[nick]Вероника Кружельникова[/nick][status]у каждого на пути свои океаны...[/status][icon]http://s8.uploads.ru/UgF3G.jpg[/icon][sign]От безрассудства, знаешь, всего два шага, два шага до чуда...[/sign]…Бывают такие дни, когда с самого утра просыпаешься с отвратительным чувством, что жизнь дерьмо, а люди сволочи. Вставать и окунаться в эту жизнь не хочется до тошноты. А когда все-таки встаешь, потому что так надо, целый день потом все валится из рук и окружающий мир оказывается особенно щедр на разнообразные пакости… Это философское рассуждение на тему «жизнь дерьмо, а люди сволочи» когда-то давно попалось Веронике в одной занимательной книжке. Уверенная в себе и окружающей реальности – всех реальностях – жизнерадостная девушка на сентенцию только непонимающе фыркнула и забыла до лучших времен. Лучшие времена показали, что неизвестный пессимист был по большому счету не так уж и не прав...
Вероника стояла у калитки некогда родного дома, не решаясь пройти во двор, потрясенная представшей ее взору картине…
Она давно уже смирилась с тем, что родной ей мир разрушен, уничтожен – сама четыре года назад оказалась в эпицентре потрясшей Волшебное измерение катастрофы. Смирилась настолько, что проведя почти год в чужом мире, уже куда более спокойно могла думать о возможной смерти родителей. Однако ей повезло – родители выжили и, стоило женщине вместе с другими бывшими обитателями 3/7 царства выбраться из Антанаклааси, вышли с ней на связь, сообщив о своем чудесном спасении – благо способности отца помогли им найти убежище в одном из миров, а после переместиться в их старый дом в пригороде Праги. Чуть позже они узнали, что их родное 3/9 царство пострадало не так сильно как то же 3/7 или 3/0, и отец с матерью, не долго думая, решили вернуться домой. Не сказать, что Ника была в восторге от подобной идеи – мысленно она окончательно простилась с Волшебным измерением и тот единственный раз, когда ей удалось побывать в одном из уцелевших царств дался ей крайне тяжело – как морально, так и физически. Тогда, переместившись в 3/2 царство с одной единственной целью – чародейка не могла позволить себе не поинтересоваться, жив ли Кристиан и его семья – Кружельникова никак не могла отделаться от острого ощущения, клубком свернувшегося в груди и не дававшего ей покоя все время пребывания в этом месте – ощущения, будто само измерение приняло ее враждебно. Еще долго по возвращении в Чехию Вероника чувствовала себя разбитой и… истощенной. Это было глупо, но, ощутив это раз, возвращаться вновь туда Ника не хотела. Потому, поняв, что все попытки отговорить родителей тщетны, женщина смирилась с их решением, сама однако наотрез отказавшись поддержать их в ностальгическом желании «отстроить старый дом и вернуться к прежней жизни».
Могла ли волшебница тогда подумать, что не пройдет и года, как она вновь будет стоять на пороге родительского дома, не находя в себе силы пройти через калитку…
Вероника чувствовала, что что-то произошло, хоть и сама не могла понять, отчего возникло это ощущение. Да, ни отец, ни мать вот уже несколько недель не выходили на связь, но у них давно не было традиции «созваниваться» каждый день. Да, все ее попытки связаться с помощью амулета, также оставались безответными, но… Сказать по правде, Кружельникова будто специально искала тысячу и одну причину, способную объяснить это молчание, лишь бы не отправиться домой и не удостовериться в самом худшем. Однако по прошествии почти месяца, когда все возможные объяснения у Ники закончились, чародейка, не особенно думая, что будет чувствовать в 3/9 царстве, переместилась туда, взяв за ориентир дом, который отец купил много лет назад, решив возвратиться в родные края.
Она переместилась на дорожку у самой калитки, инстинктивно схватившись за подвернувшиеся под руку деревянные перекладины забора, постояла пару минут, зажмурив глаза – перемещение отчего-то далось тяжело, вызвав непривычное Нике головокружение – и, тряхнув головой, отгоняя что головокружение, что подступающую тошноту, все же перевела взгляд на дом… И неверяще уставилась на то, что осталось от некогда красивого двухэтажного отчего дома… Она помнила его чуть ли не с самого детства – сюда они с родителями приезжали на выходные, здесь отмечали праздники с многочисленной родней, здесь изредка принимали в гости ее названного брата, здесь… Вероника не могла поверить в то, что видела – она знала, что совсем недавно – каких-то два месяца назад отец присылал ей фотографии – их дом был цел и невредим, знала, что матери с отцом удалось отстроить его заново, удалось восстановить даже сад – Ника с умилением рассматривала на фото выстроенные в ряд от калитки до крыльца садовые фигуры, которые так любила мама. Теперь же она видела перед собой лишь полуразрушенное строение, пострадавшее в неравной схватке с огненной стихией – белые стены снаружи окрашены в черный траурный цвет копотью, окна выбиты, дверь покорежена и обгорела, второй этаж – видимо там и был очаг возгорания – полностью выгорел, погребенный под рухнувшей крышей…
Ступор, овладевший женщиной, сменился страхом неизвестности, и Ника, рванув на себя калитку, вбежала во двор, вскочила на крыльцо и, толкнув покореженную пламенем дверь, прошла внутрь дома. Внутри вид был еще более ужасающий…
Кружельникова с ужасом ходила по разрушенному дому, рассматривая обгоревшие рухнувшие перекладины, балки, покрытые копотью стены и выгоревший пол. В одной из дальних комнат, куда меньше пострадавшей от огня, на каменной выкладке стены виднелись следы крови, и Вероника, опустившись на колени перед багровыми отметинами, с ужасом рассматривала их, ощущая вновь подступившую тошноту.
Это было выше ее сил – видеть это, чувствовать, бояться...
Она выскочила во двор, не в силах более находиться в обгоревшем доме, вдыхать въевшийся в полуразрушенные стены запах гари и горелой плоти, видеть следы крови на неподдавшихся огненной стихии камнях, представлять, что здесь могло произойти и пострадали ли в пламени родители… Пробежав на одном дыхании тропинку до калитки, Ника схватилась за деревянные брусья забора и, прикрыв глаза, склонила голову, часто задышав – нужно было унять подступившую тошноту, успокоить колотящееся в груди сердце, поддавшееся накатившей волне страха…
Чародейка никогда не любила огонь, даже больше – сама себе она могла признаться, что боялась этой необузданной стихии, считая ее несовместимой со своей магией Жизни, будто огонь у нее ассоциировался со Смертью – ведь именно ее дыхание она ощутила там, в стенах этого дома, именно этого испугалась…
– А ты чего это тут делаешь, деточка? – неожиданный женский голос застал ее врасплох, заставил встрепенуться, даже отскочить от забора, расфокусированным взглядом уставившись на стоящую по другую его сторону старушку. – Там же нет никого, уж недели две как нет – как пожар этот окаянный случился, так и…
– А пожар когда был? Давно? – чародейка перебила женщину, даже внимания не обратив на недовольство собеседницы.
– Ну так недели две назад. Ох, такой пожар был, деточка, такой пожар, ох, как полыхало… Года четыре назад у нас тут все ходуном ходило – земля тряслась, пожарища вокруг… Я аж испужалась, что опять все повторяется.
– А хозяева… они выжили? – с надеждой спросила Вероника.
– Дак как пожар потушили, наши мужики в дом вошли, да и нашли там два тела-то. Лекарь местный смотрел, решили, что это и есть хозяева, да и похоронили сразу же. А такие хорошие люди были… А ты не родственница часом?
– Нет, я… просто… – чародейка только отмахнулась от старушки, отошла в сторону, повернулась к дому.
Значит, нашли два тела, похоронили. Вот так просто… Но так сложно в это поверить, отец же… Он же был огневиком, мог управлять огнем куда лучше, чем воздухом, да еще и магия Слова… Так что же тогда произошло здесь, что стало причиной и действительно ли их обгоревшие тела нашли в руинах дома или все же отец смог спасти себя и маму…
Вероника повернулась к собеседнице, намереваясь уточнить у нее еще какие-нибудь детали случившегося, но той и след простыл, и Ника, понимая, что не может позволить себе поверить в возможную смерть родителей вновь, твердо решила выяснить все, что здесь произошло.
Для начала стоило вернуться в Централ-сити, в вымышленной реальности которого чародейка и жила последнее время, забрать свои вещи, прихватить Филимона, и уж потом, вернувшись сюда, выяснить правду. Довольно продолжительное знакомство с Шерлоком давало о себе знать, и чародейка мысленно уже обозначила план действий – опрос свидетелей пожара, разговор с лекарем, эксгумация тел, если понадобится – уж она-то сможет определить, ее ли родители лежат в могиле – Кружельникова понимала, что ее ничего не остановит, пока она не узнает правду, и если там, под обломками дома, нашли ее родителей, она сделает все от себя возможное, чтобы выяснить, что или кто стал причиной пожара…
Уперев взгляд в единственного уцелевшего гнома у самой калитки, волшебница потерла виски и, на мгновение прикрыв глаза, попыталась сосредоточиться, пропустить через себя магию, почувствовать, как Сила течет по венам… Однако это не помогало – голова все еще кружилась, а картина, представшая ее взору внутри дома, не покидала женщину, и Ника, вновь потерев виски, тряхнула волосами – ей просто необходимо было отбросить все лишние мысли, сосредоточиться только на перемещении. И этот гном еще – маленький, с черными пуговицами глаз и таким неприятным оскалом улыбки – он словно бы насмехался над ней. Чародейка, будучи уже на грани, пнула керамическую игрушку, отчего та отлетела и, приземлившись на камень неподалеку, разбилась на несколько крупных осколков. Ника удовлетворенно выдохнула, почти успокоившись, и как-то даже отстраненно подумала о том, что в кои-то веки понимает вспышки гнева Любомира, отчего-то в этот момент вспомнив своего «родственничка» – ей просто необходимо было выпустить пар, выплеснуть хоть на кого-то свои эмоции, и это произведение садового искусства как нельзя кстати подвернулось ей под ногу.
Вновь прикрыв глаза и представив небольшую квартирку в южной части мегаполиса, последние несколько месяцев ставшего ей домом, волшебница обратилась к своей магии, куда более остро ощущая Силу, чувствуя, как та разливается в ней, заполняя каждую клеточку организма, мысленно касаясь розово-голубых нитей магии, перебирая ими и, потянув за самую яркую из них, совершила переход, шагнув из одной реальности в другую…
И почувствовала, что падает.
