Родственные связи
Отец – Ден Дрейк, полковник Медицинской службы Вооружённых сил Соединенного Королевства Великобритании (1915-1977), маггл
Мать – Юлиана Дрейк (1918), домохозяйка, маггл
Брат – Джейкоб Дрейк-старший (1938-1955), маггл
Брат – Джейкоб Дрейк-младший (1958), маггл

Краткая информация о персонаже

(февраль 1946г.) Янус родился в Британии, в графстве Кент, в крохотном городке Дувра Сануидже в семье потомственного военного медика, что в основном и определило дальнейшую судьбу мальчика. Не то, чтобы он сильно сопротивлялся, но свобода выбора это все же приятно, вы не находите, господа? К сожалению, в жизненном опыте отца таковое понятие напрочь отсутствовало, замененное понятиями "дисциплина" и "субординация". Кроме младшенького, вместо которого матушке пророчили девочку, в семье был еще старший сын Джейкоб.
(июль, 1951г.) Детство мальчишек прошло столь мирно и благостно, что толком и вспомнить нечего. Разве что чудом не разбитая витрина, в которую летел Янов мяч. Мяч, как ему и положено, свалился на пол в торговом зале, а вот стекло осталось нетронутым...
(октябрь, 1952г.) Или вот еще странное происшествие в доме полковника Дрейка, два с половиной часа простоявшем без электричества в тихую и ясную погоду, несмотря на попытки отца семейства вернуть цивилизацию в массы...
(март, 1954г.) Или еще куст сирени, распустившийся ко дню рождения миссис Дрейк, десятого марта, и шапка снега, лежащая на его ветвях, ничуть нарушителя не смутила...
(декабрь, 1954г.) И вообще эти Дрейки какие-то странные, стоит вспомнить пожар на Рождество — елка тогда сгорела дотла, а ковер даже не закоптился...
Как потом объяснили Янусу, все его выходки, для Сануиджа выглядевшие странными — не более чем спонтанное проявление магии на фоне сильных эмоций. К примеру, тот злосчастный мяч в эту витрину уже летал, и Ян хорошо знал, чем это кончается и повторения истории не желал — нет, отца он не боялся, но… Мистер Дрейк, человек старой закалки, искренне полагал, что “один удар в ухо заменяет три часа воспитательной беседы”, и его сыновья об этом прекрасно были осведомлены.
Все остальное напрямую зависело от желания будущего волшебника — и чем сильнее желание, тем скорее и ярче оно осуществлялось. Жаль, что Ян раньше об этом не подозревал...
А в целом, в маленьком сонном городке никогда — ну, за известным исключением... — ничего не происходило, из всех развлечений — сложная развилка на железнодорожных путях, куда бегали все мальчишки, не зависимо от мнения родителей по вопросу. Справедливости ради следует отметить, что мнения разнообразием не отличались.
(сентябрь 1955г.) Там же, на этой развилке, и кончилось детство Януса. Пожалуй, он даже точно знал когда: семнадцатого сентября одна тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, в шестнадцать часов одиннадцать минут пополудни.
Яну было девять. Джейкобу — семнадцать, уже совсем взрослый. До сих пор целитель часто думает о том, что если бы он тогда не наделал глупостей, Джей был бы жив. Увы, история не знает сослагательного наклонения...
Как всегда после школы, мальчик бежал не домой, а на облюбованную развилку. За девять лет городок надоел ему хуже горькой редьки, иногда — как вот сегодня, в очередной раз с утра пораньше наслушавшись отцовских планов на жизнь — он мечтал, как однажды уедет — туда, в большой мир. Для начала — в тот самый колледж, в котором учится Джей, а там как пойдет.
Странно, что в тот день он был один. Или просто в памяти так сохранилось? Но он не помнит никого, кто был бы рядом, когда...
Это было любимым развлечением — сунуть ногу в перекрестье стрелок и ждать, когда диспетчер на далекой станции примется переключать свои механизмы, чтобы поезд — уже показавшаяся на горизонте громадина — смог повернуть туда, куда ему нужно, а не вслед за предыдущим. И с гоготом и визгом высвободится за миг до того, как стальные клещи схватят лодыжку.
Ян не успел. Стрелка дрогнула, дернулась и сместилась, зажимая ногу, а далеко у горизонта раздался громкий гудок поезда. Мальчик понял уже, что попался, но испугаться не успел, только попытался высвободиться, чувствуя, как стальные полосы рельс крошат кость. И услышал крик Джейка.
Братец едва не кубарем скатился по осыпи, первым делом отвесил младшенькому солидную оплеуху, схватил за воротник — откуда только силы взялись — и рывком выдернул из капкана стрелок, отбросил в сторону. Сам отступить уже не успел. Целую вечность, один удар сердца, прежде чем потерять сознание — он упал спиной на рельсу, сломал четыре ребра, а лодыжка... — он видел лицо брата — бледное, яростное и... Кажется, Джейк все понял...
