[nick]Алена Севостьянова[/nick][status]нужно сочетать в себе крайности...[/status][icon]http://sd.uploads.ru/SXpMD.jpg[/icon][sign]Я в бегстве живу неустанном,
В ненасытной тревоге живу...[/sign]Алена любила свою работу. Давным-давно, когда еще юная Севостьянова, выбирая будущую профессию, решила пойти по стопам отчима – на тот момент полковника полиции – она прослушала многочасовую лекцию мамы на тему «Не женское это дело по улицам бегать да преступников ловить!», но от идеи своей все же не отказалась и ни разу за все эти годы не пожалела о своем выборе, разве что лет семь назад, когда вынуждена была отправить за решетку Руслана. Но даже тот злосчастный случай не убавил ее любви что к работе, что к профессии в целом, несмотря на всю ее специфику, подходящую далеко не каждому самому закоренелому трудоголику, несмотря на бесконечные вечера – а то и ночи – проводимые ее командой в душном кабинете, в лаборатории или в попытке выследить очередного преступника, несмотря на бесчисленные операции по поимке «особо опасных» преступников, даже несмотря на вот такие вылазки почти в ночь в чужие города и на разбирательства с местными полицейскими, мнящими себя «большими» начальниками. Впрочем, к чести конкретно этого начальника, он из себя ничего не строил и, казалось, вел себя совершенно естественно, не стараясь лишь формально доказать новоприбывшей в его края «тяжелой артиллерии» свою профессиональную способность разобраться с возникшей на его участке проблеме. И уже одно это примиряло Алену с необходимостью объясниться перед капитаном Полянским.
– Капитан, я Вам честно скажу – в данную минуту у меня нет ни сил, ни желания что-либо полагать ни о Вашем отделе, ни о том, что именно Вас беспокоит. Впрочем, я вас очень хорошо понимаю – это дело с учетом нашей свидетельницы уже сегодня станет достоянием общественности, – Алена бросила задумчивый взгляд на образовавшуюся у одной из полицейских машин композицию под названием «Дама с собачкой», и, поджав губы, покачала головой – да, капитан прав, молчать эта дамочка точно не будет – это, возможно, самое яркое событие, случившееся с ней за последние годы, а то и за всю жизнь, и подобное происшествие уже через пять минут по возвращении свидетельницы домой непременно станет достоянием всех родственников и знакомых женщины. Избежать этого, к большому сожалению Севостьяновой им точно не удастся, а ведь она так тщательно пыталась скрыть факты всех произошедших убийств что от чрезмерно любопытных коллег, что, особенно, от журналистов, теперь же… – Меня это, к слову, тоже совершенно не устраивает, капитан, но волнует меня сейчас совсем другое… – спокойно заключила Севостьянова, переключив свое внимание на лежащий на земле труп.
Высвечивая ноги мужчины фонарем капитана – она давно обещала купить себе нормальный фонарь, так необходимый в ее профессии, но, как говорится, руки все не доходили, и женщина продолжала использовать незамысловатый осветительный прибор Германа, когда друг, конечно, не забывал его, как, например, в этот прекрасный вечер, – Севостьянова коснулась перемазанной в грязи ткани брюк, отмечая про себя, что грязь эта давно засохла, делая тонкую ткань под пальцами в некоторых местах довольно твердой. Значит, жертва-таки пробиралась по лесу, возможно, даже через болота. Алена поднялась на ноги, оглянулась на раскинувшийся позади них лесопарк, кивнула собственным мыслям, быстро нарисовавшим ей возможную картину событий и опять опустилась, склонившись над трупом.
Полянский тем временем присоединился к ней – опустился рядом на колени, пренебрегши недовольство эксперта – Алена не могла понять, что происходит между этими двумя, но напряжение, сквозившее между Полянским и Острецовым явно ощущалось, и приводило майора в искреннее недоумение – у нее самой с Валентином Игнатьевичем всегда были теплые отношения, ни разу не переходящие грань недовольства и непонимания – и принялся рассматривать тело.
– Валентин Игнатьевич, еще какие-то повреждения, раны на теле Вы обнаружили? – поинтересовалась Алена, желая подтвердить свои догадки, и Острецов не без помощи того же капитана показал ей гематомы на спине и пулевое ранение чуть выше лодыжки мужчины. – Да, все верно, ничего нового – несколько отметин от травмата и огнестрел по ногам… Все как всегда… – пробормотала в пространство Алена, обращаясь скорее к самой себе, нежели к эксперту или капитану, и, вернув Полянскому его фонарь, поднялась на ноги, отстраненно проговорив Острецову: – Спасибо, Валентин Игнатьевич, Вы нам очень помогли…
Она отступила от трупа, сделала несколько шагов по направлению к лесопарку и, задумчиво уставившись куда-то в темноту леса, пробормотала, попутно стягивая с руки перчатку:
– Дело ясное, что дело темное…
И это, пожалуй, было единственное, что Алена всем сердцем ненавидела в своей работе – чувство собственного бессилия. Да, она не любила чувствовать, что дело медленно, но уверенно заходит в совершеннейший тупик, когда убийства происходят одно за одним, а ты, хоть и видя картину, не можешь ни предотвратить появления нового трупа, ни толком разобраться, что за чертовщина творится вокруг.