Все произошло слишком быстро – чародейка только и успела открыть глаза, поняв, что не чувствует твердую землю под ногами, увидеть под собой смутно знакомую мужскую крепкую фигуру и грохнуться на поименованную фигуру. Падать было не очень-то высоко, но не ожидавшая такого поворота событий Вероника – подобные курьезы в ее жизни случались лишь пару раз – старалась ухватиться за все, что подвернется под руку. Под руку подвернулись волосы мужчины – Ника крепко ухватилась за небольшой хвостик, выскользнувший, однако, из ее рук, оставив после себя в цепких пальцах женщины лишь несколько выдранных волос и ленту, которой он, видимо, и был перевязан. Второй же рукой чародейка попыталась вцепиться в плечи ли, руки мужчины, однако пальцы, вроде и ухватившиеся за крепкие мышцы, в конце концов соскользнули, и Вероника кулем упала у ног незнакомца, больно ударившись коленями и смачно выругавшись в пространство:
– Черт тебя подери! Мерлиновы кальсоны!

[nick]Вероника Кружельникова[/nick][status]у каждого на пути свои океаны...[/status][icon]http://s8.uploads.ru/UgF3G.jpg[/icon][sign]От безрассудства, знаешь, всего два шага, два шага до чуда...[/sign]Так бывает – перед лицом опасности мы замираем, не в силах сделать шаг, чтобы уйти с пути приближающегося к тебе автомобиля, сдвинуться с траектории летящей в тебя стрелы или пули – стоим, смотря на источник опасности, как кролик на удава, не имея сил сдвинуться с места.
Так было и с Вероникой. Все было слишком быстро, стремительно, и Ника, все еще восседавшая на полу, толком не отреагировав на неожиданную встречу со своим «братцем», с удивлением – испугаться женщина просто не успела – отметила его движение, замах руки с мечом и приближающийся клинок... Потом, вспоминая этот эпизод своей биографии, Вероника не понимала, как она могла застыть как вкопанная, завороженно следя за лезвием меча, не в силах отвести от него взгляд, уйти в сторону, чтобы спастись от потенциальной казни. Но это было много позже, а тогда… Кружельникова понимала, что Любомир не остановится, что удар меча неизбежен, но не двинулась с места, лишь в последний момент перевела взгляд – удивление в один миг сменилось испугом и злостью – на Мирека, как бы спрашивая – это и есть конец?… Конец, однако не наступил. Меч в последний момент ушедший куда-то в сторону – лезвие едва слышно чиркнуло у самых глаз чародейки – недобро сверкнул в темноте комнаты, и Вероника облегченно выдохнула, лишь сейчас понимая, что все это время сидела, задержав дыхание. Нахмурившись, волшебница посмотрела на Любомира, встрепенулась, хотела уже было подняться и высказать своему недозятю все, что она думает о его гостеприимстве, любви к ближнему и способности испортить настроение даже тогда, когда, казалось, хуже уже быть не может, но подняться женщина так и не успела – их неожиданная встреча явно не давала покоя мужчине, решившему в очередной раз испытать на ней свое оружие.
– Сиди смирно! – приказным тоном сообщил ей Мирек и вновь потянулся – на этот раз как-то осторожно, медленно, словно не собираясь наносить удар – к ней острием меча. Нет, и он серьезно думает, что она будет спокойно сидеть и смотреть, как ее собирается убить какой-то полоумный вархар, в каких бы родственных связях они не состояли?! Ну уж нет! Холодное лезвие коснулось щеки, и Вероника, не собираясь и дальше наблюдать за происходящим и давать мужчине возможность перейти к более решительным действиям, резко дернулась в сторону от оружия. Она почувствовала, как острое лезвие вспороло тонкую кожу на скуле, как обожгла струйка крови, побежавшая по щеке, перевела взгляд на меч – в темноте помещения капли крови, оставшиеся на острие лезвия, казались почти бордовыми…
Нет, не то, чтобы она испугалась – скорее разозлилась еще сильнее – одним движением вскочила на ноги, предусмотрительно отойдя в дальний угол комнаты, коснулась пальцами раны, зашипела, что от боли, что от злости, закипающей в крови и яростно прорычала:
– Идиот, ты совсем спятил? Это у нас уже семейная традиция такая – при встрече попытайся убить Веронику?! – рык постепенно переходил на крик, но Кружельникова все не унималась: –Какое должно быть увлекательное занятие! Квест-игра прямо! Неужели нельзя хоть сколько-нибудь нормально встречать гостей, проявить хоть каплю дружелюбия? Или тебя не учили хорошим манерам? Вот же ж…– в запале Ника со всей силы пнула стул, так удачно подвернувшийся под руку – точнее под ногу – женщине – предмет мебели подобного проявления чувств не оценил и, жалобно скрипнув, отлетел к кровати. – И вообще, не самое удачное время для встречи с сумасшедшими родственничками, надо сказать. Я, знаешь ли, не к тебе в гости направлялась, и собираюсь продолжить путь домой. Так что «goodbye my love goodbye»! – заключила женщина и, не давая особой возможности Любомиру опомниться, сделала очередную попытку сделать шаг в вымышленную реальность Централ-сити, но… На этот раз ничего не произошло. Попытка «уйти» за грань этого мира с треском провалилась, вызвав недоумение и легкий испуг – подобное с чародейкой случалось лишь когда они были заперты в неизвестном им мире – тогда все попытки прибегнуть к своей магии Слова, переместиться домой или в любую другую реальность были тщетными, и там Ника уже почти смирилась с потерей своей способности, но здесь… Она не понимала, что произошло, не понимала, почему она, чувствуя свою Силу, ощущая, как магия играет в крови, искрится на кончиках пальцев, не может сделать решающий шаг, сменив реальность.
Чародейка перевела удивленный взгляд на Любомира – неужели все дело в месте, в которое она попала, или, может, в нем, или… Что еще может стать причиной, Ника не могла предположить – ей просто нужно было как можно скорее покинуть это место, попасть домой, собрать вещи и вернуться к родительскому дому, она не могла терять время на глупые шуточки что вархара, что окружающей реальности… Она просто не могла застрять в этой реальности… Возможно поэтому, как это обычно бывает у чародейка, страх и удивление сменились излишней бравадой и злостью, которые Ника не в силах была сдерживать, и, подскочив почти вплотную к мужчине, забыв что об агрессивности «братца», что о мерах безопасности, что об инстинкте самосохранения в целом, ткнула пальцем ему в грудь и прошипела:
– Это твои шуточки? Почему я не могу уйти?… Мне нужно домой! Я не собираюсь здесь оставаться… Там родители и они… – она вновь ткнула пальцем в грудь мужчины и упрямо повторила: –Мне нужно домой!

[nick]Вероника Кружельникова[/nick][status]у каждого на пути свои океаны...[/status][icon]http://s8.uploads.ru/UgF3G.jpg[/icon][sign]От безрассудства, знаешь, всего два шага, два шага до чуда...[/sign]Она слишком поздно поняла, что только что сделала. Слишком поздно в ее возбужденном мозгу всплыла брошенная в ее адрес когда-то Любомиром фраза: «Не смей махать на меня руками, отчаянная. Я этого терпеть не могу», и промелькнувшее следом воспоминание – резкий выпад, ладонь, сжимающая ее запястье и выворачивающая руку, шлепок ниже поясницы… Слишком поздно все это вспомнилось Веронике и женщина, подумав о том, что когда-нибудь ее опрометчивость и дерзость точно сыграют с ней злую шутку – особенно если ей вновь взбредет в голову демонстрировать все прелести своего характера перед Миреком – уже хотела было дернуться назад, запоздало решив укрыться от потенциальной агрессии вархара, но, конечно же, не успела…
Крепкие мужские пальцы вновь перехватили ее запястье с такой силой, что, казалось, еще чуть-чуть и тонкие кости сломаются под их напором, и Ника почувствовала, как шармы-подвески – она отстраненно подумала, что это должно быть небольшие, но довольно острые фигурки ключика и Эйфелевой башни – впиваются в кожу, будто даже вспарывая ее. Кружельникова только и успела, что бросить Миреку тихое:
– Не подходи ко мне! Не смей! – как ощутила стальной захват на своей шее…
Это было странное чувство дежавю. Казалось, прошло около пяти лет со дня их первой встречи, с того фееричного неожиданного знакомства в комнате Милолики, когда они, не успев толком ни поговорить, ни познакомиться оказались точно в такой же позе – она прижата к стене, а его сильные пальцы сжимают шею, пытаясь придушить. Вероника помнила, что тогда мужчина был куда более агрессивным, он будто действительно собирался разобраться со своей случайной жертвой, отправив ее по известному всем адресу с билетом в один конец. Сейчас же… Он не спешил применять силу – лишь немного придавил горло и оценивающе уставился на нее.
Как и тогда, Любомир не спешил заговаривать с Вероникой – лишь с интересом рассматривал женщину, особое внимание уделяя, как показалось ей, ране на ее щеке. Как и тогда, он приблизился к ней вплотную, и она вновь ощутила его язык на своей коже – мужчина лизнул порез, отчего Ника поморщилась – все же порезалась она знатно, хоть пока и не успела оценить всей красоты нанесенной травмы – и с неким отвращением пронаблюдала за тем, как он облизывается, будто смакуя вкус ее крови – в голове мелькнула шальная, но отнюдь не новая по отношению к вархару мысль «Маньяк!». Как и тогда чародейка услышала его низкий «интимный» вкрадчивый голос – вархар говорил, не угрожая, а скорее с некой издевкой:
– Ты в принципе не способна головой думать, когда что-то делаешь? Или у тебя неотложные дела на том свете?