(декабрь 1956г.) В больнице Ян провел больше года. Не столько из-за травм — детские хрупкие кости легко ломаются, но и заживают легко и быстро, по крайней мере, так доктор Кассед объяснял матери, но Янус видел, что врач и сам очень удивлен, и слышал, как тот говорил чужому, незнакомому доктору, что ногу и не надеялся спасти и по-хорошему, его ждала ампутация, а вот поди ж ты, все срослось, только хромота осталась напоминанием — сколько из-за пережитого стресса, повлекшего за собой серьезные нарушения психики. Когда стало понятно, что ребенок не спит не из-за боли и даже не от страха, его забрали в психиатрическое отделение, как оказалось — очень вовремя. С ним приключилось что-то вроде нервной горячки, надолго отбившей всякое желание жить, но почему-то так и не отобравшей память. Тот день Ян запомнил на всю жизнь и во всех подробностях. Двадцать лет с того момента ничего не изменили — даже проклятые головные боли, несколько сменив характер и интенсивность, решили остаться с Яном навсегда. Что ж, это малая цена...
Домой Януса выставили перед самым Рождеством не столько ради него самого, сколько пожалев врача и сестер — единственным пациентом клиники был он, даже миссис Дрейк, узнавшая о смерти старшего сына, только плакала и пила валерьянку — дома. Отец, узрев чадо, схватился за ремень, едва не вернув мальчишку обратно в больничную палату, благо мать подоспела вовремя. Нет, на отца Ян не обижался, понимал, что тот поступил правильно, другой вопрос, что легче от этого не стало.
Ранним утром в сочельник, задолго до рассвета, Ян сбежал на кладбище — на могиле Джея он так и не был ни разу, родители не пускали, а он не хотел спорить, за каким-то демоном превратившись в идеального ребенка, хоть и утверждал доктор Кассед, что это — также симптом психологического нарушения. Болезнь? Пускай, если им так будет легче. Яну не трудно быть послушным и правильным, другой вопрос, что этим уже никого не вернуть и ничего не исправить.
Небольшой серый камень, плоский, полукруглый, чуть выпуклые черные цифры «1938-1955», больно резанувшие по сердцу и буквы, складывающиеся в слова: «Джейкоб Дрейк. Он не здесь, а в сердцах тех, кто помнит его».
— Я помню, — сквозь слезы прошептал Янус, погладив шершавый камень. — Прости меня, пожалуйста.
Никто не отозвался, только ветер, как ему и положено по зиме, свистнул в кронах старых акаций...
Искать его то ли не стали, то ли просто не догадались, где конкретно, и домой он пришел уже поздно вечером, почему-то совершенно не продрогший, хотя посреди зимы погода особым комфортом не баловала. На арке калитки сидела сова. Самая натуральная сова, как на картинке — большая, светлая, с круглой головой и огромными глазами. Красивая. Ничего не заподозривший мальчик подошел ближе, надеясь рассмотреть этакое чудо, а по возможности еще и погладить. Сова пошевелилась, вспорхнула и улетела. А в руки Яну упал старинного вида конверт с сургучной печатью.
А в доме ждала гостья.
(август, 1957г.) Скандалы в семье продолжались все лето, хотя гостья, представившаяся мисс Лионелла Картрайт, Яново согласие получила без труда — он вдруг понял, что оставаться и дальше в этом доме и в этом городе не сможет. Она же рассказала Янусу и его родителям, что Школа чародейства и волшебства «Хогвартс» никакая не «секта», а, говоря понятным языком, престижное учебное заведение. И отвезла Яна в Лондон, в Косой переулок, где мальчику предстояло выбрать "школьные принадлежности".
С поездкой возникли сложности. Ехать предстояло на поезде. 11-летний Янус, уже тогда кротостью и мягкостью характера напоминающий чугунный утюг, честно сказал, что это невозможно и убрался в свою комнату, откуда его попытались выкурить, однако сходу не преуспели. Мисс Лионелле развлечение быстро надоело, в комнату она переместилась загадочным образом — Ян тогда не знал, что это называется "трансгрессия" — и нежно взяла неслуха за ухо. Привычный к таким методам воспитания Ян сказал, что все равно никуда не поедет, разве что пешком пойдет.
Как они в результате оказались в Лондоне, он не помнит. Помнит, что в открытую гостьей дверь вошел отец, резко запахло какой-то химией, а дальше... Дальше было легко и спокойно. И стук колес.
