шалью лежал ворох алой и пурпурной листвы...
Карета остановилась у ступеней Храма, и парень, что сопровождал Марисель, дернулся было к двери, намереваясь открыть ее, но Рис остановила его:
– Постойте, прошу, Адриан, – одно мгновение…
Против ожидания, Адриан не вернулся обратно на скамью, он опустился перед ней на колени, ловко умостившись в узком, вовсе для романтических – как с горяча показалось Марисель – порывов не предназначенном пространстве, ее пальцы накрыла теплая ладошка – левую руку мальчишка по-прежнему, как и все время, держал за спиной. Он посмотрел на нее снизу вверх и открыто ободряюще улыбнулся. Не то, чтобы от этой улыбки женщина успокоилась, но благородный жест всяко оценила, улыбнулась в ответ и отвернулась к окну, уставившись на высокие ступени, ведущие к храму…
Нет, она не сомневалась в своем решении и ни в коем случае не собиралась вдруг передумать, оставив Джошуа одного у алтаря, как в дешевом романтическом фильме, просто… Осознание того, что все это не сон, что уже сейчас – каких-то полчаса – и они станут официальными супругами, пришло только в этот миг, когда она оказалась на пороге Храма.
Несколько минут Марисель молча рассматривала ступени, переводя взгляд на тяжелые двери, вглядывалась в скрытый за ними золотистый полумрак, вспоминая венчание мамы и Саши. Тогда она смотрела на эту церемонию со стороны, не видя в ней особого смысла – особо верующей метаморф не была ни тогда, ни сейчас, – и думала, что со своим будущим мужем вряд ли когда-нибудь пойдет под венец, ограничившись лишь росписью в ЗАГСе, да и то – даже в такой формальности порой Рис не видела смысла. Сейчас же… Казалось, будто все это было в какой-то прошлой жизни, и сейчас даже венчание в храме не казалось ей чем-то неправильным и абсурдным…
Впрочем, все эти мысли были скорее сродни предсвадебному мандражу, и Саримель, прикрыв глаза, сделала глубокий вдох, стараясь прийти в себя. Что ж, пришло время…
– Пойдемте, – проговорила она, обращаясь к сопровождающему ее мальчишке, он улыбнулся и с готовностью открыл дверцу кареты, выскочил на улицу и, подав руку Рис, помог ей выбраться. – Спасибо, Адриан, – улыбнулась Марисель.
Мальчишка просиял и подал ей руку, но Рис не спешила принимать помощь послушника – она рассеянно скользнула взглядом по Адриану и оглянулась в поисках мужа. Мужчина нашелся сразу же – он стоял поодаль, повернувшись чуть боком и будто намеренно не смотрел на Рис – женщина сколько ни старалась, так и не смогла встретиться с ним взглядом – пришлось смириться и, подхватив Адриана под локоть, поджав губы, двинуться вместе с ним по высоким ступеням вглубь большого просторного зала...
Весь зал сиял... Сияли наново выбеленные стены, покрытый белоснежным, расшитым серебряной нитью полотном алтарь, золотились свечи в медных, горящих рассветными лучами канделябрах, начищенные стеклышки витражей в серебряных переплетах бросали радужные блики на отражающий их мрамор пола, строго и торжественно блестела позолота в рамах, а с полотен смотрели лики на вошедших Марисель и Адриана, потревоживших, казалось, тишину величественного зала…
Не проронив ни слова, Адриан вел Марисель по проходу к алтарю, Шен шел где-то позади. Пару раз оглянувшись, она отметила про себя, что он так же не поднимает на нее взгляд и держится на расстоянии нескольких шагов, будто боится подойти – а, быть может, он и не может подойти к невесте – Джошуа так и не стал объяснять Рис все нюансы своей веры и бракосочетания в оной, и теперь женщина могла лишь догадываться, что значило подобное поведение мужа. Марисель и сама была как никогда молчаливой и… настороженной – ей никогда не приходилось бывать в подобных Храмах в других мирах – в Средневековых мирах, настроенных негативно к колдовским чарам – и теперь, рассматривая убранство помещения, она чувствовала себя здесь немного неуютно…
В зале было пусто – лишь недалеко от алтаря на скамье сидел мужчина. Стоило Марисель приблизиться, он поднялся на ноги, повернулся к ней, и Рис смогла рассмотреть его – мужчина был одет в форменный костюм – когда-то в день их знакомства Джошуа, кажется, был в таком же наряде – серое с алым убранство, а на плечах его был черный плащ. Он смотрел на нее молча, чуть склонив голову, смотрел спокойно и как-то… пронзительно, так что Марисель почему-то сразу для себя определила, что перед ней стоит настоятель Храма, и отстраненно подумала о том, что Шен так и не объяснил ей, как стоит вести себя с местными сановниками. Она лишь помнила, что Джошуа называл его «мастером-настоятелем» против привычного ее вере «отче», но не знала, как стоит к нему обращаться ей – далекой от веры и служения Свету женщине – и немного подумав, не нашла ничего лучше, как, решив проявить уважение у мужчине, молча поклониться настоятелю. Тихий шорох привлек внимание женщины и, скосив взгляд, она увидела, как рядом с ней медленно грациозно опустился на колени Адриан.