Да, это действительно было какое-то дежавю, но даже это не помешало Веронике испугаться мужчины – да, чародейка почему-то была практически уверена – пусть это и было самонадеянно и глупо в подобной ситуации – что он не убьет ее, но и спокойно стоять и ждать, когда ее психованный «братец» соизволит отпустить подвернувшуюся под руки игрушку, она не собиралась. Кружельникова инстинктивно ухватилась свободной рукой за его ладонь, стараясь разжать пальцы, но она была значительно слабее, и все ее попытки были смешны и нелепы…
– С тоб-бой думать бес-сполезно, – прохрипела Ника – благо, в этот раз хватка мужчины была действительно не такой сильной и даже позволяла чародейке говорить, пусть и с трудом – все еще пытаясь высвободиться из захвата его рук. – Отпуссти, псих…
Однако просьбу ее выполнять Любомир явно не спешил – единственное, что изменилось после ее слов в их положении – мужчина выпустил запястье чародейки – рука болела, и Ника очень сомневалась в том, что кости ее после Мирека остались целыми – и коснулся пальцами кожи у пореза. Женщина зашипела – прикосновение отдалось болью в поврежденной щеке – и попыталась дернуться от его руки, однако попытка ее не увенчалась успехом – пальцы, сжимавшие горло, весьма ограничивали движения волшебницы – и Вероника, оставив тщетные попытки ослабить его хватку, не особо думая о своих действиях и их последствиях, сделала первое, что пришло ей в голову – она рванулась в руках Любомира, и, подавшись вперед, одной рукой ухватила распущенные волосы мужчины, пытаясь второй вцепиться в его перекошенное лицо – было острое желание расцарапать все, до чего бы она смогла дотянуться и причинить как можно больше урона этой наглой морде – и яростно прохрипела:
– Какое имя, придурок? Пус-сти меня…

[nick]Вероника Кружельникова[/nick][status]у каждого на пути свои океаны...[/status][icon]http://s8.uploads.ru/UgF3G.jpg[/icon][sign]От безрассудства, знаешь, всего два шага, два шага до чуда...[/sign]Попытка расцарапать Миреку лицо или вот хоть выколоть эти глазки, ну или хотя бы вырвать пару клочков волос, успехом не увенчалась, впрочем, Вероника и не надеялась на это – слишком хорошо она знала о быстроте реакций вархара, и понимала, что он успеет перехватить ее руки до того, как она сможет нанести хоть сколько-нибудь значимый урон. Ну что ж, обидно, конечно, но хоть шею выпустил, здраво рассудила женщина. Она знала – по богатому опыту их общения – что теперь ее горло украшает «ожерелье» отпечатков его пальцев, и готова была вновь попытаться кинуться на него от злости, но Любомир предусмотрительно перехватил ее руки, издевательски проворковав:
– Я смотрю, у тебя ко мне прямо неразделенная страсть, отчаянная. Смотри, доиграешься...
Доиграется… Ну-ну… Вероника не боялась Любомира. Это было, пожалуй, неправильно и иррационально, учитывая специфику их «общения», но… Она давно уже привыкла, что каждая их встреча оборачивается не самым приятным для нее образом – в день знакомства Любомир, поддавшись нахлынувшей вспышке ярости, чуть не придушил ее – казалось, какие-то доли секунды отделяли тогда женщину от ухода в иной мир – вторая встреча не была лучше – продлившаяся буквально пару минут она закончилась тем, что он умудрился со всей своей вархарьей силой ударить ее в живот – о том, как они уживались в том мире, сколько она огрызалась и ругалась с ним, она вообще предпочитает не вспоминать, да и вот эта последняя встреча не стала исключением. Да, она и правда сомневалась, что он так просто убьет ее, хотя… Порой ей казалось, что очередная их встреча рано или поздно увенчается успехом в попытках убить ее и он отправит ее в мир иной, мир, из которого даже она не сможет вернуться…
Но все же она действительно не боялась Любомира и, пожалуй, поэтому так легко всегда огрызалась на его колкости, не опасаясь ответной реакции. Хотя, возможно, все дело было как раз в ее безрассудстве – не даром он еще в первую их встречу так удачно обозвал ее отчаянной…
Вот и сейчас, не задумываясь, она фыркнула в ответ на его слова:
– Милый, ты прям читаешь мои мысли – у меня к тебе страсть! Вот прям страсть как хочу придушить тебя или расцарапать твою наглую морду! Но судя по всему, она-таки разделенная – не я же кидаюсь на тебя при каждой встрече с определенными намерениями! – да, пожалуй, рано или поздно она доиграется, а пока… – Пффф! Ой-ой-ой! Напугал ежика голой жопой! И до чего же я доиграюсь, мне вот прям аж интересно? Убьешь? Так это ты и так каждый раз пытаешься проделать. Что…
Договорить Вероника не успела – Любомир резко обернулся к двери и, выглянув из-за его спины, женщина заметила на пороге комнаты мужчину. Молодой паренек, огненно-рыжий, в очках, в рубашке и накинутом поверх нее жакете, смотрел на них удивленно и, казалось, даже испуганно – неужели и его Мирек успел запугать? Впрочем ничего удивительного в этом как раз и не было. Вархар, выпустивший, к счастью женщины, ее руки, недовольно огрызнулся в сторону новоприбывшего гостя, и тот, недолго думая, быстро скрылся в дверном проеме – как и не было его. Вероника удивленно похлопала глазами на эту картину и, предусмотрительно двинувшись в сторону двери – авось, удастся-таки удрать от этого психопата – недовольно крикнула вслед убежавшему юноше:
– Эээй! Нет, ну вы посмотрите на это! Тут у них девушку убивают, можно сказать, а они как ни в чем ни бывало смотрят на это. Видимо, картина для них привычная – ты что, каждый вечер тут у себя подобные развлечения устраиваешь? Не думала, что… Любомир, мать твою! – вскрикнула Вероника, почувствовав как крепкие пальцы перехватили ее волосы и резко дернули на себя, не забыв при этом схватить ее за руки. – Да чтоб тебе пусто было, идиот недоделанный! Пусти меня сейчас же, Халк-самоучка! – не унималась женщина, пока ее в очередной раз прижали к стене – особой нежностью Мирек не отличался, и Ника вновь больно стукнулась лопатками о твердую каменную поверхность, чтоб ее. Руки ее Любомир прижал над головой – всякие попытки вырваться из его цепких пальцев были безуспешными – и вновь «нежным» голосом переспросил ее имя.
– Да что уж тут предполагать-то? Я вот точно знаю – ты окончательно спятил! Ей-богу! Могу и твое имя напомнить на всякий случай. А то склероз он такой – беспощадный и бессердечный – и свое имя забыть можно. А когда тебя еще и часто по головушке бьют, так оно и немудрено-то. Бедненький, совсем, небось, память отшибло, раз не узнаешь никого, – она сочувственно посмотрела на него, состроив гримасу сожаления, но тот, не обращая на это внимания, вновь потянулся к ее щеке. – Тааак, не трожь меня! Хватит меня лапать, козел! – Вероника дернула головой в сторону, попытавшись увернуться от его пальцев, но Любомир коснулся щеки – у самой раны – и начал что-то приговаривать – молится он что ли? Чародейка уже было напряглась, не зная, что можно ожидать от вархара, но спустя пару мгновений ощутила, как отступает боль, как стягивается кожа на щеке, и Вероника, поняв, что ничего плохого – по крайней мере сейчас – Любомир ей не сделает, расслабилась, прикрыла глаза. Она чувствовала, как он осторожно подул на место пореза, как нежно – непривычно было видеть с его стороны проявление хоть какой-то нежности к себе – коснулся пальцами щеки, старательно стирая что-то на тонкой коже, и вскоре выпустил ее руки. Кружельникова открыла глаза, недоуменно уставившись на усмехающегося Любомира, провела пальцами по щеке – гладкой, без единого следа только что нанесенной травмы – и, чуть склонив голову набок, улыбнулась и уже спокойно проговорила:
– Спасибо! Неожиданно, правда, все это, но да, спасибо… И все же – она сделала мелкий шажочек в сторону, обошла Любомира – теперь-то я могу уйти? Мне некогда здесь – она окинула беглым взглядом комнату, зачем-то очертив окружающее пространство рукой, – с тобой рассиживаться и память твою восстанавливать. Но все же удачи тебе в этом нелегком деле! А как вспомнишь, кто я и как меня зовут, шли весточку – пишите письма, так сказать, мелким почерком. Adieu! – проговорила чародейка, отступая спиной к двери, надеясь, что на этот раз Любомир все же отпустит ее с миром.

[nick]Вероника Кружельникова[/nick][status]у каждого на пути свои океаны...[/status][icon]http://s8.uploads.ru/UgF3G.jpg[/icon][sign]От безрассудства, знаешь, всего два шага, два шага до чуда...[/sign]Вероника выскочила за дверь комнаты, в которой обосновался Любомир, как ни странно, без особо труда – вархар не попытался остановить ее и даже не удосужился попрощаться со своей гостьей. Впрочем, это женщину волновало мало. Сейчас чародейка думала лишь о том, где она находится и как ей выкрутиться из сложившейся ситуации. А то, что ситуация получалась прескверная, Ника поняла еще спускаясь по лестнице – уже одолев второй пролет ступенек и заглянув в небольшое приоткрытое окошко, из которого доносился шум и крики людей, женщина обнаружила не самую приятную для себя картину. Там, на просторном дворе, окруженном высокой каменной стеной – на стене она увидела часовых – темные фигуры, различимые в свете костров, шагали взад-вперед, то и дело останавливаясь, должно быть всматриваясь в окрестности за цитаделью – раскинулся большой палаточный городок, напоминающий своего рода военный лагерь. По всей территории двора то тут, то там были расставлены палатки. Ярко горели костры и возле них, собравшись плотным кольцом сидели люди – кто-то склонился над висевшим над огнем котелком, кто-то весело переговаривался, то и дело заливаясь громким басистым смехом, кто-то переругивался, матерясь…
Вероника ошарашенно осмотрела представшую ее взору картину. И вот как ей теперь, спрашивается, выбраться из этой «казармы»? Мало ей было одного Любомира и того шуганного паренька, так еще и во дворе, куда она сейчас, собственно, благополучно и направлялась, расположился, видимо, весь их бравый отряд. Волшебница отошла от окна и, мысленно выругавшись, раздосадовано пнула стену. Стена юмора не оценила, и Ника, спустя доли секунды ощутив всю силу удара и взвыв от боли, запрыгала на одной ноге, уже в голос матерясь и всеми силами стараясь удержать равновесие, дабы не покатиться кубарем по довольно крутой лестнице.