(сентябрь, 1957г.) Почти тем же самым способом Януса доставили и в Хогвартс, с той лишь только разницей, что на этот раз он пил что-то искристо-зеленое из хрустального флакона почти добровольно — и от него, в отличие от папенькиной отравы, голова не болела и пробелов в реальности не приключалось...
Ровно так начинался для Яна каждый год, и так же заканчивался, да и сейчас любая поездка начинается именно так, только теперь он прекрасно знает, чем раз за разом норовит отравиться, более того — сам его и варит. Легче от этого не становится.
Янус попал на факультет Рейвенкло и пожалуй, не слишком расстроился бы, если бы мог на последующие семь лет остаться в гостиной факультета — и бог с ними, с каникулами. Увы, в летний период школа на учеников рассчитана не была. Школа Яну нравилась. Он искренне полагал себя взрослым и ни в какого Санту уже не верил — то есть, верил, конечно, в одиннадцать-то лет, только это секрет! — а тут вдруг… Он — волшебник?! Настоящий?! И магия, волшебство — тоже не сказка?! И… И преподаватели вызывали ничуть не меньший восторг, сдобренный старательно вбитым батюшкой уважением к старшим, так что мальчик радостно окопался в учебниках и самообразовавшихся — перья! как в истории про трех мушкетеров! — конспектах и с удовольствием взялся за гранит науки. Гранит насмешливо фыркнул и развернулся к вновьобретенному последователю тылом, но упрямый Ян не умел отступать.
Вместе с ним в спальне помещалось еще четверо таких же мальчишек, с которыми Янус, в общем-то с недоверием относившийся к незнакомым людям, волей-неволей вынужден был поддерживать отношения. Дружбы не получилось, но некое вынужденное товарищество к концу первого семестра образовалось, тем более, что на первые же Рождественские каникулы на факультете остался не только он, но и еще несколько человек — в том числе и его собственный сосед, Николас Ленниган, приятельство с которым, как это водится у мальчишек, случилось на фоне первой драки. Вот только...
Не то, чтобы Ян настолько уж отличался прозорливостью или так уж стремился предсказывать будущее, но за границей его интересов происходило что-то, что так или иначе заставляло на себя реагировать. Это что-то, что Янус не умел еще понимать, провоцировало напряжение, косые взгляды, брошенные в сердцах фразы, слова, процеженные сквозь зубы. Нет, нельзя сказать, чтобы это касалось только или лично его — скорее, некой группы лиц, к которой он так или иначе был причастен. Он чувствовал, как постепенно меняется отношение окружающих — в частности, слизеринцев — с нейтрально-равнодушного на почти что враждебное, словно его — и таких как он — здесь быть не должно, а их в результате появление — не более чем досадная ошибка, кою следует исправить, а все результаты и “лабораторное оборудование” уничтожить. Чувствовать себя “ошибкой и оборудованием” было мягко говоря странно...
Это напряжение раздражало неуемное Яново любопытство, вместе с тем заставляя и без того не слишком дружелюбного парня держаться в стороне от излучающих неизвестный вид энергии компаний и странных разговоров на неизменную тему “чистоты крови”, звучащей почти оскорблением, “режима строжайшей секретности” и вовсе уж сюрреалистического “магия — для магов!”. Разговоры эти, хоть и явно неодобряемые преподавательским составом, изрядно отравляли Янусу жизнь — чувствовать себя выродком он не привык — заставляя больше времени уделять учебе, практике и библиотеке.
(июнь 1964 г.) Семь лет спустя Янус с отличием окончил Школу чародейства и волшебства «Хогвартс» и с облегчением убрался из так и не ставшей альмой mater. Нет, и школа и сама по себе учеба Яну нравились, он с удовольствием занимался, много читал, курсе на третьем даже увлекся зельеварением, хотя раньше за собой подобных устремлений не замечал, просто...
В последний раз прибыв на платформу 9 и ¾, Янус выбрался из закоулков магического Лондона, отпился чаем в первой подвернувшейся забегаловке маггловского происхождения и, дождавшись, пока перестанут трястись руки и заходиться от запоздалого ужаса сердце, клятвенно себе пообещал "больше с этой жутью не связываться, что-то другое придумать". И направился домой, благо батюшка, прекрасно знающий и характер отпрыска и его, мягко говоря, нервное отношение к некоторым видам общественного транспорта, обещал за ним приехать.