Она ехала в Одинцово с искренней надеждой, что этот труп прольет хоть какой-то свет на общую картину, что он как-то выбьется из нее, даст хоть какую-то зацепку, а пока что единственное, чем отличался убитый от других, было благосостояние жертвы до этой злосчастной встречи с его убийцей – мужчина явно был благополучнее предыдущих жертв, был куда богаче одет, выглядел, даже несмотря на грязь, ссадины и изодранный костюм, намного ухоженнее, и это, казалось, еще больше спутывало карты.
В остальном же картина была знакомой до оскомины – решающая смертельная пуля в сердце, будто стреляли в упор; аккуратная хирургическая отметина на ухе – из отчетов экспертов было понятно, что у жертв посмертно срезали сережку; на спине у всех до одного были следы от травмата, а на теле то тут, то там – по большей части все же на ногах, будто убийца – или убийцы – старался помешать своим жертва убежать – наблюдались огнестрельные раны, не смертельные, но доставлявшие жертвам значительные неудобства, боль и явно замедлявшие их движения…
Из череды мыслей, прокручивания в голове отчетов экспертов и картин мест преступлений, Алену вырвал чужой голос за плечом – усталый, равнодушный, чуть хриплый от курева голос:
– Это же далеко не первый такой покойник, так? Иначе с какого перепугу группу из управления принесло в нашу глушь, да еще так оперативно? Я не собираюсь делить с вами лавры или полномочия, майор, но... – он замолчал, снова, как нарочно, прикуривая свежую сигарету и, выпустив чуть в сторону дым, так же невозмутимо, словно и не он только что кидался на московских оперативников, старательно нарываясь на обвинение в нападении и препятствовании следствию, продолжил: – Но и тупые местные вправе знать, чего ждать и к чему готовиться, мм-м?
Севостьянова тяжело вздохнула и повернулась к мужчине – она ожидала, что капитан будет недоволен что появлением на его территории следаков из управления, что возможной передачей дела в полномочия Главного управления – это сулило им по меньшей мере частыми приездами все той же Севостьяновой с ее группой, а то и пристальным контролем работы местного отделения вышестоящим начальством. Алена не понаслышке знала, как подобный контроль и любовь рекомого вышестоящего начальства к бюрократическим изыскам может мешать работе, потому к капитану обратилась спокойно, с ноткой понимания в голосе.
– Капитан, опять Вы за свое… Я хоть слово сказала об умственных способностях Вас или же Ваших коллег? Дело не в том, что Вы или же Ваши коллеги не способы раскрыть это дело. Поверьте, я совсем не это имела в виду, капитан, просто… Вы не обладаете, так сказать, всей картиной целиком, чтобы вести расследование, а раскрыть всех обстоятельств я, увы, Вам не могу – тайна следствия и все такое, – думаю, Вы понимаете. Но не буду скрывать – наше появление здесь не случайно и дело это не вписывается в картину обычной смерти от шальной пули или каких-то бандитских разборок. Пока могу сказать лишь одно – это далеко не первое убийство за последнее время в череде подобных ему, и, увы, судя по тем данным, которые у меня есть, не последнее… – устало проговорила Алена и опять потерла переносицу.
Она действительно устала за последние три недели. Эта череда убийств не давала ей покоя, и Севостьянова, в который раз чувствуя, как от ужасного недосыпа – она уже толком не помнила, когда нормально спала за эти недели, и жила, благодаря непомерному количеству кофе и не менее непомерному количеству шоколада – порой у женщины появлялись мысли, что еще немного, и она точно не влезет в форму, однако, радовало как то, что чересчур помешанной на своей фигуре Алена себя никогда не считала, так и то, что природа одарила ее таким метаболизмом, что подруги вечно завидовали женщине, отмечая, что все съеденное ею – а поесть после тяжелой работы Алена любила – словно бы уходило в никуда – и от постоянно меняющейся погоды – вот и сейчас дождик, начавший было опять поливать землю мелкими каплями, вновь прекратился, однако небо то тут, то там освещалось редкими молниями – где-то в висках пульсирует зародившаяся было в затылке боль, что нисколько не радовало Севостьянову. Она помассировала виски и подняла взгляд на Полянского.
– Если же те… – чуть не перешла на менее пафосный и неофициальный тон Алена, но все же вовремя поправилась: – Вас интересуют какие бы то ни было подробности, можете подать официальный запрос в Главное управление – раскрывать ту или иную информацию не в моей компетенции, – она пожала плечами и перевела взгляд на труп – к этому моменту его успели поместить в мешок, и крупные санитары уносили тело в труповозку, а за ребятами, то и дело раздавая какие-то ворчливые комментарии, чинно ступал Острецов. Оставалось лишь дождаться результатов проведенной им экспертизы, и, может, это как-то прояснит дело. Однако, что-то Алене не давало покоя, и она, прикусив нижнюю губу, оглянулась на лес и вновь обратилась к Полянскому: – Капитан, увы, я плохо знакома с местным ландшафтом. В Вашем пролеске есть болота? И еще… насколько местность способствует погоне? – по-хорошему в этот самый лесопарк стоило немедленно же отправить группу для осмотра территории и поиска следов что убитого, что его убийцы, но Алена хорошо понимала, что дождь еще несколько часов назад ливший как из ведра давно смыл все возможные улики, а ночью по такой погоде найти опергруппе вряд ли что-то удастся.