– Черт! – выровнявшись, буркнула чародейка, вновь выглянула в окно и, поняв, что просочиться незаметно сквозь веселящихся и отдыхающих солдат не удастся, повернула обратно – сталкиваться с толпой воинов, давно не встречавших представительниц «прекрасного пола», Кружельниковой аж никак не хотелось – уж лучше Любомир с его извечными попытками ее покалечить – впрочем, к своему удивлению, Вероника отметила, что сегодня мужчина был как никогда спокоен – это было странно и непривычно, хоть и не могло не радовать…
Как выбраться из замка – интересно было вообще, где она оказалась – замок, храм, обитель? – чародейка пока не представляла – быть может, Мирек поможет ей, если она объяснит ему всю ситуацию, если расскажет, что случилось и как она вообще здесь оказалась. Может, он даже сможет ей помочь с поисками?.. С этими мыслями Вероника вернулась в коридор, ведущий в комнату мужчины, и вновь бросила взгляд в окно – за мутноватым стеклом закрытого окна простиралась неизвестная ей местность, утопающая в темноте ночи. Ни лагеря, ни костров видно не было, и волшебница поняла, что это окно выходит за охраняемую часовыми стену, а значит… Чем не путь для отхода? Ни стражи, ни воинов, ни агрессивно настроенного Любомира. Нужно только открыть или же разбить окно и тогда ей не смогут помешать убраться из этого мрачноватого сооружения – уж высота – казалось, комната Мирека находилась на четвертом или даже пятом этаже строения – ее точно не испугает…
Открыть окно оказалось несложно – Ника повернула небольшой шпингалет и с силой дернула на себя створку – рама, протяжно скрипнув, все же поддалась, и в лицо чародейки дунул холодный ночной поток ветра, заставляя женщину зажмуриться. Что ж, осталось преодолеть последнее препятствие – перелезть подоконник и, создав себе своего рода воздушную «подушку», нырнуть в темноту ночи, уносясь отсюда куда подальше… Вероника, подтянувшись, уселась на подоконник, перекинула ноги через него – благо, она умудрилась надеть сегодня джинсы, совершенно не стесняющие движения – и, почувствовав под ногами плотным кольцом закручивающийся поток воздуха, уже собиралась было покинуть это место, когда услышала в коридоре позади себя шаги. Женщина обернулась и фыркнула, закатив глаза, – к ней быстрым шагом приближался давешний рыжий паренек, активно жестикулируя. Что именно хотел от нее мужчина, догадаться было несложно – интересно, он сам решил отыскать случайную гостью или его отправил Любомир? – однако слушать его Ника не собиралась – недолго думая, она помахала ему рукой и спрыгнула с подоконника. Лишь «отлетев» на достаточное расстояние, чародейка обернулась – в окне в неверном свете факелов застыла мужская фигура – должно быть тот парень наблюдает за ее «побегом»…
…– Вот же ж.. болван! Придурок! Идиот! Нашелся на мою голову! – негодовала Вероника, пролетая над темной незнакомой местностью. Женщина осторожно щупала шею, на тонкой коже которой, по ее ощущениям, наливались синевой отметины, любезно оставленные крепкими пальцами Любомира. Безболезненно повернуть голову не получалось – Мирек явно возжелал оставить свой след, и движения чародейки сейчас были весьма стеснены – и Ника старалась лишний раз не крутиться. Конечно, она могла залечить что синяки, что разгорающуюся головную боль, но волшебница чувствовала, что силы ее на исходе – два перемещения за день, да еще и неудачная попытка – отчего-то Кружельниковой казалось, что сам мир сейчас был «истощен» и будто пил ее силы – и этот нестандартный способ побега от вархара – и чародейка не хотела тратить их еще и на применение целительских чар – ничего, она может и потерпеть.
Впрочем, и на полет сил уже почти не оставалось, так что Вероника плавно славировала вниз, приземлившись на относительно ровной местности. Вокруг было темно и тихо. Луна, еще недавно светившая на небосводе, окончательно скрылась за многочисленными тучами, опадающими на землю мелким дождем, умыкнув туда и мелкую звездную россыпь, и Ника, осмотревшись – правда, попытка хоть как-то оценить окружающую местность не дала результата – ни позади, ни впереди не было видно ни зги – решила, что место относительно безопасное – по крайней мере, в первую же минуту ее никто не попытался убить, что было уже относительно неплохо – и вполне подходит если не для ночлега, то хотя бы для временного отдыха и восстановления сил.
Впереди едва слышно шумела вода – скорее всего небольшой ручей. Кружельникова двинулась в ту сторону, прошла около ста метров и, остановившись перед водоемом, плюхнулась на землю, поняв, что идти дальше сил просто нет. Порывшись в бездонной сумочке в поисках хоть сколько-нибудь полезных в подобной ситуации вещей, Вероника, к своему счастью, все же обнаружила небольшую зажигалку и блокнот. Немного повозившись еще в самых укромных уголках сумочки, Ника выудила к этому своеобразному походному набору какую-то бутылку – что именно попалось ей под руку в темноте видно не было, но в том, что это нечто алкогольное чародейка нисколько не сомневалась. Что ж, теперь можно озаботиться и костерком. Она была далеко не мастером в разжигании костра, более того делала это, пожалуй, второй или третий раз в своей жизни, так что женщина кое-как сложила пару деревяшек, найденных тут же на берегу, на глаз полила их содержимым своей находки, попутно сделав глоток – терпкий коньяк обжигающей волной разлился по горлу – подожгла несколько листочков и, подбросив их к «хворосту», углубившись в свои мысли, принялась наблюдать за занимающимся пламенем.
То, что ей вряд ли удастся попасть домой – и когда только она успела прижиться в том мире настолько, чтобы называть его своим домом? Пожалуй, причиной была в кои-то веки налаживающаяся личная жизнь – по крайней мере в это хотелось верить женщине. Впрочем, думать о том, что Ник сейчас ждет ее там, не зная, что она просто не может вернуться, беспокоясь… Нет, лучше не стоит, не сейчас. Вот разберется со всем этим делом, а уж потом, когда родители будут в безопасности – уж теперь-то она их точно не оставит здесь и будет настаивать на возвращении в предместье Праги – вернется в Централ-сити и поговорит с Николасом. Правда, для начала стоило разрешить эту неизвестность с матерью и отцом – живы ли они или… Но если это их тела нашли в пожаре, то кто решился на подобное преступление – в то, что это было несчастным случаем, Ника не верила. Если же ее родители живы, ей просто необходимо их найти, чего бы это ни стоило…
…Где-то позади нее раздался громкий треск. Вероника, вырываясь из пелены собственных нерадостных мыслей, вскочила на ноги, испуганно обернулась. Вслед за треском тишину ночи нарушил скрип железа – только сейчас, когда пламя костра хоть как-то осветило тусклым мерцающим светом местность, Ника обнаружила, что весьма «удачно» расположилась у местного кладбища – и непонятные неопознанные звуки. Чародейка тревожно всматривалась в темноту перед собой и спустя пару минут наконец увидела источник недавнего шума – со стороны кладбища к ней быстро приближалось несколько человеческих фигур. В темноте не было видно, кто именно решил нарушить ее покой, но, стоило им приблизиться, как неровные языки пламени осветили довольно-таки ужасающую картину – прямо на чародейку быстро двигалась внушительная группа разлагающихся трупов. Мутноватые свирепые глаза, грязный, землистый цвет кожи – в некоторых местах, впрочем, кожа и вовсе отсутствовала, являя миру оголенную плоть – остатки волос, свисающие с головы слипшимися паклями и запекшиеся следы крови на лице – не самое лучшее зрелище на пустынной местности посреди ночи, и Ника, вспомнив все фильмы ужасов о зомби, которые пересмотрела, будучи на Земле, не помня себя от ужаса, отступила на несколько шагов и в тот же миг наложила щит, окруживший ее небольшим полупрозрачным куполом около метра в диаметре. Чародейка понимала, что долго поддерживать эту импровизированную защиту у нее не хватит сил – она даже сомневалась, поможет ли это против приближающейся к ней нежити – потому, видя, что ее нежданные гости подобрались уже совсем близко, опустилась на землю, инстинктивно закрывшись от мертвецов руками, будто ожидая, что первый же труп, оказавшись совсем близко, сможет коснуться ее…
Сквозь зажатые ладонями уши Вероника слышала, как с глухим стуком, словно мухи о стекло, к ней пытается пробиться толпа оживших мертвецов, то и дело натыкаясь на едва заметную преграду…

[nick]Вероника Кружельникова[/nick][status]у каждого на пути свои океаны...[/status][icon]http://s8.uploads.ru/UgF3G.jpg[/icon][sign]От безрассудства, знаешь, всего два шага, два шага до чуда...[/sign]Кто сказал, что отчаянные не могут бояться и у них напрочь отсутствует инстинкт самосохранения? Что ж, видимо этот философ был не так уж и неправ. Вероника боялась – женщина, пожалуй, испугалась как никогда в жизни – не каждый день вживую видишь, как на тебя несется толпа зомби, мечтая съесть твои мозги – ну или что еще там положено мечтать отведать классическим представителям подобного вида нежити? – однако даже страх не помешал ей, забыв что о своей жизни, что об истощенном резерве, броситься на помощь своему спасителю…
Она с каждой минутой все отчетливее понимала, что надолго ее не хватит и еще минута-пять-десять и щит исчезнет, лишенный источника магии... Смириться с приближающейся потенциальной кончиной Вероника не могла, но и вариантов к отступлению она не видела – их просто не было: позади была речушка, о возможных обитателях которой женщина понятия ничего не имела, да и мертвецы, плотным кольцом обступившие купол ее щита вряд ли пропустили бы ее что к водоему, что еще куда бы то ни было. Что ж, оставалось сидеть, закрывшись руками от нежити – видеть разлагающиеся трупы не хотелось – их слепые глаза пугали не меньше, чем разлагающееся тело – и чародейка как могла старалась не смотреть в их сторону – и лихорадочно думать, что ей делать, когда силы иссякнут окончательно – впрочем, что-то подсказывало женщине, что в тот момент она просто потеряет сознание, а остальное будет уже просто неважно…
Любомир появился неожиданно и в кои-то веки Ника обрадовалась его появлению как никому другому…
Просто в какой-то момент Кружельникова поймала себя на мысли, что не слышит этот непрекращающийся стук ударов тел о ее щит, не чувствует нависших над ней мертвецов, зато чуть поодаль раздался крик, быстро сменившийся отчетливыми звуками драки. Чародейка решилась-таки поднять голову от колен и, к своему удивлению и несказанной радости, обнаружила неподалеку Любомира – мужчина что-то бормотал – в суматохе ситуации волшебница не слышала его слов, заглушаемых что возней надвигающихся на него зомби, что шумом речушки позади нее – и с мечом наперехват – на острие клинка распускался огненный цветок, белым сиянием освещавший лицо вархара – свирепо смотрел на толпу мертвецов, обративших на него внимание и отставших-таки от щита Ники...
А он... Он просто стоял. Ноги широко расставлены. Во вскинутых руках его  меч – выглядит так, словно мужчина остановился в середине замаха, да так и застыл в ожидании, не иначе как чуда. А на губах – улыбка. Совершенно безумная, словно бы немного пьяная, перекошенная на одну сторону ухмылка, и шрам через щеку искажает ее вовсе уж жутко, обращая грубое лицо в уродливую маску языческого божества, а глаза ледяные, абсолютно спокойные, неподвижные, будто бы слепые. Обветренные, в кровь искусанные губы шевельнулись, и она скорее поняла, чем услышала:
– Потанцуй со мной, Смерть. Я готов.