(сентябрь, 1964 г.) Как оказалось, стремление родителя поскорее узреть сына и наследника ничего общего с заботой о душевном равновесии последнего не имело. Едва выбравшись из Лондонских улочек на шоссе, полковник Дрейк завел "серьезный мужской разговор", суть которого сводилась к одному — магия — это, конечно, хорошо, полезно и все такое, но "как ты жить-то теперь собираешься?!" Этот вопрос Януса тоже интересовал. Однако, стоило заикнуться на тему возможности работы в магическом сообществе, отец встал на дыбы, бросил руль, едва не решив радикально все вопросы грядущей жизни, и заявил, что по Яну ремень плачет, и чтобы не смел морочить голову, а немедленно отправлялся учиться "нормальной человеческой профессии, а эти детские глупости забудь, подуууумаешь, магия! А по заднице?!". Следует отметить, что в исполнении отца это был излюбленный аргумент уже лет пятнадцать, и возраст воспитуемого тут вовсе ничего не решал. Янус клятвенно пообещал "решить этот вопрос"
(август, 1965г.) И уже в конце следующего лета сошел с трапа самолета в далекой неизвестной Москве, столице страны "дикарей и белых медведей", решив, что чем дальше от родного дома, тем лучше — и в смысле образования, и в смысле "душевного равновесия". Родителей Ян по традиции любил издалека — чем дальше, тем крепче. Тем более, что Джейкобу-младшему едва исполнилось семь, и материно внимание было всецело адресовано ему, в связи с чем батюшка вспомнил, что "детей надо воспитывать", и отчего-то взялся за девятнадцатилетнего Яна. Ян инициативы не оценил.
(октябрь, 1966г.) На втором курсе Ян, к этому моменту доучивший русский язык до категории “не слишком тупого пользователя”, в связи с чем научившийся обращать внимание не только на вопросы преподавателей, но и на реплики сокурсников, заметил некий настороженный интерес к своей персоне Пашки Ландышева, “хулигана, пройдохи и неподходящего знакомства”. Павел Яну, привыкшему ни с того ни с сего на пустом месте восхищаться людьми — зачастую вовсе к тому непригодными и малознакомыми для столь неожиданных чувств — импонировал, но не настолько же, чтобы...
Ландышев изловил задумавшегося волшебника в темном коридоре институтского общежития и, ласково прижав к стене в тихом закутке, вежливо поинтересовался...
Тут-то  Янус и вспомнил, что таки да, в России тоже есть школа волшебства, только не понял, какое это отношение имеет к нему самому, а Павел пожал плечами в том смысле что “рыбак рыбака, как говорится”. Про рыбака Янус тоже ничего не понял, но, решив, что хуже уже не будет, подтвердил подозрения Павла. На том и сошлись.
(май, 1969г.) Все тот же Ландышев, даром что “пройдоха и неподходящее знакомство” решил — вместо Яна, что характерно — что “маггловский ВУЗ это, конечно, здорово и все такое, но как-то однобоко, ты не находишь?” Янус находил, понимая, что для просто работы и просто маггла этого хватит, но не перечеркивать же предыдущие семь лет собственной жизни. Он намеревался, вернувшись в Англию, поискать что-то подходящее под определение профессиональной подготовки, но — тут Павел прав — решил не откладывать дело в долгий ящик, в компании все того же Павла и Эдика Абельмана направился на и здесь существующие курсы по колдомедицине и целительству, отнявшие у развеселой компании без малого пять лет, но того несомненно стоившие.
(июль, 1973г.) Спустя почти девять лет "молодой перспективный специалист" вернулся в Британию с дипломом 2-го Московского государственного медицинского института имени Николая Ивановича Пирогова. Диплом, "красный", как водится, все же учиться Яну и правда нравилось, никого особенно не интересовал, и Янус, твердо решивший в родной Сануидж больше ни ногой, первым делом подтвердил диплом и квалификацию в Британской национальной клинике нервных болезней «National Hospital for Nervous Diseases), на базе которой, кроме всего прочего был и соответствующий Центр подготовки и переподготовки.
(март, 1974г.) И пошел работать на скорую помощь в звании фельдшера. С его точки зрения, качество и престиж работы никакого решающего значения не имели, в помощи нуждаются все, а в своих знаниях и умениях доктор Дрейк был уверен. "Скорая" в этом смысле его полностью устраивала.
Может потому, что за проведенные вне Родины годы Янус пропустил что-то важное, может, потому, что между ними с Павлом и веселым Эдиком, полного имени которого англичанин так и не знал, ни разу не встал на зубах навязший вопрос о “чистоте крови”, может по какой другой причине, но отношение магического сообщества Британии к магглорожденным волшебникам Ян успешно забыл и, наново столкнувшись, несколько растерялся. За прошедшее время он привык к собственному, пускай и не высокому, статусу “подающего надежды специалиста”, а тут... Снова оказался меж двух огней: даже собственные родители полагали его выродком и едва не мутантом, а волшебный Лондон зло сомневался в возможности его существования, а также — заодно — в возможности “это” хоть чему-то научить. На этот счет Януса просветил давний приятель Николас, не слишком “чистокровный” волшебник, с которым учились вместе, а сейчас встретились совершенно случайно, когда Янус за каким-то надом забрел в Косой переулок, и в одной из лавок обнаружил за прилавком Ника. Плюнув на лично ему никак не понятные идеологические закидоны, Ян понятливо убрался обратно в Лондон маггловский, обыкновенный, к своей родной “Скорой” и пациентам, которым было решительно наплевать на “чистоту крови” доктора, а слово “волшебник” означало просто человека, который сумел помочь...