– Приветствую тебя в Светлой обители, дитя, – мужчина улыбнулся и протянул руку. Не так, как на Земле протягивают мужчины для пожатия и не так как во всех мирах женщины для поцелуя – его жест выглядел скорее просьбой, словно он ждал, что она... Что? Потянется ему навстречу? Потянется, чтобы пожать протянутую руку или ей стоит склониться еще раз и поцеловать ладонь настоятеля?
Не зная, что делать, она скользнула взглядом по Адриану, так и сидящему у ее ног на коленях, нерешительно оглянулась, ища ответа у Джошуа, но так и не встретилась с ним взглядами – мужчина, как и мальчишка рядом, стоял на коленях, и у Рис мелькнула шальная мысль, что, может, и ей нужно преклонить колени перед мастером, но идею эту она отмела и, вновь повернувшись к настоятелю, неуверенно протянула ему руку.
Старый лорд осторожно – даже бережно, словно опасаясь напугать или причинить вред – принял ее ладонь, чуть склонил голову не то в приветствии, не то в поклоне, и, выпрямившись, снова спокойно и уверенно ей улыбнулся. Он вел себя так, словно они были в зале одни, словно не было еще двоих мужчин рядом, один из которых почти муж, а второй – его собственный подчиненный, светлые, до странности светлые голубые глаза смотрели только на нее и не было в этом взгляде ничего, кроме спокойного достоинства и уверенности, а еще – чего-то весьма похожего на... восхищение?..
– Пойдем со мной, дитя, – старик махнул свободной рукой, указывая куда-то вглубь зала. – Мне нужно с тобой поговорить, а здесь это не совсем удобно.
– Лорд Нейтан... – Шен оказался рядом, неожиданно близко. Он выглядел напряженным и странно готовым к неприятностям, его ладонь замерла над ее плечом, на волос не коснувшись кожи.
Настоятель выпустил, наконец, ее ладонь и повернулся к Джошуа. В льдистом взгляде мелькнуло что-то такое, что заставило Шена выпрямиться еще резче, дерзко вскинуть голову. Впрочем, на настоятеля эта демонстрация на произвела ни малейшего впечатления. Окинув взглядом получившуюся из них композицию, старик задумчиво кивнул каким-то своим мыслям и неторопливо опустил ладонь на плечо Джошуа.
– Ступай, дитя. Свершение великого таинства Его ожидает великой жертвы от сына Его, и покаяния и молитв.
– Лорд Нейтан, я...
– ...Иначе сказано быть может, что не было за обрядом стремления духа, – прозвучало откровенно угрожающе.
– Леди пришла сюда моей волей и по моей просьбе, и недостойно было бы сейчас оставить ее одну.
– Одну, вот как?
– При всем моем почтении и в смиренном ожидании, я не...
Марисель слушала перебранку мастера-настоятеля и Джошуа и чувствовала, что муж ее испытывает терпение наставника. Она закатила глаза, в очередной раз думая о чрезмерной опеке со стороны Шена – он, казалось, боялся и на секунду оставить ее одну и это, пожалуй, должно было раздражать ее, но вопреки этому вызывало лишь непонимание и легкую улыбку, – устало покачала головой и решила вмешаться на свой страх и риск.
– Джошуа, – женщина повернулась к мужу и в последний момент остановила себя, чтобы не накрыть его руку своей – она понимала, что Шен вряд ли оценит подобный жесь в присутствии мастера-настоятеля, – все хорошо. Нам действительно стоит поговорить с лордом Нейтаном. Не беспокойся обо мне, я скоро вернусь.
Видя полное отсутствие реакции со стороны исповедника, старый лорд покачал головой и наконец убрал ладонь, ободряюще улыбнувшись самой Марисель. Он отступил на полшага, разглядывая ученика как некое заморское диво, заставив Шена выпрямиться еще напряженнее, резче. Узкая, резко очерченная ладонь в шелковой белой перчатке, плотно обнимающей точеную кисть, на излете широкого взмаха застыла над головой Джошуа.
Раз…
Два...
Три...
– Прошу простить, отец, – исповедник опустился на колени, склонил голову.
– Долг мужчины, как воина и мужа – оберегать жену свою, и род свой и землю и колыбель, однако же не угодны Ему спорящие с наместниками Его, ибо спор есть гордыня, – в пространство сообщил лорд Нейтан и подал Марисель руку. – Пойдем, дитя.