Он шагнул навстречу жутким тварям за миг – за один-единственный шаг – до того, как они беспорядочной толпой захлестнули бы его, и вскинутый клинок, охваченный – уже весь, от гарды до самого острия – серебряным холодным огнем, опустился на чью-то голову, заставив владельца с обиженным ревом вспыхнуть все тем же бездымным, белесым, не дающим тени пламенем, на коже покойника отчего-то отдававшим нехорошей, недоброй зеленью. Не прерывая движения, Любомир резким, сильным жестом изменил направление клинка, обрубая тянущуюся к нему лапу, и затем и голову следующей твари и резко отшатнулся, почти отпрыгнул в сторону, уходя из-под удара. И снова закричал, коротко, громко, гортанно, словно нарочно привлекая внимание покойничков, чуть было не развернувшихся обратно к ее убежищу. И атаковал, единым слитным жестом выхватив из-за голенища высокого сапога длинный – не многим короче меча – широкий нож со странным – ей показалось в неверном зеленоватом свете упокаивающихся зомби, словно бы волнистым – лезвием.
Нож широким движением перервал чью-то глотку, шею и голову мертвяка стало окутывать знакомое белесо-зеленоватое свечение, Мирек что-то выкрикнул непререкаемым тоном, но что именно – она не услышала. Вархар кружился уже в плотном кольце подступающих, прущих на свет меча и резкие громкие выкрики недопокойников, увязал все глубже, но продолжал упрямо двигаться вперед, и мерзкие, осклизлые тела вокруг него одно за другим вспыхивали зеленым бездымным пламенем, над равниной и старым кладбищем почти непрерывно разносился многоголосый полный боли и злобы вой.
Вероника видела, что силы неравны – даже она, ничего не понимающая в военном деле, знала, что один вархар, пусть он и сильный, умелый воин, не устоит против толпы нежити – и с ужасом смотрела на неравную схватку, понимая, что все, что происходит сейчас на ее глазах, ее и только ее вина. Если б не ее упрямство и пренебрежение к собственной безопасности, отсутствие малейшей осторожности и, как сам когда-то выразился Мирек, отчаянность, не было бы ни встречи с зомби, ни этой схватки, ни предстоящей кончины что ее, что названого братца. Ника знала, что просто стоять и смотреть она не может...
Да, сил нет, да, она знает – ее ждет полное истощение, но… она же не может не помочь – он здесь из-за нее, он пострадает из-за нее, и этого – Ника это точно знала – она себе никогда не простит…
Думать было некогда, как и продумывать тактику ли, стратегию ли, в которых, впрочем, женщина ничего не понимала, предпочитая в критических ситуациях, а в них она оказывалась не так уж чтоб и редко, действовать инстинктивно, то бишь наобум. Вот и сейчас, недолго думая, чародейка просто убрала щит – сил колдовать сквозь защитную преграду не было, и женщина благоразумно выбрала нападение защите – и, сделав неуверенный шаг вперед, пустила в толпу перед ней насколько могла мощный поток воздуха…

[nick]Вероника Кружельникова[/nick][status]у каждого на пути свои океаны...[/status][icon]http://s8.uploads.ru/UgF3G.jpg[/icon][sign]От безрассудства, знаешь, всего два шага, два шага до чуда...[/sign]Ветер промчался, весело смеясь над развернувшейся на поляне сценой, сильной волной ударил в спины толпы покойничков, часть из них отбросив подальше от растянувшегося на земле вархара, часть же, не удержавшись на ногах, падала, цепляясь за воина, и веселый ветер протягивал их по земле, заставляя махать руками и ногами в желании остановиться…
Любомир подскочил неожиданно – в легком азарте развернувшейся перед ней битвы Вероника и не обратила внимания на его движения, и опомнилась лишь увидев перед собой его крепкую спину, закрывшую женщину от мертвецов, – заставляя чародейку недовольно фыркнуть, но все же благоразумно отступить назад – спорить с вархаром в пылу сражения не было никакого желания. Он целенаправленно подталкивал ее к ручью, и Ника не то чтобы хотела так просто отступать, но все же в кои-то веки слушалась, не говоря ни слова…
Левая рука солдата висела плетью, по судорожно, явно неосознанно стиснувшим рукоять широкого ножа пальцам струилась кровь, располосованный рукав кожаной куртки лаково поблескивал от напитавшей его жидкости, из чего Вероника с профессиональным целительским равнодушием сделала вывод, что рана несколько серьезнее, чем кажется самоуверенному вархару, и уж наверняка гораздо серьезнее, чем искомый вархар готов признать. В правой по прежнему неуместной к первому-то мая новогодней елкой сиял меч – белесое призрачное свечение на нем угасать, кажется не собиралось.
От нападавших ее надежно загораживала широкая спина, под мешковатой, не стесняющей движения курткой отчетливо прорисовались напряженные мышцы, и она могла только догадываться о происходящем – по словно бы несколько отдаленному вою растревоженных мертвецов, по сдавленному, негромкому, однако же все одно угрожающему рычанию Любомира, готового в любой момент наново сорваться на крик, по так и застывшему на пике выпада широкому клинку.
В тревожном от весны и ночи прохладном воздухе напряженно висела тишина, и Ника почти слышала неровный, то и дело норовящий сорваться стук сердца – не то его, не то ее собственного. Сама не понимая зачем, она принялась старательно считать.
Один...
Два...
Три...
Хором громко взвыли на миг почти потерявшие добычу зомби, резко выдохнул, опуская орудие производства на чью-то лысую, только что не рогатую голову вархар, ради такого дела даже не заведший наново свои молитвы, с мерзким тошнотворным чавканьем клинок вгрызся в осклизлую плоть, разгоревшись еще ярче.
Теперь он действовал иначе. Несколько раз Вероника наблюдала за тренировками полоумного кузиныного благоверного и его же попытками не то проредить число бывших учеников Лукоморской магической школы, не то их же чему-то полезному научить, сама пару раз сталкивалась с агрессивно настроенным, твердо намеренным воплотить в жизнь сентенцию на тему «всех убью – один останусь» солдатом и сделала вывод, что для столь... громоздкого, с виду неуклюжего создания двигается он легко и проворно, предпочитая и бой вести в той же манере бесконечного текучего движения, похожего на один растянутый во времени и пространстве танец.
Сейчас ее нежданный телохранитель застыл скалой, оставив на время даже попытки столкнуть волшебницу в призывно – злорадно – распахнувший объятья ручей. Зачем-то вархар старательно изображал из себя волнорез, об который с готовностью разбивалась волна атакующих – большая часть их так и оставалась у ног переставшего рычать, но снова затянувшего тоскливую монотонную свою песню воина, вспыхивала бледным бездымным пламенем и рассыпалась прахом, но меньше их от этого, кажется, не становилось.
Солдат работал с пугающей автоматической точностью и четко выверенной скоростью – замах от плеча – попеременно, то прямой, то скошенный, в зависимости от исходного положения клинка и ладони на рукояти – прямой колющий выпад от груди, резко направленный острием в землю тяжелый меч – защита. И все сначала. Он действовал только в пределах собственной видимости, словно в строю, где фланги прикрывают – и в то же время несколько ограничивают свободу маневра – такие же мечники, ничуть не заботясь о тех кто – так иди иначе – могли бы его обойти, и Вероника против воли вынуждена была продумывать хотя бы элементарные защитные действия. Но стоило ей сделать даже не шаг – крохотный шажок – в сторону от, кажется, увлеченного процессом истребления возможно что уникальной альтернативной формы жизни вархара, как тот молниеносно сместился следом за ней, не позволяя даже выглянуть из-за себя, сквозь очередное нравоучительное «...волею, и властью, дланью хранящей защити всякое создание Твое и землю светлую от каждого зла, мысли дурной, глаза недоброго, деяния темного...» прорвалось угрожающее рычание, вместе с тем он отступил еще не полшага назад, заставив ее на такое же расстояние приблизиться к радостно зашипевшему что-то плотоядное ручью. Она послушно приблизилась и снова замерла, но солдата, это, кажется, не устроило – он продолжал отступать, не прерывая мордобоя, каждый раз совсем не на много, но резко, почти рывком, уходя от тянущихся к ним лап с когтями и уже без и уводя ее саму.
Ему уже почти удалось направить ее в ручей – еще несколько шагов, и долгожданный водоем окажется совсем близко – когда Вероника вдруг вспомнила, что опрометчиво оставила вещи там, у костра, и, недолго думая – впрочем, думать в таких ситуациях она никогда не любила, предпочитая сначала действовать, а уж потом… – вынырнула из-за спины вархара и бросилась к толпе обступавших их зомби. Еще один поток воздуха, все так же послушно поддавшийся воле волшебницы, поднял столб песка перед Вероникой и отбросил ничего не подозревавших мертвецов, позволив женщине подобраться к чудом не погаснувшему огню, подхватить с земли сумку и… Она уже собиралась вернуться к Любомиру, пока поднимавшаяся с земли мертвечинка не приступила к активным действиям, когда, лишь на мгновение замешкавшись, заметила, как один из покойничков, неудачно приземлившись в разгоревшийся огнем сухостой, громко взвыл и, на миг вспыхнув, растворился в темноте ночи.
Вероника хотела как-то прокомментировать сие знаменательное событие, когда сзади за воротник рубашки ее ухватила чья-то крепкая рука и...
Над ухом раздался грубый гортанный голос солдата, продолжающий свои песнопения на тему:
– Да в благословенном огне испепели плоть предерзновенную и прегрешную дабы в милосердии Твоем...
В канонический текст вклинилось несколько вполне себе русских народных слов, явно не имеющих к вархарьему покровителю ни малейшего отношения, произнесенных все тем же тоном, с той же напевной, тягучей интонацией, позволившей мистику не сбиться с дыхания, и удивительно гармонично вплести альтернативные воззвания в стандартный в общем-то – насколько Вероника в этом разбиралась – текст молитвы.
...На несколько секунд волшебница познала незабываемое ощущение неконтролируемого полета, завершившегося все в том же, явно не дающем вархару покоя ручье, оказавшемся по-весеннему холодным и на диво неприветливым к внезапной ночной гостье.