(декабрь 1974г.) Рождество Янус не любил с нежного одиннадцатилетнего возраста. Не любил в смысле как семейных посиделок с бестолковыми подарками так и Лондонских шумных вечеринок и резко возраставшим в связи с этим количеством вызовов. Обе нелюбви вступали между собой в решительное противоречие, пришлось выбирать. Скрипя зубами, Ян "выбрал" дежурство — тем более, что за него еще и заплатить грозились как за сверхурочное — о чем радостно информировал родственников в телеграмме. Скандала не воспоследовало — батюшка особенности работы хорошо знал, матушка, прожившая с ним почти сорок лет, тоже, а брат с ним и знаком-то толком не был, какие уж тут обиды.
Джейкоба-младшего Ян избегал вполне сознательно, не простив себе смерти старшего, а родителям — такой недолгой о нем скорби, хотя и понимал прекрасно, что "жизнь продолжается, несмотря ни на что. Она, зараза такая, всегда продолжается, что бы ни случилось. Какие бы ни произошли события, радостные, трагические, кошмарные, всё заканчивается а жизнь продолжается. Плавная, могучая и неповоротливая река бытия не останавливается даже в великие моменты, потрясающие всё человечество", чего уж говорить про тонкую душевную организацию одного отдельно взятого фельдшера лондонской скорой помощи со всеми его устремлениями, мечтами, потерями, глупыми обидами неизвестно на что...
Доктор при Янусе был, конечно. Куда ж без него, в Рождественскую-то ночь. О молодом фельдшере знали, что ошибается он крайне редко, и за действия и решения свои всегда отвечает, но... не доверяли. Мало ли, за каким конкретно чертом его понесло в страну Советов, чему его там научили в идеологическом смысле... Потому присматривали. К тому же... Рождество... Особая ночь... Кому праздник, а у кого и приемные покои переполнены то пьяными до отравления, то обмороженными, то обожженными, а в редких случаях — с острым приступом панкреатита.
Доктор мирно дремал на пациентской койке в паузу между вызовами, и жизнь младшему коллеге не отравлял, когда на диспетчерский пульт поступил вызов. Срочный. И нет, других свободных машин нет, ты на дежурство напросился? Вот и отрабатывай теперь, сидел бы себе дома в обнимку с индейкой, горя бы не знал... Да там непонятное что-то, не то ДТП, не то убийство, не то и вовсе суицид, они какие изобретательные, ты не поверишь! Давай, поднимай своего напарника, езжайте!
Янус с глубоко затаенным чувством удовлетворения легонько попинал “напарника” и тот, не переставая ворчать что-то об отдельных безответственных личностях, не дающих честному труженику отдохнуть в такую ночь, заказ на "ДТП-убийство-суицид" со вздохом принял, ну и Яна за собой потащил, куда ему деваться-то?
Переулок. Из не слишком благополучных, но и не совсем уж криминальная "малина", просто тихий уютный для определенных целей тупичок, где припозднившемуся прохожему без лишних сантиментов дадут по голове и уволокут кошелек-колечки-сережки, но до откровенного смертоубийства вряд ли опустятся. Толпа зевак в узком горле переулка, визгливые взвинченные голоса. Едва освещенное светом единственного фонаря тело без внешних признаков жизни у грязной стены. Лужа крови, правая рука в лохмотьях разодранного рукава, с правой же ноги гладенько, словно хирургическим скальпелем, срезана широкая полоса кожи от бедра до самой лодыжки, высокий лаковый сапожок лишился каблука и части голенища. Девица в обмороке, само собой, и никого постороннего, за исключением толпы под ногами. Вот только...
— Так, ну-ка, брысь все отсюда! — повышая голос, распорядился товарищ фельдшер, оглядываясь на врача. При всех сложностях их взаимоотношений тот дураком не был, и что теперь с ним — и с водителем заодно — делать младший коллега не представлял. — Чего уставились, барышни в карнавальном костюме никогда не видели? Пропустите!
Вот только одета она, так... знакомо. Черная теплая мантия с гербом, хоть и сильно порванная с правой стороны, а все одно узнаваемая, шарф классического грифиндорского окраса, тонкая длинная "указка" в пальцах.
И что с ней такой делать?
Ян сноровисто распаковал чемоданчик с лекарствами, продолжая размышлять,  как объяснить  дорогому напарнику, подробности жизни, так сказать, альтернативного Лондона? И подал шприц с обезболивающим — обыкновенным, аптечным, авось не отравится — приготовившись грузить пострадавшую на носилки.