Не ожидавшая такого поворота событий женщина с головой ушла под воду и, не успев вовремя сориентироваться и закрыть рот, растерялась что от ледяной воды, неприятно обжегшей все нутро, что от, пусть и небольшого, но все же не располагающего к подобным купаниям течения. Глубина была небольшой – стоило чародейке нырнуть, как руки ее коснулись дна – под пальцами Вероника почувствовала мерзко-склизкие камни – и спустя каких-то десять секунд женщина без труда вынырнула на поверхность, жадно глотая ртом воздух и отфыркиваясь от воды, которую она успела за столь короткое время наглотаться…
Глоток свежего воздуха привел Веронику в чувство, и женщина, немного придя в себя, кое-как поднялась на ноги – ноги то и дело соскальзывали со склизких камней и восстановить равновесие получалось с трудом – и в который раз за этот день прошипела:
– Любомир, твою же ж мать!
Любомир… Только сейчас чародейка вспомнила, что, отшвырнув ее в ручей, мужчина остался там, посреди развернувшегося на поляне пекла сражения. Она поспешно обернулась и нашла глазами фигуру солдата, выделявшуюся на фоне догорающего костра, среди окружающих его мертвецов…
Он уже снова кружился в своем танце – на этот раз почти что хороводом вокруг полузатоптанного, обиженно помигивающего разбросанными угольками костра, и она видела только темный размытый силуэт на алом фоне угасающего пламени – меч в ладони выписывал замысловатые вензеля, пока просто удерживая дохлятину на почтительном расстоянии, но покойнички, кажется, сообразили, что закусить чародейкой не пустив по ветру одного отдельно взятого наглого воина никак не получится, и сосредоточили свои усилия на решении этой конкретной задачи.
А вархар, кажется, уставал. Пока женщина занималась экстремальным дайвингом, он, кажется, допев свои молитвы, замолчал, при рассеянном, неверном свете так и полыхающего на острие клинка белого огня, когда он в защитном жесте вскинул руку, она увидела судорожно стиснутые зубы, так что на скулах проявились желваки, бисеринки испарины на висках, слипшиеся от нее волосы. Движения его замедлились настолько, что даже довольно неискушенной зрительнице не составляло труда следить за ним и даже в известной мере предугадывать дальнейшие действия, при этом став резкими, дергаными, скорее порывистыми, чем грациозными, что еще несколько минут назад отличало «стиль» вархара. Ей казалось, она слышит его хриплое, то и дело срывающееся дыхание, хотя на таком расстоянии это вряд ли было возможно.
Любомир, неловко, с заметным усилием, отступил на шаг под неожиданно слаженным натиском, оказавшись, таким образом, прямо между ней и гаснущим костром, оступился, почти упал на колени, выронив оружие...
Этого Веронике было достаточно – стоять и дальше в стороне она не могла. Женщина, с трудом выбравшись из ручья, чуть вновь не упав в воду, поскользнувшись на одном из камней, кинулась к воину, желая как-то помочь мужчине, и, почти поравнявшись с ним, заметила, как…
...в неверном рассеянном свете почти погасшего костра и солдатского «фонарика», явно нуждающегося в замене батареек что-то тускло блеснуло, взлетая в воздух над углями, несколько раз кувыркнулось в полете и с громким «бдзинннннннннннннннь» шлепнулось в самый центр кострища.
Мирек что-то сказал, неразличимое за ревом нападающих, проворно, хотя и с заметным трудом поднимаясь на ноги, умудрившись при этом не позволить уже почти распробовавшим вархарятину на вкус недопокойничкам покусать себя более, чем это было проделано раньше и...
...Пламя за его спиной взметнулось волной, окончательно скрыв от наблюдательницы действия воина и заставив ее саму отступить на пару шагов, а когда частично опало, позволив разглядеть хоть что-то, тот так и стоял у кострища, только вместо меча в его руке была яростно полыхающая разлапистая ветка.
Любомир не умел сдаваться, да и сдаться сейчас означало бы одно – смерть для них обоих. Женщина видела, что вархар всеми силами старается защитить ее, не дать то и дело наступающим мертвецам обойти его, подобраться к намеченной раннее жертве – к ней. И Вероника была благодарна Миреку за это, но… Позволить действовать ему в одиночку Кружельникова больше не могла – силы были неравны, и эта ночь, пожалуй, может стать последней для вархара, как бы он не хотел этого признавать – она понимала, что показывать слабость он просто не умеет. Ей ничего не оставалось, как, в очередной раз нарушив его негласный приказ стоять в стороне и не лезть в гущу битвы, уверенно ступить навстречу зомби. На нового противника они не обратили, казалось, особого внимания – все их внимание было напрочь приковано к размахивающему веткой вархару.
Что ж, оно и к лучшему…
Ветер растрепал мокрые после купания волосы, крутнулся вокруг ее фигуры, касаясь кожи, покалывая, словно электрический разряд и устремился дальше – в толпу злобно оскаленных зомби. Взметнув песок под их ногами, он отбросил несколько особо настойчивых покойничков в сторону и, закручивая песок спиралью, поднял перед ними небольшой вихрь, яростно закрутившийся по поляне, разметая противников. Вероника довольно улыбнулась и, подойдя к Миреку сзади, решительно коснулась его плеча – она знала, что мужчина не любил прикосновений, знала, что он не терпел, когда к нему подкрадывались из-за спины – однажды она уже поплатилась за подобную оплошность – но сейчас ей – им обоим – было не до осторожности, и женщина лишь хотела показать, что готова сражаться вместе с ним – как умеет, как хватит сил – и голосом, не терпящим возражений, сказала:
– Даже не думай! Я не буду стоять в стороне!
А колдовской ветер, зло смеясь, метнулся к костру, распаляя опадающее пламя…

[nick]Вероника Кружельникова[/nick][status]у каждого на пути свои океаны...[/status][icon]http://s8.uploads.ru/UgF3G.jpg[/icon][sign]От безрассудства, знаешь, всего два шага, два шага до чуда...[/sign]Женщина и опомниться не успела, как в ее ладонь лег тяжелый серебряный кинжал, а Мирек вместо возражений лишь едва слышно проговорил:
– Тогда мы умрем вместе, гибель моя
Она уже хотела было возразить, что никто не умрет, что сегодня не самый благоприятный день для смерти, что они обязательно прорвутся, иначе и быть не может, но...
Мне досталась в этой пьесе
Очень маленькая роль,
В ней всего четыре слова:
«Мы прорвемся, мой герой!»
Он не стал возражать и одно это уже удивило Веронику – пожалуй, не располагай ситуация к быстрой реакции и активным действиям, она бы так и застыла с открытым ртом или отпустила в его адрес очередную колкость. Но сейчас было не до того. На них пока не нападали, но – Вероника знала это – это была лишь короткая передышка перед следующим раундом, который, возможно – к чему лукавить – скорее всего! – станет последним для них обоих…
Она сжала в руке оружие, бросила быстрый взгляд на Любомира и, поджав губы, покачала головой. Вархар ни за что не признался бы в этом – Ника понимала, что для него, как для мужчины, как для воина, пожалуй, самым страшным в последнем бою может быть демонстрация слабости – но женщина ясно видела – он был на пределе возможностей и сил, и, казалось, готов был в любую минуту рухнуть на землю, выронив свое последнее оружие – горящую корягу, хоть как-то отпугивающую обступающих их по кругу зомби. Что ж, по крайней мере он теперь не один… То, что от нее пользы будет крайне мало, а скорее будет один вред – сражаться Вероника не умела, оружием не владела, а силы, которыми она до этого отшвыривала взбесившихся мертвяков, так же были на исходе – чародейка старалась не думать. Сколько еще раз она сможет призвать на помощь ветер? Сколько сил у нее осталось для этого, чтобы здесь же не лишиться чувств? Один, два? Этого мало, этого чертовски мало для такой толпы нежити! Что ж, тогда…
Полночь
Оплачет холодной росою погибших в этом бою,
Помнишь –
Горел закат, мы стояли с тобою на самом краю,
Молчаливо молясь, позабыв имена,
Но я знала, что будет беда…
Женщина не боялась смерти. Глупо? Пожалуй что. Но… Она была целителем и, то и дело возвращаясь к практике в этой отрасли, сталкивалась со смертью не раз. Этого было достаточно, чтобы спокойно думать о старухе с косой и относиться к этому скорей как к данности – все мы когда-то умрем. Однако… В одном Любомир был прав – она его гибель. Из-за нее они сейчас стоят перед толпой зомби, из-за ее неумного упрямства и желания кому-то что-то доказать. Будь она хоть немного умнее – мудрее скорей, что в ее возрасте было бы вполне логичным и правильным – а не вела себя как упрямый капризный ребенок, он не валился с ног от усталости и ранений, не истекал бы кровью рядом с ней, не готовился бы к смерти…
И это было… Вероника не знала, что именно сейчас испытывает. Страх? Пожалуй что. Не смерти, а предстоящего боя, сражения с неизвестными ей тварями. Злость? Досаду? Обиду? Да, вот уже много лет – а может, и никогда за все эти годы странствий и пустого риска своей жизнью – впрочем, в такие передряги за все двадцать пять лет ей попадать не приходилось – Кружельникова не чувствовала такой злости на себя. От этого чувства перехватывало дыхание, а к горлу подступал ком и, казалось, женщина готова была вот-вот расплакаться от досады на себя и свою глупость. Плакать действительно хотелось как никогда сильно и сдерживать эмоции было все труднее… И – как кстати! – как раз в этот момент Любомир – как непривычно и странно, но так необходимо в тот миг – обнял ее за плечи – на какое-то мгновение, пока он не оттолкнул ее, чародейка уткнулась в грудь мужчины, замерла, боясь нарушить момент, вдохнула запах его тела – кровь, пот, гарь и едва различимый аромат коньяка – и как-то сразу успокоилась, поняв, что, каков бы исход не ждал их на рассвете, все будет хорошо…
Поздно
Исправлять перед боем последним судьбы филигрань,
Звёзды,
Что хранили от бед, нам паденьем укажут дорогу за грань.
Мы пока ещё здесь и ещё не конец,
Но горит уже в небе венец…
Мирек оттолкнул Нику – их объятие не продлилось и десяти секунд, но женщине стало как-то легче – и развернул спиной к себе, сам встав в ту же позу – чародейка ощутила прикосновение его крепкой спины и, с силой, до крови, прикусив губу, выставила перед собой оружие.
Что ж, потанцуем со смертью?..
Она совершенно не умела сражаться, и – смешно было признаться – даже обычная для женщин пощечина, отвешенная надоедливому поклоннику, к которой она нет-нет да пару раз за свою жизнь прибегала, требовала у Вероники больших усилий – движения казались глупыми, удар слишком слабым, и поклонника совсем не отпугивал, а, наоборот, веселил.
Оружие же Ника вообще держала первый раз в своей жизни. Точнее первый раз она держала холодное оружие, а вот с огнестрельным ей как раз было довольно легко – еще живя в параллельном Лондоне, она брала несколько уроков стрельбы у Шерлока, потом же, поселившись в Централ-сити, чародейка так достала Ника, служившего в полиции, что он в течение месяца каждые выходные уделял для ее обучения и в итоге натаскал женщину пусть не до профессионального уровня – все же супер-снайпером Кружельникова становиться и не планировала – но до вполне приличного владения огнестрелом. С кинжалом было сложнее. Тяжелый клинок неприятно оттягивал руку, отчего кисть и предплечье уже начинали ныть, довольно короткое лезвие не давало возможности прикончить нежить, не подобравшись к ней достаточно близко, хотя обычным мечом Ника и не смогла бы орудовать…
Первое время женщина старалась принять скорее оборонительную позицию – не подпускать зомби слишком близко, пытаясь уколоть их острым лезвием. Это, однако, должного эффекта не возымело – они отходили на пару шагов, но тут же наступали с большим рвением, и тогда Вероника поняла, что пора переходить от защиты в наступление. Первый подобравшийся к ней мертвяк махнул перед ее лицом гниющей конечностью, стараясь задеть острыми когтями – женщина на мгновение задержала дыхание, пытаясь хоть как-то избежать вони, исходящей от разлагающейся плоти, впрочем, вонь эта, казалось, была повсюду, проникала в каждый рецептор, вызывая приступ тошноты, который Ника с трудом сдерживала – и Кружельникова, сменив тактику – женщина вспомнила, как орудовал своим мечом Любомир и старалась хоть немного повторить его движения – замахнулась кинжалом. Острое лезвие разрезало мягкую разлагающуюся плоть как масло и к ногам Вероники упала рука зомби – пальцы все еще шевелились, скребя когтями землю, будто хотели подобраться к своей жертве, и Ника, передернувшись от неприятного ощущения и очередного приступа тошноты, пнула ногой конечность, отшвыривая ее подальше….
Однако прохлаждаться было некогда – бой продолжался…
Еще один замах – острое лезвие чиркнуло по коже противника, и Ника удовлетворенно улыбнулась – все не так уже и плохо. Шаг вперед, резкий замах и клинок разрезал шею нежити, оставляя глубокий порез, вспыхнувший белесо-зеленоватым свечением, мигом охватившим шею и голову трупа. Следом за ним подоспел еще один – Вероника сделала выпад и со всей силы оттолкнула противника ногой, поблагодарив всех известных и неизвестных богов за то, что в последние месяцы Николас таскал ее в спортзал и даже учил боксировать – и любовь к земной культуре – просмотрев огромное количество фильмов, Ника лишь по ним, да по подсмотренным у вархара приемам, могла сейчас хоть как-то вести бой.
Она оттолкнула еще несколько мертвяков, а одному так же, как и первому, снесла голову – выпад получился более резким и сильным и голову Веронике действительно каким-то чудом удалось от тела отделить, отчего женщина невольно отшатнулась, наблюдая, как окутываемое все тем же свечением тело сделало к ней пару шагов, прежде чем окончательно рухнуло. Опомниться чародейке не дали – откуда-то справа к ней вновь протянулась когтистая лапа, заставляя, отскочив в сторону, уйти от удара, и самой броситься на атакующего…
На первый взгляд, ей даже казалось, что у нее неплохо получается, но каждый раз, смотря на толпу зомби перед ними – она иногда косилась на Любомира, стараясь развернуться вполоборота, чтобы убедиться, что он жив, с ним все хорошо, и она еще не одна на этом импровизированном поле битвы – понимала, что их все равно слишком много. Слишком много на них двоих – уставших и изможденных, один из которых уже почти валится без сил, истекая кровью, а вторая же просто наносит врагу мелкий урон, не в силах помочь напарнику чем-то более существенным. До рассвета было, казалось, еще невероятно долго – Вероника и представить не могла, который сейчас час, но небо еще даже не начинало сереть в преддверие рассветных сумерек, и Ника не знала, сколько им удастся еще вот так вот продержаться, пока оба они не рухнут под натиском этой толпы…
Пламя
Сотрет слова и сказанья в узоре тонких страниц,
Плавят
Ночное небо багровые сполохи дальних зарниц,
На пороге беда, чёрный вестник в седле –
Мы найдём свою смерть и пристанище в этой земле…
Еще несколько ударов и пара зомби отлетели в сторону, зашипели, поднялись на ноги и вновь пошли на нее вслед за своими «собратьями». Вероника вновь замахнулась и лишь царапнула одного из мертвяков по руке, тот издал неприятный звук и женщине чудом удалось пригнуться, уходя от его когтей и, извернувшись под неизвестно каким углом, нанести-таки ему решающий удар.
Она начинала уставать, и не понимала, откуда берет силы Любомир, ведущий эту схватку куда дольше и куда активнее нее, да и до этого, насколько могла судить Ника по внешнему виду мужчины в момент их встречи, у него было сражение, может быть, и не одно... Она могла лишь удивляться и восхищаться его силе, стойкости и ловкости. У нее однако, что силы, что стойкости не хватало, как, впрочем, и ловкости. Рука изрядно устала с непривычки от тяжелого клинка – чародейка почти не чувствовала онемевшего предплечья, а тяжелая истома уже начала переходить на плечо и шею – и пальцы то и дело норовили выронить оружие из рук, чего делать было никак нельзя. Мышцы во всем теле болели и каждое движение давалось с большим трудом – движения стали более замедленными, дерганными – руки немного тряслись, не давая возможности нанести удар в полную силу – и более частыми, что пользы никакой чародейке не приносило. Распущенные волосы, все еще мокрые от недавнего купания, то и дело прилипали к лицу, лезли в глаза и вода, стекая с них косыми струйками неприятно холодила разгоряченную кожу. Дышать становилось все труднее и каждый вдох огнем отдавался в и без того, казалось, пылающих легких. Вероника и подумать не могла, что, несмотря на все тренировки, она в такой ужасной физической форме, и мысленно дала себе обещание, что, если им удастся выжить, она непременно попросит Любомира научить ее сражаться, натренировать ее… Почему-то мысли о том, что она собиралась уйти от Мирека куда подальше в этот конкретный момент напрочь улетучились из головы….
Ей просто необходима была передышка – пара минут, чтобы перевести дыхание и размять онемевшую кисть – но времени на это не было, и Ника вновь отскочила от одного особо прыткого зомби, норовящего располосовать когтями ее лицо. Она уже хотела было нанести ему удар, когда почувствовала, как сзади чья-то лапа, запутавшись в и без того спутанных мокрых волосах, потянула ее на себя, заставляя пригнуться, схватившись руками за голову. Вероника, невольно выронив во влажный песок кинжал, перехватила одной рукой косу, второй же резко дернула, выхватив волосы из когтей трупа – впрочем, рывок был чересчур резким и у зомби наверняка остался клок волос «на память», однако думать об этом Ника не хотела. Чародейка пошатнулась, тряхнула головой, стараясь прийти в себя – в глазах от этой попытки сорвать с нее заживо скальп все поплыло и на миг потемнело – и, не удержав равновесие, упала на колени. Впрочем, этих нескольких секунд замешательства, в течение которых Вероника пыталась очухаться, увидевшей слабость женщины толпе нежити хватило, чтобы в очередной раз атаковать ее. В последний момент – когда первый из приближающихся зомби уже почти коснулся ее острыми когтями – чародейка, успела схватить лежащий у ее ног кинжал и, размахнувшись, полоснуть им по конечности. Зомби отпрянул, издал какой-то квакающе-булькающий звук и сделал еще одну попытку, пока Вероника с трудом поднималась на ноги и замахивалась для удара – лезвие порвало глотку трупа и он вспыхнул уже знакомым женщине свечением. Отразить атаку других мертвецов чародейка просто не успевала, да и не было у нее на это физических сил, и она, крепко сжав в руке кинжал, боясь вновь выронить его из сведенных судорогой пальцев, в который раз за эту ночь позвала на помощь ветер. Он откликнулся радостно, вновь закружил по поляне, зло смеясь, завертелся вокруг нее, сворачиваясь плотным кольцом в тугую спираль, питаясь ее Силой, и, на миг затихнув, снес воздушной волной нежить вокруг нее, пронесся по поляне и вскоре совсем умолк, как и не было... Вероника же почувствовала себя совсем опустошенной… Она неожиданно вновь рухнула на колени и тяжело задышала, руки как-то вдруг расслабились и кинжал беззвучно скользнул в песок, а Ника, качнувшись взад-вперед, невольно сгорбилась, уткнувшись лбом в мокрый прохладный песок, приятно охладивший разгоряченный лоб, и поняла, что сил встать у нее уже просто нет…
– Прости, Мирек, я не хотела, – тихо, почти беззвучно – он вряд ли услышит, да и зачем?..
Что ж, значит, это и будет ее конец… Лишь бы только Любомир справился, выжил и тогда он сам… А ведь она так и не рассказала ему о своих родителях…
Легкий ветра вздох – смерти нет.
Тот, кто пламя сам, не сгорит в огне.
Бьется на ветру, словно знамя, плащ.
Ветер, верный друг, обо мне не плачь.
Все, что было – не было, все в огне сгорит,
Пламя рыжей птицею к небу полетит.
Имя мое прежнее здесь забудут пусть,
Долог путь в бессмертие –
Я еще вернусь...

[nick]Вероника Кружельникова[/nick][status]у каждого на пути свои океаны...[/status][icon]http://s8.uploads.ru/UgF3G.jpg[/icon][sign]От безрассудства, знаешь, всего два шага, два шага до чуда...[/sign]Это было странно… Она сидела, сжавшись, на песке, а Любомир нависал над ней, защищая от нападающих мертвяков. Но даже несмотря на ситуацию, Вероника чувствовала себя как-то иррационально спокойно – так не должно быть, но исчез и страх неминуемой смерти, и беспокойство за возможный исход битвы, и даже оставившие ее силы так не волновали женщину. И фраза Мирека:
– Демоны с ним со всем, отчаянная. Будь, что будет... – казалась правильной, закономерной – да, будь что будет, ничего уже не изменить, так стоит ли бороться и тратить последние крохи сил на это сражение, если можно принять свою участь спокойно и достойно?..