И да, это нарушение, так нельзя и все такое прочее, но, а куда деваться? Воспользовавшись тем, что занятый дорогой водитель не слишком обращает внимание на перебранки медперсонала, целитель — сейчас уже целитель, девочка не виновата, что у “ошибки Мерлина” не сложились отношения с магическим сообществом — добыл из собственного суверенного саквояжа палочку, с которой так и не нашел в себе сил расстаться, строго велел напарнику “молчать и не лезть куда не просят”, чувствуя себя собственным батюшкой.
Ладно. Это все лирика. Надо работать.
Память случайным свидетелям неучтенного колдовства он честно почистил...
(январь, 1975г.) Объяснять странный случай и таинственное исчезновение пациентки не пришлось. Папенька спонтанно спасенной девицы нашел спасателя через несколько дней, когда начальник еще только думал, как бы сформулировать свои претензии к работнику. Тогда-то Ян и понял, как ужасно иметь в "должниках" таких влиятельных волшебников, как господин ответственный за конкурсный подбор сотрудников на должность в больнице Святого Мунго.
(февраль, 1975г.) Янус позволил себе почти три недели размышлений. Жить снова на два дома он не хотел, отношение т о г о общества к себе и себе подобным хорошо помнил и наступать на одни и те же грабли желанием не горел, но... А, демоны с ним со всем! Это работа, просто его работа, так какая разница, где и как, лишь бы не хоронить наново, смертей в непосредственной близости от себя он не любил. Ну и ладно, демоны с вами, а батюшка без этой информации вполне переживет.
(март, 1975г.) Через почти полтора месяца с момента чрезвычайного происшествия Янус пришел на работу в больницу святого Мунго в должности ассистента целителя. И неожиданно для самого себя прижился. Он честно игнорировал войну, в полудетской уверенности, что, если он закрыл глаза и не видит чего-то неприятного, оно от этого волшебным образом перестает существовать, и был вполне счастлив в своем неведении. До первого дежурства. До первых раненых. До... До той, первой, женщины, которой, отводя взгляд, сказал... Впрочем, слушать его она не стала, поняла раньше. И неловко, некрасиво упала в обморок.
(июль, 1975г.) Через без малого полгода гордый вновь обретенным званием целитель провожал внезапно приключившуюся с ним если еще и не "любовь", то уж всяко влюбленность, счастливую обладательницу  выпускного диплома, обратно во Францию. Конечно, они обещали друг другу ждать – одна приезда, другой – возвращения. Конечно, они клялись помнить, конечно, загадывали писать и звонить друг другу, думать и помнить и Яну очень хотелось верить, что это не просто слова.
Нервный целитель, который никогда и ни за какие коврижки не шел на контакт первым, терпеть не мог телефоны и искренне полагал, что не умеет писать письма, выдержал ровно две недели. И засел за пространное письмо на надцати листах, весь смысл которого сводился к следующему: "я скучаю, мое сердце". Он и правда скучал, хотя... Что у них было? Кусочек зимы? Пара встреч, несколько почти что случайных взглядов, прикосновений, улыбок? Та удивительная летняя ночь на двоих, щедро приправленная матерными комментариями джарви где-то в чаще? И... Все. А все ж... Соскучился. Понял, что этого фонтана эмоций, детской искренности, открытости и радости по любому поводу ему... не хватает.
Ответ пришел быстро и следующие несколько лет он, кажется, только тем и занимался, что если не писал ей, то звонил или ждал ответа и обоих это, кажется, вполне устраивало.
А события в стране набирали обороты, заставляя даже принципиально равнодушного целителя на себя реагировать. Война – с недавних пор уже официальная, объявленная – перестала существовать сама по себе. Стала частью не только и не столько работы, частью жизни, хотя Янус со свойственным ему эгоизмом продолжал полагать, что обе стороны существуют исключительно чтобы добавлять ему работы, а значит, нечего в это вмешиваться и им в этом процессе помогать. Гораздо больше его волновало количество тех, кому регулярно – с каждым разом все больше – требовалась профессиональная помощь.
(январь, 1976г.) Именно потому, получив предложение поработать наставником на вновьоткрытых при больнице курсах первой помощи, Ян с энтузиазмом согласился. Среди тех, кто курсы таковые закончит, можно будет поискать младший вспомогательный медицинский персонал, который несколько разгрузил бы персонал основной, впрочем, это уже не его дело. Работы Яну добавилось, что радикальным образом сказалось на количестве писем и звонков, но в целом ничего не изменилось.