Казалось, даже звуки, испускаемые мертвыми прогнившими телами, будто отошли на второй план, слышались словно бы из какого-то вакуума, позволяя женщине расслабиться и, наконец успокоившись – дрожь постепенно ушла и на ее место пришло спокойствие и какое-то умиротворение – сделать несколько глубоких вдохов – от воздуха, наполнявшего все так же пылающие огнем легкие, становилось легче, будто последние несколько часов ей как раз и не хватало что этой возможности дышать полной грудью. Прошло каких-то пару минут – а, может, и намного больше – сейчас она вряд ли могла адекватно оценивать время – и Ника, успокоившись окончательно, сжала в руке серебряный клинок – движение было скорее импульсивным, чем воинственным – чародейка хорошо понимала, что сражаться сейчас она просто не в состоянии, но в то же время на место спокойствию и смирению пришло понимание – умирать просто так она так же не собирается…
Это было странно… Время тянулось слишком медленно, будто и не шло вовсе, а замерло в тот миг, когда она, обессиленная, рухнула на песок. Время тянулось, и женщина, наконец выпрямившись, успела осмотреть их с Любомиром поле боя, обвести внимательным, но слегка расфокусированным взглядом окруживших их плотным полукольцом зомби, бросить быстрый взгляд на вархара – он, казалось, и не заметил, что ей словно бы стало легче, что силы, покинувшие ее в один миг, пусть и не вернулись в полной мере, но всяко дали ей возможность прийти в себя…
Она прикрыла глаза – обращаться к магии сейчас было, пожалуй, глупо – Сила ушла, унесенная веселым порывом ветра, растворилась в темноте ночи, не обещая вернуться – и впервые за последние годы волшебница обратилась к другой – высшей – силе... Она не то, чтобы не верила в Бога, Отца-Воителя и иже подобных небесных покровителей, просто… Всю свою сознательную жизнь Вероника рассчитывала только на силу своей магии, на свой резерв и возможности, лишь изредка обращаясь к высшим силам, как, пожалуй, любой человек обращается к ним в сложных ситуациях своей жизни. Вот и сейчас, оказавшись на грани между жизнью и смертью – не только своей, но и Любомира – Вероника неосознанно начала просить помощи, раз за разом мысленно повторяя:
Господи, пожалуйста, пусть это закончится. Пусть все закончится. Пожалуйста…
Повторяла раз за разом, сильнее сжимая в пальцах кинжал, и боялась вновь открыть глаза – видеть противные рожи зомби сейчас было выше ее сил, осознавать, что сейчас им не поможет никто и ничто, знать, что еще немного – на сколько хватит сил Любомира? Пять минут, десять, полчаса? – и они, не отгоняемые силой святого серебра накинутся на своих вожделенных жертв, понимать, что даже ее молитва не поможет, потому что из этой ситуации просто нет выхода… Но…
Это было странно… Ветер ворвался на поляну неожиданно, стремительно, запутался во влажных волосах, звонко рассмеялся у самого уха и, нежно коснувшись кожи, наполнил легкие новой живительной силой, давая надежду на спасение, давая возможность поверить, что еще не все потеряно и им обоим удастся выжить, несмотря на толпу недопокойников, жаждущих поживиться их плотью, несмотря на полное изнеможение, несмотря на неутолимое желание рухнуть здесь и сейчас, несмотря ни на что… И, словно в подтверждение этих мыслей, спасительным эхом где-то вдалеке – едва различимо в буйстве ветра и бульканьи реки – разнесся колокольный звон, заставляя покойничков замереть, прислушиваясь к его смертельному звону, испуганно попятиться от Любомира – мужчина опустил меч и Вероника облегченно выдохнула – значить это могло лишь одно – они спасены, все кончено! – и, оглушая поляну все тем же омерзительным воем, кинуться врассыпную, стремясь как можно скорее укрыться на кладбище.
Вероника вновь облегченно выдохнула, впервые за эту ночь почувствовав, как тугой комок напряжения распутывается где-то в груди, давая ей возможность расслабиться, вновь выронить тяжелый клинок и, благодарно натянуто улыбнувшись, принять помощь Любомира, подняться на ноги. Да, сил не было. Да, она устала. Да, все это было сродни кошмарному сну. Но… Главное, что они справились – они смогли пережить это, несмотря ни на что. И чувство вины, так и не отпустившее женщину, сейчас казалось уже не столь острым – они живы, а остальное… Она еще успеет попросить у Любомира прощения за то, что не послушала его – не дала даже возможности объяснить, что творится в этом царстве, – за то, что бросилась прочь, решив, что справится с неизвестной опасностью, которая могла поджидать ее в ночи, за то, что подвергла их обоих опасности. Попросить прощения и поблагодарить – если бы не он, сколько бы она смогла продержаться? Хватило бы ее щита, который она выставляла из последних сил, на всю ночь? Или уже через каких-то полчаса-час эта толпа мертвечины доедала бы ее хладное тело, радуясь случайно забредшей в их края человетинке?..
Думать об этом сейчас не хотелось – они живы и слава богу – всем богам – за это – и Вероника лишь как-то отстраненно смотрела на улыбающегося какой-то шальной улыбкой Любомира, почти не слыша, что он ей говорит, уловив лишь что-то о мире на грани катастрофы… Их мир был на грани четыре года назад. Их мир не удалось спасти. Их мир рухнул четыре года назад, не выдержав той самой катастрофы, не устояв в неравной схватке с природной силой, унесшей с собой многие жизни знакомых и не знакомых ей людей. Их мир возродился после постигшего его апокалипсиса, и его жители, по крохам собирая то, что от него осталось, восстановили привычное течение жизни. Вот только… Откуда тогда в этих краях такой разгул нечисти? Почему 3/5 царство кажется таким… опустошенным и вымотанным постоянными сражениями, будто здесь давно забыли, что такое мир, что такое спокойная нормальная жизнь – это было видно по Любомиру, по толпе солдат, которых она заметила во дворе крепости, по часовым, снующим по кромке высокой стены?..
Додумать и, главное, высказать эту мысль она не успела – вопрос так и остался невысказанным, когда Любомир, спрятав оружие и не сказав больше ни слова, рухнул к ее ногам бесчувственной тушей, заставив чародейку вздрогнуть. На какие-то доли секунды она застыла, ошарашенно смотря на распластавшееся у ее ног тело, – это было сродни оцепенению, когда, выученный, казалось, наизусть – отложившийся на уровне мышечной памяти и инстинктов – порядок действий на какое-то мгновение уступает место панике и непониманию, что тебе стоит делать, как поступить…
Но уже в следующее мгновение замешательство прошло, и она бросилась к догоревшему костру, схватила свою сумку – она давно приучила всегда носить с собой небольшой чемоданчик первой помощи – и стремглав кинулась к Любомиру. Только бы он был жив, только бы все обошлось… Было глупо умереть вот так – выстоять ночь в сражении с разъяренными недопокойниками, и скончаться на рассвете, когда опасность отступила, оставив их, вымотанных, наедине с усталостью и разгорающимся солнцем, когда все было позади…
Она рухнула на колени рядом с Любомиром, навалилась на него всем своим весом, с трудом, но все же смогла повернуть его на спину и бегло окинула взглядом его бессознательное тело. Сил на диагностические чары просто не было, поэтому приходилось действовать немагическими методами – ориентироваться лишь на первичный осмотр и внешние травмы – что еще она могла сделать для него в таких вот условиях, чародейка просто не представляла. Она не сможет дотащить его до крепости, из которой сбежала накануне вечером – у нее просто не хватит физических сил протащить его и пяти метров, какие бы усилия она ни приложила – Ника слишком хорошо могла оценить свои возможности. Поэтому оставалось лишь сделать все возможное в рамках первой помощи и привести его в чувства – быть может, тогда они смогут хоть как-то доползти до обители – оставаться дольше необходимого на этом берегу не было смысла – чародейка хорошо понимала, что ночью их вновь будет ждать встреча с толпой зомби, возжелавшими поживиться их беспомощными телами…
Пульс был, хоть и слабый, а вот раны… На первый взгляд, раны были ужасными – большая дыра в левом плече, продырявленная в нескольким местах правая рука, вспоротое запястье, многочисленные царапины, ссадины и ушибы – и Ника, до боли прикусив губу, выудила из сумки небольшой чемоданчик, придирчиво осмотрела его содержимое. Бинты, вата, перекись, спирт, обезболивающая настойка, кровевостанавливающее зелье, заживляющий раствор – он поможет, но лишь на небольших царапинах – стерильные салфетки, стерильный хирургический набор – она может зашить рану, пусть и тут, в совершенно антисанитарных условиях – думать о таких условностях было не ко времени…
– Мало… Черт! Черт! Черт!– прошипела едва слышно Вероника, вытаскивая перекись и вату…
Обработать раны перекисью, обезаразить спиртом, нанести заживляющий раствор на небольшие царапины и ссадины – кожа на них постепенно начинает затягиваться, оставляя после себя небольшой рубец, – вылить остатки на глубокие ранения – он должен помочь хоть как-то, пусть и не заживить целиком – протереть рану салфетками, вскрыть хирургический набор и, уняв предательскую дрожь в пальцах, хоть как-то зашить особенно глубокие раны…
Это помогало не расслабиться окончательно и не позволить себе самой упасть без чувств – нужно было в первую очередь позаботиться о Любомире, и может быть потом, когда он придет в себя, когда его жизнь будет в относительной безопасности… Она уже не понимала, сколько времени прошло, сколько она провела за привычной кропотливой работой, пытаясь спасти жизнь вархара. Полчаса, час, два? Любомир не приходил в себя, а она не спешила приводить его в чувство, решив для начала закончить, а уж потом… Руки были в крови, вокруг валялись окровавленные куски бинта и ваты, пустые бутылочки от всевозможных растворов и настоек, а тело Мирека покрывали многочисленные повязки и рубцы от только что заживленных царапин. Поможет ли это? Или все ее – их совместные усилия – были тщетными и конец придет сейчас, когда они в относительной безопасности?..
Очередной приступ усталости и какого-то бессилия – скорее понимания своей беспомощности, несмотря на годы обучения и практики – сковал чародейку, отчего стало вдруг тяжело дышать, руки вновь затряслись, и истерика, которую она так усиленно сдерживала последние несколько часов, взяла свое – сил и дальше сдерживать слезы просто не было, и Вероника дала волю эмоциям. Как никогда раньше, она сейчас чувствовала себя не взрослой самостоятельной женщиной, магом, целителем, призванным действовать холодно и рассудительно, не поддаваться чувствам, а маленькой девочкой, ребенком, не способным совладать с собой, не знающим, что делать. Как ребенок, она пыталась утереть не прекращающиеся слезы, но это не помогало и она сдалась окончательно, спрятала лицо в ладонях и, уткнувшись куда-то в грудь мужчины, принялась тихо сквозь рыдания приговаривать:
– Про-ости, Ми-ирек! Простиии…