(апрель, 1977г.) О том, то отец болен, Яну сообщила мать. Миссис Дрейк, постаревшая за несколько недель, встретила старшего сына  у двери отцовской палаты и заплакала, насмерть перепугав отпрыска – Ян никогда не видел, чтобы она плакала.
Рак легких. Метастазы везде, куда смогли дотянуться. Четвертая стадия. Словом, готовьтесь и наши соболезнования.
Ян, сгоряча прокляв все на свете, и едва остановившись, чтобы к списку "всего" не причислить родного батюшку, бросился в Мунго, но там тоже мало чем могли помочь, разве что посочувствовать. Этого добра целителю и без собственных коллег вполне хватало.
(октябрь, 1977г.) Хоронили полковника Дрейка на кладбище родного Сануиджа. Ян предложил матери продать дом и перебраться в столицу – метаться между собственной практикой и провинцией он не хотел, но всерьез полагал, что придется – но миссис Дрейк решительно отказалась, мотивируя тем, что "все будет хорошо". Аргумент, с точки зрения Яна, сомнительный, но спорить он не стал, ограничившись генеральным внушением хиппирствующему младшенькому на тему "большой брат следит за тобой". Не сказать, чтоб Джейкоб особенно впечатлился, оставалось надеяться, что слишком отравлять матери жизнь он не станет, тем более, что младшенький учился в колледже – где именно, Ян не знал – и домой наезжал только на каникулы.
(апрель, 1978г.) Сара позвонила рано утром, и в сбивчивом торопливом потоке слов Янус уловил только два факта: что-то случилось с ее семьей здесь, в Лондоне, и она приезжает нынче вечером. Целитель рад был видеть девушку, вот только события не располагали...
(май, 1978г.) До самого конца сложной семейной истории Сара, отпустить которую от себя - пусть даже и к родителям - было выше его сил, оставалась в квартире Яна, выселив целителя в рабочий кабинет. Коварные - но к сожалению, весьма расплывчатые - планы, которые Ян вынашивал еще с того самого вечера на выпускном балу в Хогвардсе, потихоньку обрели четкость и известную долю прозрачности, и волшебник, подумав, пригласил девушку в Сануидж, где по прежнему пребывала матушка, но в данный текущий момент не было брата.
(июнь, 1978г.) Через неделю, вернувшись в Лондон, Ян не без намека забрел в ювелирный магазин и, ради такого дела изменив вновьобразовавшейся традиции домашних ужинов, зазвал Сару в ту самую розово-уютную кондитерскую, где они впервык пили чай и где кроме искомого чая подавали недурное шампанское и какие-то невероятные кремовые сладости.
Ронять кольцо в ее бокал Янус не стал. Но на колено проворно опустился и протянул девушке темно-синюю бархатную коробочку, в которой, но кремовой подушке самодовольно поблескивал мелким камешками широкий ободок кольца, задав тот самый вопрос…
***
Краткая характеристика Януса, данная ему собственным батюшкой, звучит следующим образом: "Упрямый трудоголик, лечить пора". Лечению Ян старательно не поддается, пребывая в полной уверенности, что живет и действует относительно правильно – по крайней мере, пока выживших после его вмешательства больше, нежели покойников, а их — выживших — всяко больше.
Янус действительно очень упрям, резок в суждениях, часто бывает вспыльчивым и нетерпимым, не прощает ошибок – себе в первую очередь. Он не просто требователен – в основном он требователен к с е б е, искренне полагая, что как там на счет всех остальных, неизвестно, а его задача – лечить. А лучше всего, исцелять.
Основной целью в жизни Ян полагает работу. Нет, он не честолюбив в прямом смысле этого слова, и не слишком амбициозен, он просто работает без всяких романтических бредней относительно "благородной профессии врача". Он хорошо понимает все сложности своей работы, ее секреты и "подводные камни" и раз в полгода под настроение грозиться "уволиться к известной матери!", но пока еще ни разу не уволился.
К карьере ради самой карьеры Янус совершенно искренне равнодушен, просто знает, что если работать как одержимому — иногда ему кажется, что это она и есть, одержимость — практиковать не от случая к случаю, а постоянно, и также постоянно учиться — веди ни магия ни медицина не стоят на месте, то, что еще вчера казалось невозможным, завтра сойдет за рядовой случай — вот тогда и будет все, что нужно и даже немножко больше, а главное, будут спасенные жизни и может быть однажды этим жизням плевать будет на происхождение целителя.
В целом, если его не раздражать намеренно, он спокойный и довольно неторопливый, все, что не касается медицины, вызывает в нем лишь вялый интерес, который быстро проходит, если объект интереса не мелькает постоянно перед глазами.
"В быту" Янус одиночка, друзей, за исключением русского волшебника Павла Ландышева, с которым он познакомился в институте и так до сих пор и поддерживает отношения, насколько это возможно на расстоянии, у него не много, особенно таких, кого он пустил бы в свою жизнь.
Он не любит быть зависимым, даже если вопрос касается всего только субординации в работе, не любит попыток давить на себя, особенно если с его точки зрения давить, кроме авторитета, в общем-то и нечем, не любит навязанных решений и точек зрения, от этого злится и норовит высказаться агрессивно, без всяких скидок на личности. Все свои решения он всегда принимает сам и, по привычке, очень быстро. Всегда смиренно выслушивая советы и указания он, тем не менее, делает по-своему, прекрасно сознавая последствия своих выходок и степень ответственности, он никогда не пытается избегать последнего, но и не предпринимает никаких шагов для минимизации первого.
Янус легко восхищается людьми, независимо от того, волшебники они или кто, и так же легко забывает о восхищении, не любит впустую растраченного времени, однако легко идет навстречу "просьбам и предложениям", потому ненадолго оторвать его от очередного мозгодробительного медицинского трактата не трудно, правда он довольно быстро к нему возвращается и в компании от Яна толку нет – он легко поддерживает разговор ничего не значащими вопросами и простенькими шуточками, но сам беседу никогда не начинает и инициативы в смысле дальнейшего времяпрепровождения не проявляет.
В целом Ян строгий, холодный и сдержанный, не слишком внимательный сын и друг, довольно обхективный и "понятный" наставник, слишком требовательный руководитель, пребывающий в святой уверенности, что без его непосредственного участия больного непременно уморят.

Артефакты
перстень – анализатор ядов, защитный кулон с заклинанием “Протего”, создающим волшебный невидимый щит между нападающим и защищающимся. Артефакт способен отразить три-четыре атаки – если маг не слишком силен или изначально не планировалось ничего смертельного – после чего требует зарядки в течение как минимум пяти часов. Находясь в непосредственном контакте с кожей владельца, артефакт работает без перебоев, однако пребывает в спящем режиме, на выход из которого требуется около десяти секунд. Активация происходит автоматически.

Имущество
Квартира в Хиллингтоне, счет в Гринготтсе – не слишком внушительный, но довольно оптимистичный, несколько фамильных – аж в двух поколениях – золотых побрякушек, библиотека профессиональной литературы – как маггловской, так и магической.

Умения и способности
Магические
Основные навыки магического мастерства касаются колдомедицины, зельеварения и в определенной степени заклинаний – в основном ментального направления магии. Трансгрессию он, как и большинство студентов, изучил на шестом курсе, и, хоть и не нравится ему это дело, однако же пользоваться умеет, когда ему надо. Впрочем, ходить пешком Ян любит, так что "надо" ему не так уж часто.

Немагические
Ян неплохо рисует, хотя обычно времени на эти глупости у него нет, и под настроение мурлычет привязавшиеся песенки - у него хороший слух, и, если верить необъективным критикам, "интересный" голос, хотя профессионально вопросом он никогда не занимался, нигде не учился, и в художественной самодеятельности замечен не был. Отличается страстью к иностранным языкам, хотя пока в активе у него только русский - в совершенстве и французский на уровне "тупого пользователя". Хорошо готовит, расценивая это как акт терапии – возня на кухне успокаивает и возвращает утраченное душевное равновесие, правда, для этого требуется не банальный бутерброд с сосиской, а что-то более сложное, трудоемкое, многокомпонентное, успешно отнимающее все свободное время. Впрочем, результат обычно того стоит. Курсе на третьем парень неожиданно увлекся зельеварением, да и в маггловском медицинском у него был схожий предмет в рамках курса "классические и нетрадиционные методы лечения", только без магии, само собой, так что этому процессу он тоже с удовольствием уделяет время, разведя на тесном балкончике помесь клумбы с грядкой. Возиться с растениями Ян не слишком любит, но тут уж деваться некуда. А в целом, не зависимо от батюшкиного мнения по вопросу, Янус выбрал профессию вполне сознательно и с полным пониманием того, что эта именно работа не позволяет своему адепту не учиться, так что большую часть времени он проводит либо за соответствующей литературой, либо на семинарах, конференциях и прочих симпозиумах, и это не считая собственно работы по прямому назначению. Какие уж тут хобби...

Дополнительно:
Тот, давний факт биографии внес существенные коррективы во всю дальнейшую жизнь Януса. Поездов он по прежнему боится панически, при всяком удобном случае норовит не связываться и вообще держаться подальше. Со временем этот страх не только не поутих, но и нашел успешное распространение: Ян в целом опасается транспортного движения и по возможности читает родственникам и прочим близким пространные лекции на тему "лучше пешком или вот трансгрессией, всяко безопасней"

Связь с вами https://vk.com/id363720378

Как вы о нас узнали? знал